Практические занятия по русской литературе XIX века - Элла Войтоловская

Достоевский использует почти все существовавшие до него литературные жанры. Последовательность перехода от одного к другому говорит о том, что он ищет возможно более органического и законченного сочетания объективного смысла и субъективного освещения его в своих произведениях.

Роман Достоевского складывался под влиянием традиций не только русской, но и мировой литературы. Возможно, именно поэтому он оказывал и продолжает оказывать воздействие на творчество писателей не только у нас, но и за рубежом. В черновиках «Преступления и наказания» упоминаются Ж. Занд и Шарль Нодье с романами «Ускок» и «Жан Сбогар», Вольтеров «Кандид», Фонтенель. Достоевский изучает и анализирует не только современную действительность, но и литературные типы, созданные до него (Пушкиным, Тургеневым, Гоголем, Ж. Занд, Ш. Нодье, Гофманом и др.), философские и политические идеи своего времени и своих предшественников.

Именно потому* что в черновиках Достоевского проясняется путь к созданию нового романа, процесс развития идеи и ее воплощения, мы начинаем изучение романа «Преступление и наказание» на практических занятиях с его творческой истории. Предлагаем одному из студентов, используя недавно переизданные черновики романа (и помещенную там же статью Л. Д. Опульской «История создания романа»[157]), подготовить доклад о том, как складывался замысел нового произведения Достоевского и как он развивался под пером писателя.

Изучение творческой истории позволяет представить роман «Преступление и наказание» как динамическую структуру, все части которой взаимосвязаны и соотнесены друг с другом. Изменение одной из них влечет за собой с неизбежностью преображение целого. В творческой истории произведение предстает как художественное единство, а основная мысль автора — в движении и развитии[158].

Работа над творческой историей произведения служит как бы вступлением к анализу романа. Стараемся так ее провести, чтобы наметились нити, которые можно было бы «собрать» при обращении к основному тексту произведения. Без помощи преподавателя студенты не смогут через творческую историю подойти к анализу романа. Они не очень свободно владеют материалом произведения, и им не удается сравнительный анализ заметок, набросков и окончательного текста. Изложив факты творческой истории произведения так, как они предстают в публикации, студенты в очень немногих случаях делают экскурсы в окончательный текст. Провести полный сопоставительный анализ помогают вопросы преподавателя.

Студенты с большим интересом воспринимают то новое, что узнают об истории создания «Преступления и наказания». Некоторые спорные вопросы разрешаются в процессе изучения творческой истории произведения, другие, напротив, возникают и требуют ответа.

Для изучения творческой истории романа предлагаем следующие вопросы:

1. Какая внутренняя связь существует между замыслом романа «Пьяненькие» и романом «Преступление и наказание»?

2. В каком направлении развивается характер Раскольникова? Как это влияет на смысл романа?

3. Как складывается история отношений Раскольникова и Сони в различных редакциях романа?

4. Какое место в первоначальном плане романа и заметках к нему занимали Свидригайлов и Соня и какое — в окончательном?

5. Как изменяются характеры Разумихина и Порфирия Петровича?

6. Почему Достоевский переходит в изложении событий от первого лица к третьему?

7. В каком направлении идет шлифовка романа в последующих его изданиях (очень кратко)?

Сообщение об истории создания «Преступления и наказания»

На первый взгляд, роман «Преступление и наказание» очень отличается от замысла романа «Пьяненькие», в центре которого находилась история семейства Мармеладовых. Первый воспринимается как суровое обвинение обществу и человеку, захотевшему встать над ним, второй — как мелодраматическое повествование о «забитых людях». Но это только на первый взгляд. Идея преступления и наказания пронизывала и роман «Пьяненькие» с его «грешниками поневоле», мучающимися злом, которое они совершают, с их жаждой искупления, очищения, облегчения собственной совести. В исповеди Мармеладова в одном из ранних набросков романа, написанных еще от первого лица, как в Микеланжеловской фреске «Страшный суд» (в Сикстинской капелле в Ватикане), слышится*и отчаяние от сознания непоправимого греха, и надежда на прощение, и мольба о спасении, обращенная к богу, и страх перед его непреклонностью, а главное — жажда безгреховности, надежда на возвращение утраченной чистоты совести, на облегчение от душевных мук.

