Портрет уважаемого человека - Отто Штайгер

Бетти была превосходная женщина! Мы очень хорошо понимали друг друга. Только когда я начинал говорить о своих деловых заботах, она пасовала. Правда, слушала всегда внимательно и время от времени вставляла какое-нибудь замечание. Но когда мне случалось по какому-либо поводу просить у нее совета, она отвечала: «Поступай как знаешь! В делах я ровно ничего не смыслю, а ты у меня такой толковый!»

Когда все наши приготовления были окончены, я пошел к господину Блейбтрею и заявил ему, что намерен уйти. Старик был так поражен, даже потрясен, что сначала не мог понять, о чем я говорю. В чем дело? — допытывался он. Может быть, заработок слишком мал? Он готов платить больше. Я отвечал уклончиво. Мне было его немного жаль: мой уход действительно был тяжелым ударом для дела, тем более что совсем недавно Блейбтрей уволил Целлера. Но не мог же я, в конце концов, с этим считаться! Я должен был ковать свою судьбу и поэтому наотрез отказался остаться до тех пор, пока мой преемник освоится как следует со своими обязанностями. Если бы Блейбтрей знал тогда, скольких клиентов он со временем потеряет из-за меня, он протирал бы очки с еще более огорченным видом.

И вот свершилось! Настал великий день! Уже с утра, едва я проснулся, меня пронзила мысль: «Сегодня ты станешь женатым человеком!»

Солнце ярко сияло, и все под голубым небом казалось праздничным. Я был готов раньше времени, сидел в крахмальной сорочке и едва мог дышать, так сжимал мне шею воротничок. Я ждал. Наконец кучер окликнул меня с улицы: «Э-гей!»

Внизу неподвижно стояли великолепные белые кони с плюмажем на головах. Из коляски мне кивала Бетти. Я сбежал по лестнице, сел рядом с невестой, и мы покатили в мэрию. За нами в двух экипажах следовали родственники Бетти и мой брат с женой.

Мы сидели молча, рот Бетти улыбался, но глаза глядели серьезно. Она была подавлена торжественностью этого часа. Я тоже пытался отрешиться от будней и проникнуться тем мягким молитвенным настроением, какое приличествует нам в великие минуты жизни. Но напрасно! Месяцем раньше я открыл свое собственное дело. И хотя началом я мог быть доволен, все же многочисленные заботы держали меня в плену и не давали сосредоточить мысли на сидевшей рядом со мной красивой молодой женщине.

Чиновник выполнял свою обязанность с серьезностью, свойственной людям этой профессии. Он спросил Бетти, хочет ли она взять меня в мужья, и она твердо ответила «да». Потом он спросил меня, и я тоже сказал «да», но постарался тоном подчеркнуть, что вся эта канитель не может заставить меня забыть о бессмысленности проделываемой церемонии.

У входа собралась кучка детей, моя теща раздала им леденцы, и после этого мы поехали в церковь. Там тоже все сошло отлично. Когда мы рука об руку поднимались по широкой лестнице, навстречу нам лились звуки органа, а наверху нас поджидал причетник в парадном облачении.

В большой пустой церкви мы с Бетти сели на переднюю скамью, как нас за несколько дней до того научил пастор. Вплотную за нами расположились остальные, и мы молча ждали, пока не кончится музыка. С последней нотой в церковь вошел пастор со строгим, одухотворенным лицом и медленным, величавым шагом прошел к кафедре. Все умолкли, и торжественность обстановки осенила мою душу, подобно незримым ангельским крыльям. На несколько часов я забыл о делах. За мной сидел отец Бетти, страдавший астмой. Я слышал, как он со свистом втягивал воздух, и старался соразмерять с ним свое дыхание.

Пастор заговорил красиво и серьезно. Я верю, что он говорил искренне. Потом он соединил наши руки и во имя господа дал мне Бетти в жены. Теща начала громко всхлипывать. А я подумал: «Сегодня все и вправду прекрасно».

Я предпочел бы справить свадьбу попроще — без экипажа, званого ужина и тому подобного. Но Бетти решила: «Нет! Женятся только раз в жизни. Пусть же все будет как полагается!»

А раз она за все платила, я не возражал. Но должен признаться: меня покоробило, когда я заметил, как мой брат опрокидывает один бокал вина за другим, и я сказал ему:

— Вино, видно, хорошее!

Но он уже настолько был пьян, что не понял намека. А невестка тотчас же подпустила мне шпильку:

— А тебе жаль? — спросила она.

Бетти ответила за меня:

— Нет, нет! Пейте и ешьте досыта и веселитесь! Сегодня пусть каждый будет счастлив, потому что счастлива я!

Вечер и в самом деле вышел веселый, и никто даже не подумал уходить, пока Бетти наконец не зевнула и не сказала, что она устала. Тогда мы с ней поехали домой. А гости еще остались допивать вино, смеяться и чокаться за наше счастье.

