Единый учебник новейшей истории - Александр Покровский

Чуть не забыл!

Все, что я далее изложу, предназначено в первую очередь дорогому моему сердцу господину Онищенко.

Есть у нас еще, как это ни странно, всякие общественной организации, в которые все еще входят ученые биологи.

Они-то и проводили разные исследования по поводу ГМО. Картина этих исследований, что полотно «Гибель Помпеи», подопытные крысы переставали рожать, у них «летели» печень и почки, они теряли в своем крысином уме и весе.

Господину министру нашего здоровья будет небезынтересно узнать, что эти организации все еще борются на территории России за чистый продукт, за указание на этикетках, что продукт генномодифицированый, за сохранение генофонда отечественных семян.

Но, увы нам, «лобби» у сторонников ГМО очень большое. Один Институт питания РАН чего стоит. Причина? Злые языки, достопочтимый сэр, смеют утверждать, что во всем виноваты гранты. Им американцы дают всякие гранты (а это очень хорошие гранты), а они отрабатывают эти подачки тем, что везде утверждают, что ГМО – не опасны, и их нечего бояться.

А вот ребята из тех замечательных организаций, что те исследования проводили, утверждают, что только в России остался еще не испорченный ГМО генофонд, который всякими извилистыми путями пытаются заполучить западные селекционеры.

Да будет известно нашему медицинскому папе, что в той же Америке магазины с чистыми экологическими продуктами жуть до чего дорогие.

Так что господину Онищенко остается только пожелать, чтоб всю отпущенную ему Богом жизнь, он только и делал, что те ГМО жевал.

Хватит плодить пассионариев! Вдумайтесь: один Фурсенко, другой Фурсенко! Хватит!

А как перестать их плодить? Очень просто: надо сократить количество учителей.

На 200 тысяч. Год учителя был? Был. Так чего ж вы еще хотите? Сократить!

И тогда количество пассионариев достигнет своего оптимума.

Думаете это не логично?

У пассионариев своя логика. Например, говорят одному пассионарию: «У нас не хватает учителей!» а он в ответ: «Сократим их на 200 тысяч!»

И действительно. Что тут все – образование, образование.

Ну, какое у Чингисхана было образование? Никакого. А завоевал полмира, потому как пассионарий – по-моему, с логикой в этом пассаже все в порядке. Как полагаете?

Ах! Умиление, восхищение властью не оставляет меня ни на секунду даже в выходные дни. Господи! Боже! Как хорошо! А потом вдруг – словно хлопнул кто-то в ладоши – и я опять не в себе.

Буква за буквой, строчка за строчкой, шаг за шагом, с осторожностью, с настороженностью, с осмотрительностью, с благочестивыми побуждениями мы движемся вперед.

А где у нас перед, в который мы все движемся?

У нас везде перед. За что ни возьмись.

У нас даже зад считается передом. Такой огромный и темный.

Но светлое? Есть ли у нас прямо сейчас что-то очень светлое?

Господи! Никак не получается собрать воедино свои, разбросанные всюду, мысли, замечания, взгляды и суждения, чтобы сколотить из них устав, руководство к действию.

Я совершенно выведен из себя – взгляд блуждающий, безумный.

Мог бы играть на скрипке, немедленно бы сыграл все 24 каприса Никколо Паганини. Но нет, не тянет. Не тянет ни играть, ни учиться игре на этом инсрументе… инс… инст-трррументе… – вот ведь, и не выговорить сразу!

А все почему? А все потому, что восхищение… восхищение… воc… и хищение. Сначала воc… а потом хищение… сначала всегда воc… и только потом уже хищение…

Нет, не получается. Пойду, упьюсь иммуномодуляторами.

Удивительно! Премьер! Премьер посетил строящийся центр гематологии, онкологии и иммунологии, где он восхитился происходящим и обещал помочь с костным мозгом. Вот ведь… вот ведь… Надо принять успокоительное.

Ой, какая же у вас гниль, господа!

Полковник господин Щербаков или же уже не полковник, но называется это все гнилью. Сгнило у вас все.

Обидно. Очень обидно.

Те, к кому я обращаюсь, знают, что я обращаюсь именно к ним. Гниете вы, господа. С головы и до самого хвоста. Нет у вас стержня.

Да и не было, видимо, никогда. Деньги – это же не стержень.

Вот ведь, позорище-то какое, а? Стыд. Сдало вас это чудище вида ужасного.

И сколько же еще у вас подобных чудовищ, уродливых, бесноватых, подлых страшилищ? Не знаете?

Их у вас легион.

Расскажу одну историю. Жили-были два товарища. Учились они в одном военном училище, на одном курсе, в одной роте. Одного звали в училище Гришей, другого – Вовой.

