Судьба (СИ) - Дарк Чеслав

Лея грустно улыбнулась и осторожно погладила меня по лбу, немного взъерошив волосы.

— Это очень хорошее качество — испытывать жалость к своему врагу. Ты можешь гордиться этим.

— Нечем тут гордиться… У меня было ощущение, что я стреляю в человека.

— Но это не человек, Слейвин, это твой враг. Этот враг угрожает твоим близким, твоя семья у него в заточении и твой мир под угрозой уничтожения.

— Ты говоришь, прям как Танк. — Горько усмехнулся я.

— Наверное. — Кончики ее пальцев осторожно скользнули по моей щеке. — Ты великий воин, поверь в это. Но чтобы быть им, ты должен найти в себе силы, должен переступить этот порог. По-другому просто нельзя.

— Да, я знаю.

— Я знаю, что ты знаешь. — Девушка тепло улыбнулась. — А теперь ступай, тебе нужно отдохнуть.

Я встал, пошел к выходу, но остановился. Противоречие жгло меня изнутри, мне нужно было хоть как-то избавиться от него. Поэтому я повернулся и тихо произнес:

— Ты права, это не человек. Они те, кем человеку стоило бы быть.

Лея опустила голову, но я видел то же самое противоречие в ее глазах.

— Да. — Прошептала она. — Я знаю.

С этими мыслями и косыми взглядами окружающих я прожил еще несколько дней. Ни с кем не общаясь, практически не выходя из комнаты, изредка позволяя заглядывать к себе только Лее. Она… они все были правы. Я очень хорошо помнил день вторжения. Все те ужасы, что творились тогда вокруг. Знание того, что мои родные могли томиться где-то в уголках этой громадной башни или, просто погибли под бездушным обстрелом, постоянно сверлило мне мозг. А тела товарищей, зачастую в ужасном состоянии, принесенные после стычек с Фантомами, только усугубляли мрачную картину. Все это, разумеется, подогревало во мне гнев, ярость и, что самое страшное, ненависть…

Вообще ненависть поганая штука. Кто бы что ни рассказывал про праведную, справедливую ненависть, это все хрень. Самая хреновая хрень, какую можно себе только представить. Ненависть еще худший советчик чем страх, я так думаю. Было плохое, было ужасное, я не спорю, но я видел то, что я видел. В те месяцы, что нас готовили, мы постоянно просматривали видеозаписи с поля боя. Как я уже говорил, Лея с Танком придумали крепить маленькие камеры на жилеты солдат. Используя полученные в бою данные, мы могли изучать тактику врага. Именно это во многом и помогло нам столь блестяще показать себя на первом персональном задании. Не скрою, я просматривал видео-файлы тщательней всех. И я все видел… Они никогда не стреляли в спину. И ни разу не добивали того, кто потерял оружие и способность обороняться. Вернее, добивали, конечно, но без той жестокости, без того наслаждения, которое присуще человеку. Они были жестокими инопланетными захватчиками, убийцами без сомнений, но они не были лишены благородства. Так мне думалось. Я наблюдал за этим и с экранов мониторов и на групповых операциях, где нас, новичков, держали на подхвате. И теперь, неделю спустя после нашего первого задания, я все еще просыпался в холодном поту, а из глаз моих сочились слезы… Можете смеяться, крутить пальцем у виска и твердить, что на моем месте поступили бы совсем иначе. Многие из моих друзей по убежищу так и делали. Но на это, я отвечал им и отвечу вам — есть прекрасная вещь, проповеданная две с лишним тысячи назад, в крохотном городке, в пустыне. Имя ей Любовь, а одно из названий — Сострадание…

Как бы там ни было шло время. Побыв в одиночестве, перенеся не один десяток нарядов вне очереди и других трудовых повинностей, я заработал второй билет. Меня простили. Ну как простили, хотя бы снова стали здороваться. Уже этого было достаточно. А еще через несколько дней мы получили второе задание. По его результатам, победителем по количеству убитых стала моя винтовка. Лея потом шепнула мне, что если бы история повторилась, Танк просто бы вышвырнул меня из убежища и все. Она была рада, что я справился. А я… Жизнь продолжалась.

Продолжалась… И время шло. Конец апреля, за ним и май угасал. Задания давали все чаще, они становились все сложнее. И мы становились лучше, мы были лучшими. Но, несмотря на слаженную работу в отряде, дома мы держались подальше друг от друга. Как-то так сложилось — Данте проводил все время с Тэкео. Либо они тренировались, либо предавались философии востока, либо делали все одновременно. Тэкео старался добиться от Лешки максимальной виртуозности в работе с клинком и это ему удавалось. Порой Данте развивал такую скорость, что оружия и рук вовсе не было видно. Меч буквально растворялся на глазах, и были слышны лишь звуки рассекаемого воздуха. Этому способствовал огромный рост и длинные руки Данте. Саня стал приближенным Танка. Они настолько породнились, что зачастую запирались в комнате и распивали найденный в ходках алкоголь, курили дорогие сигареты и мечтали о том, как они будут отрываться после победы. Катя была с Лешкой, в те редкие моменты, когда он не был с Тэкео. В оставшееся время она занималась уборкой, следила за посевами, запасами продовольствия, по мелочи помогала Лее. Рика общалась со всеми, но и часто проводила время одна, сидя в общей зале с видавшей виды книгой в руках. Лея постоянно подначивала меня подойти к ней, но я все не решался. Я вообще практически ни с кем не общался. Когда возвращались с задания, я быстро уходил в свою комнату, падал на жесткую кровать и… ни хрена не делал. Оглядываясь назад я понимаю, каким придурком был и как глупо разбазаривал свое время. Но тогда, мои душевные переживания типа «Ах, я так ее люблю, а она не замечает этого!» или «Я буду холоден как лед, добьюсь успеха. Стану лучшим и она обратит на меня внимание!», казались мне вполне себе здравыми. По вечерам, когда основная масса народу отчаливала в горизонт, я приходил к Лее. Это случалось не часто, но когда звезды сходились и нам никто не мешал, мы разговаривали. Обо всем и ни о чем. С моей стороны в этом была некоторая корысть, ведь это было так здорово, видеть, как Лея на меня смотрит. Мне казалось, что ни один человек на всей планете не верил в меня так, как верила она. Это придавало мне сил. Действительно, Лея здорово поднимала мою самооценку. И я немного радостнее смотрел на мир.

