История - Никита Хониат

А лишь только наступила весна, он опять занял Пелагонию и, так как ему самому не посчастливилось в сицилийской экспедиции, то он выслал туда одного из знатных и благородных людей, человека предприимчивого, именно Михаила Палеолога, снабдив его большой суммой денег и вверив ему достаточное количество войска. Палеолог, по мысли царя, сначала отправился в Венецию и там нанял войско, а также и из итальянских провинций набрал сильный отряд копьеносцев и затем уже, имея огромные силы, отплыл в Лонгобардию. Здесь, сражаясь с королевскими войсками, он торжествует над ними и венчается блистательными победами, пользуясь во всех случаях помощью и содействием некоего графа Александра, кровного родственника королевского, который недавно передался на сторону римлян за оскорбление, нанесенное ему королем. Вообще, Палеолог постоянно расширял свои завоевания и, щедро рассыпая и раздавая деньги, крайне беспокоил короля и, казалось, готов был нанести ему окончательный удар, когда взял весьма многие из тамошних городов, одни на капитуляцию, а другие приступом. Между прочим он переправил отсюда множество камней и, отославши к царю несколько пленных, укрепил на берегу Егейского моря город, доселе известный под именем Бары и Авлонии.

7. А сам царь, узнав, что владетель Сербии {116} снова на границах злодействует и поступает хуже прежнего, так что даже заключил союз против римлян с соседними пэонийцами, с пренебрежением выступает против них с небольшой частью войска, полагая, что они не в состоянии с ним бороться. Но они выказали неожиданное сопротивление и мужественно встретили предстоящую войну, получив весьма сильное вспомогательное войско от гуннов. В это-то время и Иоанн Кантакузин, вступив в бой с варварами и сражаясь до того, что и сам наносил и принимал удары, потерял пальцы на руках, подвергшись нападению целой толпы сербов. Да и сам царь имел единоборство с архижупаном* Вакхином, человеком богатырского телосложения и с сильно развитыми ручными мышцами. Вакхин ударил царя в лицо и разбил вдребезги опущенную со шлема железную сетку, закрывавшую глаза его, а царь пронзил мечом его руку и, через то отняв у него возможность сражаться, взял его живым в плен. Когда же, наконец, и здесь римлян озарил блеск победы, и варвары рассеялись, подобно тучам, и после неблагополучного начала война окончилась весьма счастливо,— император, еще не стерши с лица пыли после прежнего сражения и еще покрытый горячим потом, идет войной против венгров. Он ставил им в вину то, что они помогали сербам, и хотел воспользоваться отсутствием {117} их защитника, так как король венгерский был тогда вне отечества и сражался с соседними россами. Перейдя реку Саву и вторгшись в Франгохорий (это не ничтожная, но довольно многолюдная часть Венгрии, расстилающаяся между реками Дунаем и Савою, где и построена чрезвычайно сильная крепость Зевгмин, ныне называемая Сирмием), он страшно опустошил тамошние места. Здесь-то один из пэонийцев, при огромнейшем росте отличавшийся и неустрашимостью духа, отделившись от товарищей, стремительно нападает на самого царя; но царь, выдержав его нападение, вонзает ему меч между глаз и лишает его жизни. Взявши множество пленных и захвативши немалую добычу, император возвратился, наконец, в царственный город. Устроив торжественный въезд и растянув его на огромное пространство, он шел по улицам города в великолепнейшем триумфе. Пышность этого торжества возвышали пленные венгры и сербы, одетые не так, как обыкновенно бывают одеты пленники, а в великолепные одежды, которые раздал им царь, чтобы тем славнее казалась победа и тем более дивились ей и сами граждане, и все иностранцы, полагая, будто в самом деле взяты были на войне люди рода знаменитого, на которых стоит посмотреть. Чудным казалось это торжественное шествие еще и потому, что пленники шли не все вместе, а по частям, отделенные друг от друга промежутками, так что зрители легко обманывались и воображали го-{119}раздо большее число их, чем какое было на самом деле.

