Погоня за ветром - Олег Игоревич Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тут иная ещё думка у меня есь, — подперев щёку рукой, промолвил Тихон.
— Что тебя мучит? — насупил брови Низинич. — Ты говори, не бойся. Когда выговоришься, всегда легче.
— Да не по нраву мне всё се — следим за кем-то, наушничаем. Князь Лев, князь Шварн! А что там у кого из них на уме — бог весть. Вот и не ведаю, право слово: добро ли, зло ли творим!
— Это ты зря. С князем Львом обошлись несправедливо. Вот ты был в Холме, видел князя Шварна. Ну и что: достоин он столы галицкий и холмский держать? Молчишь. Вот так-то.
Разговор товарищей оборвал показавшийся в дверях молодой Мирослав.
— А, Низинич! Здрав будь, отроче! — приветствовал он Варлаама. — Я уж прослышал, что ты из ляхов воротился. Князь-то как? Хвалил тебя небось?
— Не ругал, и на том спасибо, — рассмеялся Варлаам. — Вроде бы всё по его наказу сотворил.
…Прошла неделя, другая. Шварн во главе галицкой рати выступил в поход на ляхов, но никаких вестей о нём до Перемышля не доходило. Заметно встревоженный этой затянувшейся тишиной Лев в конце концов не выдержал. Вызвав к себе Мирослава, Тихона и Варлаама, он велел им тайком пробраться в Польшу.
— Проведайте, не сговаривается ли он супротив меня с палатином. А может, что не так створилось, может, побил Шварн ляхов? В общем, прячьтесь по лесочкам, за шляхом следите, крестьян местных вопрошайте. Ну, ступайте.
…Осень уже заканчивалась, но снег, выпавший накануне, стаял, пригревало слабое солнце. В тёплом, подбитом изнутри мехом плаще становилось жарко, Варлаам после недолгого раздумья снял его и остался в коротком зипуне[108], надетом поверх тонкой кольчуги. Вскоре его примеру последовал и Мирослав.
Трое вершников петляли по лесным тропинкам и постепенно взбирались на кручу, откуда хорошо просматривалась знакомая Варлааму по прошлой поездке дорога.
Ночь они провели в лесу, спали, укрывшись лапником, Варлаам до утра так и не сомкнул очей, с завистью слыша лёгкое похрапывание Тихона.
Едва занялась на востоке алая заря, Мирослав поднял товарищей и повёл их через густой перелесок к круто нависающему над шляхом скалистому утёсу.
— Топерича чур не шуметь, не болтать, — предупредил он. — Тут дозоры Шварновы хорониться могут.
По знаку Мирослава путники спешились и повели коней в поводу. Выбравшись из сосняка, они оказались на ровной каменистой площадке. Оставив на опушке коней, отроки, пригибаясь к земле, пробрались к самому краю обрыва.
— Гляди! — указал Тихон.
Среди тёмной зелени леса внизу были видны булатные шеломы воинов. Мирослав, присмотревшись, прошептал:
— Похоже, ляхи. Шеломы плосковерхие.
Слова его прервал вдруг донёсшийся с равнины протяжный гул. С севера-востока к дороге подступала большая кольчужная рать. Над головами мечников реяли хоругви[109] с орлом.
— Это галичане, — узнал Варлаам.
Навстречу наступающим из лесу с двух сторон выскочили польские ратники. До слуха Низинича донеслись крики, лошадиное ржание, раздался скрежет оружия.
— Сшиблись, — промолвил Мирослав.
Ляхи обходили войско галицкого князя с обоих крыльев. С кручи Варлааму и его товарищам была в утреннем свете хорошо видна вся картина разворачивающегося сражения.
Вот появился знакомый Низиничу палатин в кольчатом панцире, рядом с ним Варлаам узнал по золочёным доспехам князя Болеслава. Щиты их украшал герб Пястов[110] — белый сокол на красном фоне. Взмахнув кольчужной перчаткой, Болеслав дал знак к атаке. Конница ляхов метнулась вдоль правого крыла и, лихо развернувшись, врезалась галичанам в тыл. В тот же миг ударили самострелы, всё перемешалось на поле брани, до слуха троих отроков доносились лишь дикие выкрики и звон оружия.
— А татары со Шварном не пошли, — удовлетворённо усмехнулся Мирослав. — Погляди, ни одного татарина нету.
— Да он их и не упредил, верно, — промолвил Варлаам. — В этом он, должно быть, прав. Ибо где татарин, там один разор. Испустошили бы и наши земли, и ляшские.
— Не скажи, — с жаром возразил ему сын тысяцкого. — В такой сече татарские вершники незаменимы. И Бурундай не из тех, кто позволит своим лихоимствовать. У них, брат, порядок в войске. Не такой, как у нас. Дурак князь Шварн! Верней даже не он, — что с юнца взять, — а ближники еговые. Всё по старинке воюют. Тьфу!
Мирослав зло сплюнул и выругался.
Удар ляшской конницы расстроил ряды галицкой рати. Поляки теснили руссов со всех сторон, видно было, как кренится хоругвь с гордым орлом. Вокруг неё шла яростная сабельная рубка.
— Не могу глядеть боле! — признался Тихон, отползая в сторону. — Тако и хощется, право слово, саблю в десницу и сечь ляхов ентих! Ведь тамо, други, наши, русичи! А мы сидим тут, прячемся — да ещё и радуемся! Не, не могу!
Он вдруг выпрямился во весь рост и побежал к коню.
— Стой! Куда ты?! — Мирослав бросился за ним следом. — Я те щас выну саблю! Я те ляхов посеку! Погубить нас измыслил, дурень?
Он схватил взбирающегося в седло Тихона за плащ и свалил наземь. Завязалась драка.
Варлаам, поспевший к ним, закричал:
— Довольно! Прекратите! Остановитесь! Негоже!
Решительно оттащив ярившегося Мирослава от Тихона, который успел уже поставить под глазом у сына тысяцкого здоровенный синяк, он зло процедил:
— Ты, Тихон, что, малец неразумный?! Что тебя в сечу тянет?! Не наше это дело — мешаться в чужие свары! Льву, не Шварну служим! Пошли обратно! Поглядим, чем дело кончится.
Он едва не силой потащил обоих к краю обрыва. Мирослав молча скрипел зубами и косился в сторону Тихона, который, стиснув в деснице рукоятку сабли, кусал в отчаянии усы.
— Да что мне там, Шварн, Лев! — вскричал он. — Наших, русичей, православных вороги иноземные рубят, вот что!
— Молчи! — оборвал его Варлаам.
На душе у него было гадко, мерзко. Он знал, понимал, что Тихон, в сущности, прав. И думалось с горечью и каким-то недоумением даже: вот он, Варлаам, сын Низини из Бакоты, тоже русич, но до нелепой выходки Тихона ничего не шевельнулось у него в душе, наоборот, он радовался умелым манёврам Болеславовых дружинников. И совсем не понимал он словно, что вот там, под скалами, в эти мгновения простые русские воины, неискушённые в державных хитростях, в кознях