Пришло лето. К середине июня наш отряд завоевал пальму первенства в негласном состязании убежища. На нас было больше всего убийств, разрушенных конвоев и аванпостов, сбитых летательных аппаратов. Было приятно видеть улыбки на суровых лицах жителей базы. За нас искренне радовались, и мы, на волне опьяняющего успеха и торжества, испытывали тепло в душе. Эти люди в грязных одеждах стали нашей семьей, старая электростанция нашим домом. В сердцах загоралась надежда, вера в лучшее и стремление это лучшее приближать. Работать стали с удвоенной силой. Мы даже начинали осторожно верить, что сможем победить…

Это было второе воспоминание, навсегда врезавшееся в мой мозг. Окончательно развеявшее все благородство, которое я приписывал нашим захватчикам… Ко второй половине июня было собрано достаточно разведданных, чтобы хоть как-то приоткрыть завесу над намереньями врага. В городе, как раз там, где торчала их башня, велась какая-то активность. Что именно происходило, мы не знали. Хоть что-то увидеть или рассмотреть было невозможно — слишком плотный слой охраны. Ближе чем на три километра к городу было не подойти. Но нам необходимо было попасть туда и выяснить всю правду, поэтому количество диверсионных операций возросло. С ними возросли и риски, но выбора у нас не было. Наши действия становились все более дерзкими, мы даже стали приближаться к городу при свете дня, мы все чаще взрывали корабли пришельцев, все чаще устраивали перестрелки с патрулями, разрушали все больше постов, упиваясь радостью мелких побед. Но это были лишь крохотные битвы, на огромном поле войны. Скрины очень доходчиво напомнили нам, что люди далеко не венец творения… Девятнадцатое июня, да именно этот день. Все жители базы собрались на завтрак. Гул голосов, лязг ложек и тарелок, общая симфония звуков столовой, и она создавала какую-то теплую домашнюю атмосферу. На тот момент мы одержали достаточно побед, чтобы начать верить в лучшее. Но когда пол под ногами затрясся, а с потолка посыпалась пыль, вера в лучшее улетучилась. Обмершие от страха, в первую секунду мы надеялись, что это был лишь толчок земной коры, но когда удар повторился, а за ним еще череда, надежду унесло как пыль ветром. Два самых больших робота пришельцев бомбили внешнюю часть базы, пока толпы десанта прорывались внутрь. Их было несколько десятков, против них полтораста мужчин и женщин, которых застали врасплох. Все бились с остервенением, но проиграли… Я хорошо помню тот день, то утро… то проклятое утро… С потолка падали глыбы — куски разрушенных бетонных плит, всюду летали спирали из оружия пришельцев и валились трупы наших друзей. Я видел, как они тонут в затхлой воде, как их намертво припечатывают к стенам инопланетные выстрелы, как тела разрывает на куски. К тому времени я видел смерть много раз. Еще больше приносил ее. Но… это было тяжело. Отупевший от ужаса и отчаяния, ничего не понимая, не способный пошевелиться из-за онемевших мышц, я просто стоял и смотрел как гибнут люди… Рыки врага, ревы отчаянного сопротивления, крики боли, возгласы смерти и все шумы войны объединились воедино тогда и били по ушам… Думаю именно тогда мы по-настоящему повзрослели, немного съехали с катушек, сломали свою юную психику… Тэкео погиб у Данте на глазах. За короткий срок он заменил юноше отца и лучшего друга в одном лице. И в мгновение ока погиб, пораженный светлой спиралью, разорвавшей его грудную клетку со спины. Я видел Данте, он был совсем рядом, пытался спасти своего учителя. Но его остановили обильные алые брызги. Глаза неестественно посерели, когда капли обжигающей крови тяжело падали на кожу. Лицо вспорола гримаса, описать которую я не смогу и не сумею забыть… Некоторые пытались спастись выбегая наружу, но погибали как крохотные букашки, под тяжелыми ногами огромных боевых машин. Убежище отбивалось во всю силу, но это была бойня. Почти каждую неделю кто-то погибал, за несколько месяцев мы схоронили почти пятьдесят человек, но то, что творилось тогда… Лея, единственная сумевшая справиться с эмоциями, умудрилась заставить всех нас бежать к коллекторам в глубине станции. Обливаясь слезами и почти ничего не соображающие, мы долго ползли по трубам, охраняемые едва держащимися Леей и Танком… Когда мы вынырнули в реке, проплыв через водоприемник, враг не мог нас заметить. Зато мы хорошо слышали грохоты взрывов и выстрелов и четко выделяющиеся на фоне светло-серых облаков столбы черного дыма… Там гибли наши друзья, там гиб… наш… дом…