В это же время и скифы, переправившись через Дунай, стали разорять римские крепости, лежащие на этой реке. Против них был выслан некто Каламан. Но он неудачно повел войну против скифов и потерпел совершенное поражение; полки его были разбиты и потеряли много храбрых людей, да и сам он умер от полученных им смертельных ран. А скифы, разграбив по своему обыкновению все, что попадалось им на пути, и навьючив лошадей добычею, отправились в обратный путь. Для них ничего не стоит переправа через Дунай, они легко выходят на грабеж и без труда возвращаются назад. Оружие их составляют: колчан, повешенный сбоку на чреслах, кривой лук и стрелы. Некоторые, впрочем, употребляют и копья и ими действуют на войне. Один и тот же конь и носит скифа во время тягостной войны, и доставляет пищу, когда разрезают его жилу, а если то кобылица, то, говорят, удовлетворяет и скотской похоти варвара. Для переправы через реку скифы употребляют кожаные мешки, наполненные соломой и так хорошо сшитые, что в них не проникает ни малейшая капля воды. Скиф садится верхом на такой мешок, привязав его к конскому хвосту, кладет на него седло и все военные принадлежности и таким образом, пользуясь при переправе конем, как судно парусом, легко переплывает через всю ширину Дуная. {119}

Между тем Палеолог, которого обвиняли за его беспокойный характер и за бесполезную для римлян расточительность, лишь только вступил в Калабрию — лишен был начальства над войском. На его место послан был Алексей Комнин, сын кесаря Вриенния, двоюродный брат царя по матери, только что возведенный в сан великого вождя. А вместе с ним отправлен был и Иоанн Дука, человек, посвятивший себя и Меркурию и Марсу, так как он тщательно изучил свободные науки, происходил из благородного рода и был хорошо знаком с военным искусством. Прибыв в Сицилию, они сражались с силами короля и много раз одерживали над ними победу в больших морских сражениях, так что корабли королевские развалились и самый Врентисий почти что был в осаде. Но счастье не вполне улыбнулось этим блистательным подвигам, и царь не успел порадоваться как бы следовало приятным известиям. Король, собрав еще большее количество войска и наняв немалое число иностранцев, снова выступил против римлян, желая вознаградить себя за понесенное поражение. Вступив в бой, он действительно одерживает над ними победу, берет в плен обоих военачальников, заключает их в оковы и таким образом в самое короткое время уничтожает все, что римляне приобрели трудом и величайшими усилиями. Слухи и вести об этом уничтожили недавнюю радость Мануила и, как полынное питье, отравили его душу {120} горечью. Естественно, что он не мог перенести этого равнодушно и довольно сильно скорбел. Но он был неробкого характера и не унывал в бедствиях, не увлекался сверх меры благоприятным течением дел, но зато и не склонялся малодушно под ударами несчастья. Поэтому и теперь он мужественно вступил в борьбу с неприязненной ему судьбой, снарядил другой флот и вверил начальство над ним Константину Ангелу, который происходил из Филаделфии от простых и незнатных родителей, но, имея отличный рост и прекрасную наружность, при содействии сватьи-красоты женился на дочери царя Алексея, деда Мануилова, Феодоре. А так как все почти сильные люди и прежнего и нынешнего времени верят, будто на обстоятельства и приключения человеческой жизни имеют влияние разные движения звезд и самое их положение, равно как различные виды планет, их приближение и удаление и вообще все, что говорят болтуны астрологи во вред Божественному промыслу, незаметно вводя судьбу с ее неизбежными и неизменными определениями, то и Мануил употребил всевозможное старание на то, чтобы Ангел выступил в счастливый час, и наконец действительно назначил ему время для выхода. Но что же? Не успело еще солнце склониться к западу, как Константин по приказанию царя возвращается назад. И это потому, что выход был неблаговременный и что Ангел отправился в путь не вследствие действительно благоприятного положения {121} звезд и даже не вследствие точного исследования законов звездного неба, а по указанию пустословов, которые болтают вздор и не умеют приняться за дело как следует и оттого ошибаются в определении счастливого часа. Поэтому стали снова и самым тщательным образом рассматривать звезды, чтобы по ним составить предсказание. Наконец, после долгого над ними наблюдения, исследования и переследования Ангел отправляется в поход, напутствуемый движениями благодетельных звезд. Но это определение благоприятного времени настолько содействовало счастливому обороту дел римлян, исправило ошибки прежних военачальников и вознаградило за понесенные неудачи, что Константин тотчас же попал в руки неприятелей. В то время как он без всякой осмотрительности плыл в Сицилию, его захватили сторожевые сицилийские трииры и привели пленником к королю. А король, похвалив тех, которые захватили такую добычу, и назвав ее прекраснейшей из прекрасных, отдал и его в оковах под стражу.