А до Берлина было так далеко... - Василий Шатилов

Утро 29 июля 1941 года навсегда осталось в моей памяти. Было оно тихим, ясным. Даже не слышно было крика петухов и лая собак в соседних селах Нехворощ и Пешки. Их жители с домашним скарбом и гуртами скота ушли подальше от войны.

Утреннюю тишину нарушил рев фашистского «мессера». На небольшой высоте он начал кружиться над позициями полка Кузнецова, а затем улетел. Минут через двадцать в небе показалась группа «юнкерсов». Они начали обрабатывать наши позиции методично и последовательно. Пропахав бомбами один квадрат, они принимались за другой. На смену первой группе бомбардировщиков шла вторая. И так продолжалось весь день. Казалось, не осталось в поле, где заняли оборону наши люди, ни одного живого человека. И мы с тревогой ждали доклада майора Кузнецова о потерях полка и не сразу поверили, когда услышали по телефону, что убито 15, а ранено 34 человека. Мы ожидали гораздо худшего, предполагали, что от такой никогда не испытанной дивизией бомбежки погибло, по крайней мере, вдвое-втрое больше.

— Уши заложило, ничего не слышу, — пожаловался Кузнецов.

О том, что командир полка действительно оглох, я понял по тому, что он в трубку телефона не говорил, а кричал.

— Держись, Николай Ксенофонтович. Это увертюра, главная музыка впереди, сказал я Кузнецову. — Завтра с утра полезут, а на ночь передышку дадут. Так что пока залечивайте раны.

— Понимаю. Это уж как полагается.

Читатель знает, что в ту пору фашисты воевали по твердо заведенному порядку: днем — бой, ночью — сон.

Как мы и ожидали, немецкая атака последовала на рассвете 30 июля. Вместе с генералом Куликовым мы находились на НП дивизии. Генерал долго молча рассматривал в бинокль окрестности, затем также молча передал мне его и жестом показал — дескать, смотри. Я поднес к глазам бинокль и увидел сквозь облака пыли на дороге, идущей от села Пешки к Нехворощу, нескончаемую колонну вражеских танков.

Генерал Куликов не потерял самообладания, остался, как обычно, невозмутимым и спокойным.

— Противника не считают. Его бьют. Так, кажется, говорил Суворов. Будем драться. Предупредите, Василий Митрофанович, Кузнецова и Кондитерова. Пусть встречают фашистов.

Тотчас же соединился с тем и другим. Они уже заметали фашистские танки и были готовы, как сказал Кондитеров, по-русски угостить гитлеровцев.

Я передал трубку генералу Куликову.

— Вы видите, сколько танков! Всех не подожжете. Об этом и думать нечего. Не подобьете — пропускайте. Далеко не уйдут. Ваша задача: отсечь пехоту от танков. Чтоб ни один фашист не проник через передний край. Ни один! Это прошу усвоить. Приказываю усвоить! И передать всем командирам и красноармейцам.

В минуты, когда враг атакует тебя и ты видишь, что у него больше сил, много значит выдержка, способность подавить смятение и страх перед надвигающейся опасностью и заставить себя действовать рассудительно и спокойно. Люди по-разному ведут себя в бою. Одних опасность подавляет, и они безвольно идут навстречу уготованной судьбе, становятся ее рабами. Другие стараются казаться активными, но активность у них чисто внешняя, она идет от внутренней подавленности и неспособности руководить своими поступками. Подобное состояние у человека бывает, как правило, не от природной трусости, хотя случается и такое. В основном это результат неопытности, необстрелянности. Наша дивизия сравнительно мало участвовала в боях, и вполне объяснимо, что некоторые красноармейцы и даже командиры, как говорится, кланялись каждой просвистевшей пуле. Нужно было время, чтобы личный состав научился правильно вести себя под неприятельским огнем. Бывалый солдат по звуку точно определит место, куда приземлятся снаряд или мина, ближе или дальше, и мгновенно найдет укрытие, если снаряд летит «в самую точку».

Забегая вперед, скажу, что за войну я мало встречал людей, которые бы с первого боя вели себя под огнем как уже обстрелянные солдаты. Но именно к таким людям относился командир противотанкового дивизиона А. Г. Кондитеров. Не думаю, что ему был неведом страх. Людей, не дорожащих жизнью, наверное, на свете не существует. Но Алексей Георгиевич Кондитеров умел управлять своими чувствами и поступками. В час опасности мысль его работала четко, действовал он хладнокровно.

По своей должности я не обязан был находиться во время боя в подразделениях, да и считал, и считаю, что присутствие старшего начальника не всегда помогает командиру, а чаще сковывает его действия, вольно или невольно заставляет действовать с оглядкой. Но сейчас был исключительный случай. Успех боя зависел от артиллеристов противотанкового дивизиона. И я попросил у комдива разрешения отправиться к Кондитерову. Получив «добро», прошел на КП дивизиона, благо он располагался рядом.

Увидев меня, капитан Кондитеров начал было докладывать, но я попросил его заниматься своим делом. Капитан в правой руке держал бинокль, продолжая напряженно следить за продвижением танковой колонны, а левая была поднята над головой. Взмах ее означал сигнал к открытию огня. Телефонист, находившийся рядом, не спускал глаз с поднятой руки капитана.

Вражеская колонна тем временем подходила все ближе и ближе. Вот до нее осталось 500, 400, 300 метров… Вот уже простым глазом можно было рассмотреть жерла орудий, черные кресты на бортах машин. Грохот и скрежет нарастали. По всем правилам нужно было открывать огонь. Но рука командира дивизиона все еще была поднята над головой, и орудия молчали. Меня охватило беспокойство, не упускает ли командир дивизиона нужный момент. Но капитан отлично знал свое дело, выждал, когда до головного танка осталось не более сотни метров, и энергично взмахнул рукой.

— Огонь!

Дружно ударили орудия, и через мгновение бушующий огонь охватил головную машину. Запылал и четвертый в колонне танк. Для начала неплохо. Даже очень неплохо! Благодаря этому успеху на дороге образовалась пробка, и вражеским танкам потребовалось какое-то время для того, чтобы преодолеть замешательство и развернуться для боя. Умный тактик, капитан Кондитеров навязал противнику свою волю, создал благоприятную для дивизиона ситуацию. Воспользовавшись замешательством фашистов, артиллеристы подбили еще три боевые машины. Но большего пока сделать не успели. Надо отдать немецким танкистам должное: они довольно быстро рассредоточились и, ведя огонь на ходу, пошли па штурм высоты. Я попробовал подсчитать количество атаковавших машин, но быстро сбился со счета: во всяком случае их было не менее 50, по всей вероятности, мы столкнулись с походной колонной, которая не ожидала встретить здесь сопротивления. Фашисты решили, что вчерашняя бомбежка сделала свое дело и обеспечила безопасность марша. Но просчитались…