В воспоминаниях Раскольникова (в раннем варианте) появляется «чиновник с бутылкой» со словами: «Никто не выдержит презрения к самому себе… Мы бедные, мы павшие, мы погибшие. Пусть, пусть, пусть мы погибли! Но, милостивый государь, кто ж пожалеет нас? Ведь надобно, чтоб пожалели о человеке! А о нас, о нас, кто пожалеет нас, бедных, погибших, оскотинившихся» (493—494). Именно с темой «пьяненьких» входит в «Преступление и наказание» мотив всеобщности страданий, невольного зла и жажды духовного возвышения. Тема «пьяненьких» создает не только фон для преступления Раскольникова, она впервые вводит в роман мотив суда божеского и совести в противоположность юридическому и человеческому.

Мармеладову поручает Достоевский сказать о главной причине преступления. Она состоит в том, что «человеку некуда идти», хотя чудом уцелевшая среди всеобщего хаоса душа его требует выхода за пределы мизерности и меркантильностн существования. («Одного существования ему было мало», — сказано о Раскольникове в окончательном тексте романа). В основе преступления лежит конфликт человека с обществом. Отсюда высший суд человека — его собственная совесть. Возмездие в нем самом. Общество же, скомпрометировавшее себя отсутствием права, закона, нравственности, идеалов, не может судить преступника. Этой мыслью Достоевский в какой‑то мере предвосхитил взгляд Л. Толстого на происходящее в романах «Анна Каренина», «Воскресение».

Именно об этом Достоевский писал М. Н. Каткову в сентябре 1865 г.: «В повести моей есть кроме того намек на ту мысль, что юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти потому что он и сам его нравственно требует.

5)то видел я даже на самых неразвитых людях, на самой грубой случайности. Выразить мне это хотелось именно на развитом, на нового поколения человеке, чтоб была ярче и осязательнее видна мысль. Несколько случаев, бывших в самое последнее время, убедили, что сюжет мой вовсе не эксцентричен…»[159]

Таким образом, вопрос о праве суда над преступлением и над теми, кто произносит приговор, проверка приговора с точки зрения высших законов, нравственных и человеческих, представляется Достоевскому главным стержнем романа. Лежащая в основе романа мысль пережита и выстрадана человеком, который был объявлен преступником, осужден на казнь и прошел через каторгу. В ней соединяется и личностное и общечеловеческое, и субъективное и объективное.

Основная мысль романа претерпевает развитие и изменение. Первоначально Мармеладов с его страстным желанием увидеть суд праведный, в котором были бы взвешены не только грехи, но и страдание за них, с его надеждой за душевные муки получить прощение сближается с Раскольниковым. В «Первой записной книжке» рядом с призывом Мармеладова пожалеть «пьяненьких» стоят и слова Раскольникова, мечтающего увидеть сострадание к преступнику: «Ну а пожалеет‑то кто? Никто? Никто? И меня, убийцу подлога и низкого, смешного и сребролюбивого, именно этого‑то пожалеть! Есть ли кто таков во всем мире? Есть ли кому пожалеть? Никто, никто! Никто! Да и невозможно это!» (495).

На следующей стадии романа внутренний сюжет его был выделен Достоевским в самом заглавии: «Под судом». В этой редакции романа основная мысль несколько изменилась. Теперь уже Мармеладов не просто надеется на прощение грехов за перенесенные страдания, но понимает, что неизбежно «наказание», потому что велика вина перед другими и ответственность за зло, им причиненное. В исповеди Мармеладова появляются новые нотки: «Да! Меня жалеть не за что, правда! Меня распять надо, а не жалеть! распять. Но распни, судья, распни и пожалей его!» (518) (курсив наш. — Э. Р.).

В этой редакции романа видоизменено и обращение Раскольникова: «Молитва его по приходе от Мармеладовых: кратко — Господи! Если это покушение над старухой слепой, тупой, никому не нужной, грех, после того что я хотел посвятить себя, то обличи меня» (526) (курсив наш. — Э. Р.). Постепенно ответственность человека за преступление увеличивается и напряженность авторского суда над ним усиливается. В окончательном варианте романа мотив осуждения за преступление выделен еще более. Обращение Раскольникова к богу снято совсем, его горестные сетования о том, что никто не пожалеет его, преступника, тоже устранены, а в исповеди Мармеладова подчеркнута не надежда на прощение, как в первом варианте, а мучительная жажда принять наказание. «Меня распять надо, распять на кресте, а не жалеть!» Но распни, судия, распни и распяв пожалей его! И тогда я сам к тебе пойду на пропятие, ибо не веселья жажду, а скорби и слез…» (22). (Мы выделяем слова, вновь введенные Достоевским, усиливающие сознание преступником своей вины и глубочайшей меры ответственности)[160].