Когда мы подъехали к дому, когда я достал ключ и отпер нашу квартиру, мной овладело какое-то особенное чувство.

— Итак, это теперь наш дом! — сказала Бетти, и я кивнул.

Она обвила руками мою шею, поцеловала меня и торжественно произнесла:

— Мы здесь никогда не будем ссориться, правда? Никогда! Обещай мне!

Я обещал, хотя и не верил в это. Потом я осторожно высвободился из ее объятий и вошел в свою контору. В одной из наших трех комнат мы устроили спальню, в другой — столовую и гостиную и в третьей — контору. Я остановился, глядя на письменный стол и полки для документов. Пахло новой мебелью, и я подумал: «Здесь ты будешь зарабатывать деньги. Отсюда начнешь завоевывать мир!»

Бетти подошла и остановилась за моей спиной.

— Нравится тебе? — спросила она.

Я только кивнул. Мои мысли уже сосредоточились на делах, и я обдумывал, что мне надо выполнить завтра.

Бетти открыла балконную дверь и сказала:

— Выйди, подыши воздухом! Чудесная ночь!

Я подошел к ней. Она взяла меня за руку и прильнула ко мне.

— Мог бы ты сосчитать все звезды? — спросила она.

— Нет, — ответил я, мысленно беседуя с заказчиком, и добавил: — Завтра я должен посетить фирму «Келлер и компания». Они не ответили на мое предложение.

Бетти поцеловала меня.

— Не думай сегодня о делах, — сказала она с легким упреком. — Но я люблю тебя таким, какой ты есть.

Так началась моя совместная жизнь с Бетти — счастливейшая пора в моей жизни. Мы любили друг друга нежно и пылко, мы всегда искали случая сделать другому приятное. Бетти из-за своего состояния быстро уставала, и я часто после еды укладывал ее в постель, а сам усердно мыл посуду, скреб в кухне пол, приводил в порядок всю квартиру и чувствовал себя как рыба в воде. Мы целовались, шептали друг другу милые, глупые слова, какие раньше никогда не приходили мне в голову. Когда я работал у себя в конторе и слышал, как Бетти, напевая, возится в кухне, я каждый раз испытывал какой-то внутренний подъем и говорил себе: «Ты должен преуспеть, должен подниматься все выше и выше! Ради Бетти и твоего ребенка!»

Оба они в моем сознании начали сливаться в нечто единое. Я не мог подумать о ком-либо из них без того, чтобы другой не выступил и не шепнул: «А я ведь тоже тут!» Во время деловых поездок, томимый одиночеством, я мог вести с Бетти и с ребенком, которого она носила, долгие и веселые разговоры. А вечером, возвращаясь, усталый, домой, я глядел в милое бледное лицо Бетти и спрашивал:

— Что ты сегодня делала?

Она улыбалась смущенно и отвечала:

— Убирала, немного вязала и долго сидела, ничего не делая. Просто сидела на стуле и думала о тебе и о малютке. Я ленива! Ленива, как видишь, нечего греха таить. Мне, право, стыдно. Ты работаешь целый день, а я вот сижу и благоденствую.

— Милая детка, — отвечал я, — милая детка! — И притягивал ее к себе. — Ты должна больше бывать на свежем воздухе, тебе полезно.

Часами могли мы в ту счастливую пору — пору расцвета нашей любви — обсуждать, как назовем мы ребенка. Наконец подобрали имя, и мне стало даже жаль, что кончились эти разговоры. «Теодор, если будет мальчик, и Клементина, если девочка». По какой-то причине Бетти хотела дать девочке французское имя.

Тем, как развивалось начатое мной дело, я тоже мог быть доволен. Мне не нужно было, как другим начинающим, мучительно выискивать заказчиков и приманивать их особенно выгодными предложениями. Прежде всего я посетил те фирмы, с которыми был знаком по своей деятельности у Блейбтрея. Обычно я при этом получал заказы, правда вначале очень скромные. Но, так как я всегда прилежно работал — будь то в разъездах или у себя в конторе, — мне вскоре удалось создать значительный круг заказчиков. Особенно я следил за тем, чтобы торговля шла только ходким товаром, и через два-три месяца уже начали поступать повторные заказы. Правда, я прекрасно понимал, что должен еще значительно увеличить оборот. В качестве перепродавца я ведь не мог рассчитывать на такую прибыль, как фабрикант. Поэто^ му целью моей было со временем самому обзавестись машинами. Но к осуществлению этого плана я мог бы приступить в лучшем случае лет через десять. Ведь каждая машина стоила целое состояние, а кроме того, нужно было иметь в распоряжении огромный оборотный капитал. Все же моя цель всегда стояла перед моими глазами и с такой же энергией, как мысль о Бетти и ребенке, заставляла меня работать не покладая рук.