Должен сказать, что это были не настоящие их имена. Это клички. В училище так принято – тут всем дают клички. Того, что звали Гришей, на самом-то деле звали то ли Гусейном, то ли Хусейном или Ахматом. Но в графе национальность у него значилось «русский» – потому что хоть и был он ликом черен, но в нем самом столько наметалось национальностей с Кавказа, что, в конце концов, написали в графе «русский». Ну, а Вова – это тоже кличка и звали его, кажется Петей, и был он сыном генерала титульной внешности. Почему я тут говорю об этом? Потому что, как вы узнаете ниже, никакого это отношения не имеет ни к чему, и ни на что это не влияет.

Гриша был весельчак, балагур, балаболка, клоун и любимец всей роты. Где только он появлялся – сейчас же там смех, шутки и какие-то глупые выходки. А Вова, напротив, был очень серьезен, да и сын генерала – положение обязывает. Закончилось училище, началась служба. Служили они на Крайнем Севере до самой перестройки, а потом их разбросало. Вову папа-генерал забрал служить в Москву, в одно наше очень секретное и уважаемое ведомство. Грише не так повезло. За ним генерал не стоял, зато за ним стоял весь Кавказ – тут у него было такое количество родственников, что ему не дали пропасть. Уволили Гришу в запас по сокращению штатов, и перепробовал он множество всякого – был и милиционером, таможенником, оперативным работником, служил даже пожарником, а потом отовсюду ушел и занялся он коммерцией – носился по всему Кавказу и России. В одну сторону вез фрукты, в другую – все остальное. И вот дошли до Гриши слухи, что разыскивает его Вова. Гриша слухам внял и с Вовой встретился. Встретились они в каком-то ресторане, в Москве, расчувствовались, обнялись, сели разговаривать.

Слово за слово и тут Вова и говорит:

– Слушай, у тебя же на Кавказе полно знакомых.

– Конечно, дорогой! – отвечает Гриша, – Весь Кавказ. Кавказ подо мною, один в вышине. Что хочешь – бери.

– А с Чечней связи есть? – осторожно спрашивает Вова.

– Конечно, есть! – отвечает Гриша, – Мы же одна страна была. У меня в родственниках, ты себе не представляешь, я только недавно всех нашел. Так вот, у меня в родственниках оказались – армяне, азербайджанцы, лезгины, таты, ингуши, кабардинцы и черти кто.

– А ты, у нас, по-прежнему, русский? – рассмеялся Вова.

– А ты как хотел?

– А как же война?

Надо сказать, что разговор происходил как раз в середине, между первой и второй чеченской войной.

– А что война – тут же стал серьезным Гриша, – Сам понимаешь, стреляли брат в брата. Я потому и ушел, что не хотел стрелять в своих.

– Но связи-то остались? – все допытывался Вова.

– Связи, связи… ну, остались связи, куда им деться? – все не понимал и не понимал его Гриша.

И тут Вова придвинулся к Грише вплотную и сказал:

– Понимаешь, я сейчас сижу тут в одной очень серьезной конторе. Есть некоторые сведения, которые можно хорошо продать.

– Как продать? Кому продать? – Гриша подумал, что он ослышался.

– Так. Ты же бизнесмен. Какая тебе разница что продавать. Вот и продай кое-что в Чечню. Продашь – поделимся.

Вот теперь Гриша понял. Лицом он стал такой красный, что просто кошмар. Он встал и ударил Вову кулаком в лицо, потом он повернулся и вышел.

Так вот, Гриша после этого случая умер от сердечного приступа.

А Вова, как я слышал, до сих пор служит. Генерал уже.

Наш премьер поклонился мощам Иоанна Крестителя в Софийском соборе Святого благоверного князя Александра Невского.

Надеюсь, что он сделал это с радостью, потому что я лично чувствую, как меня эта его радость сначала просто заражает, а потом и переполняет, что в свою очередь приводит в движение сокровенные пружины моего сердца, которое начинает музыкально биться – тин-тилидон, тин-тили-дон – после чего у меня полностью исчезают сомнения в том, что премьер наш кланялся натуральным мощам страдальца Иоанна.

А каким мощам он отвешивал поклоны?

Он отвешивал их фрагментам руки, костям черепа и, знаете ли, зубу.

Видите ли, в мире уже сейчас известно, по меньшей мере, 11 указательных пальцев старины Иоанна, а так же – 12 голов, 7 челюстей, 4 плеча, 9 рук и 8 других, не указательных, пальцев.

И еще о чести и предательстве.

Тут я все чаще слышу разговоры о возрождении воинской чести, офицерской чести и еще о чем-то похожем.

Расскажу только три истории.