Просто совершенство - Мэри Бэлоу

– Ничего подобного… – произнесла она и вдруг поняла, какими должны были представиться маркизу события последних десяти минут. У нее дрогнули губы. – Знаете… – признала она, – а вы, пожалуй, правы.

По необъяснимой причине оба сочли ее признание уморительным и дружно покатились со смеху.

– Прошу меня простить, – выговорил маркиз, отсмеявшись.

– И вы меня простите, – попросила Клодия.

– Подумать только, – продолжал он, снова взяв ее под руку и направляясь в глубь столовой, – ведь я мог променять сегодняшний концерт на суаре у леди Флеминг!

Герцогиня Портфри улыбалась и грациозным жестом звала их обоих, а граф Килборн уже поднялся, чтобы придвинуть Клодии стул.

Она так и не поняла, сожалеет маркиз о сделанном выборе или нет, но была рада его приезду. Ему как-то удалось успокоить ее смятенный дух, хотя именно он отчасти был причиной ее волнений. Клодия не могла припомнить, когда в последний раз так весело смеялась.

Ей грозит серьезная опасность, пришла к выводу она, когда уселась, попыталась разобраться в своих чувствах к маркизу и поняла, что он ей нравится.

Мало того, она очутилась в узком семейном кругу, который ей следовало покинуть давным-давно. И винить в возобновившемся чувстве неловкости ей было некого, кроме самой себя. С каких это пор она ищет поддержки и защиты у мужчины?

От таких открытий немудрено пасть духом.

Клодия уснула – признаться, после продолжительного бодрствования – с мыслями о маркизе Аттингсборо, а проснулась, думая о Чарли, то есть о герцоге Маклите.

С самой собой Клодия не лукавила: она и вправду испытывала антипатию к аристократам, в особенности к герцогам. И эту антипатию пробудил в ней не надменный и ненавистный герцог Бьюкасл. Еще до встречи с ним другой герцог испортил ей жизнь.

Чарли Ганнинга она помнила с раннего детства, с первых лет жизни дышала с ним одним воздухом – по крайней мере так казалось ей, когда она обращалась к прошлому. Они были буквально неразлучны с тех пор, как Чарли прибыл в дом ее отца растерянным и несчастным пятилетним сиротой, и до того момента, как двенадцатилетним мальчишкой отправился в школу. И даже после этого они проводили вместе все его каникулы.

Но когда ему было восемнадцать лет, а ей семнадцать, он уехал, чтобы больше не возвращаться. С тех пор и до вчерашнего вечера Клодия с ним не виделась. И ничего не слышала о нем почти семнадцать лет.

Однако вчера он обратился к ней так, словно их отношения не были внезапно и грубо разорваны. Послушать его, так он не чувствовал за собой ровным счетом никакой вины.

«Какой приятный сюрприз!»

«Где ты живешь, Клодия?»

«Где можно тебя навестить?»

Неужели он и вправду счел встречу приятной? Да еще и признавал за собой право навестить ее? Как он посмел?! Семнадцать лет – долгий срок, почти половина ее жизни, но недостаточный, чтобы все забыть. На память она не жаловалась.

Тем не менее Клодия решительно отмахнулась от воспоминаний, переодеваясь к завтраку и собираясь позднее тем же утром навестить мистера Хэтчарда. Эдну и Флору она решила с собой не брать: Френсис и Сюзанна обещали повести девочек в модные лавки за новой одеждой и прочими покупками.

Френсис прибыла в собственной карете и увезла с собой всю троицу сразу после длинного завтрака, а Клодии подали городской экипаж Питера. Он отказался даже слушать ее возражения и уверения, что в такой день приятно пройтись пешком.

– Сюзанна никогда не простит мне, если я отпущу вас пешком, – подмигнув, сказал он. – А ссоры с Сюзанной я не вынесу. Сжальтесь, Клодия!

Проезжая по улицам Лондона, Клодия немного приободрилась, хотя ее и точило беспокойство: она опасалась, что вакансии, найденные мистером Хэтчардом для девочек, окажутся неподходящими. Но в целом Клодию распирало от радости и гордости: к ее самостоятельности добавлены последние штрихи, она преуспела как незамужняя и независимая женщина.

Ей больше незачем пользоваться помощью неизвестного благодетеля, который почти с самого начала делал щедрые пожертвования школе. Письмо для него покоилось в ридикюле Клодии – мистер Хэтчард обещал доставить его адресату. Жаль, конечно, что она так и не узнала имени попечителя школы, но, с другой стороны, он вправе остаться неизвестным, если пожелает.

Школа процветала. Всего за год Клодии удалось купить для нее соседний дом и нанять еще двух учителей. И самое отрадное: количество учениц, которым не приходилось платить за обучение, увеличилось – теперь их было не двенадцать, а четырнадцать. А школа даже приносила скромный доход.

Ближайший час не сулит никаких неожиданностей – так думала Клодия, когда кучер Питера помог ей выйти из экипажа и она поднялась на крыльцо конторы мистера Хэтчарда.

Меньше чем через час Клодия вихрем вылетела из конторы. Кучер виконта Уитлифа спрыгнул с козел и открыл перед ней дверцу экипажа, но она отдышалась, чтобы сообщить, что пойдет домой пешком. От волнения ей не сиделось на месте. Но не успела Клодия заговорить, как ее окликнули по имени.

Обернувшись, она увидела восседающего верхом маркиза Аттингсборо с графом Килборном и еще одним джентльменом. Клодию заметил и окликнул маркиз.

– Доброе утро, мисс Мартин, – произнес он, подъезжая поближе. – Удачное выдалось начало дня?

– Еще чуть-чуть – и гнев сорвет с меня шляпу, лорд Аттингсборо, – призналась она.

Он поднял брови.

– Домой я дойду пешком, – сообщила она кучеру. – Спасибо, что дождались меня, но теперь можете возвращаться.

– Позвольте сопровождать вас, мэм, – произнес маркиз.

– В компаньонах я не нуждаюсь, – резко ответила она. – И увы, сегодня утром я не в состоянии поддерживать беседу.

– В таком случае позвольте сопровождать вас на правах друга. – Маркиз не сдался, легко спрыгнул с седла и повернулся к графу: – Вы не отведете мою лошадь в конюшню, Нев?

Граф улыбнулся, приподнял шляпу, приветствуя Клодию, и удобный момент для решительного отказа был упущен. Кроме того, вид знакомого лица принес некоторое облегчение. А Клодия уже думала, что ей придется ждать возвращения Сюзанны, чтобы выговориться, опасаясь лопнуть от гнева.

Спустя минуту они шагали по тротуару вдвоем – она и маркиз Аттингсборо. Он предложил ей руку, она оперлась на нее.

– Обычно у меня мало причин для волнения, – заверила она спутника, – если не считать вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Но сегодня дело не столько в волнении, сколько в гневе – нет, в ярости.

– Там вас кто-то разозлил? – спросил он, кивнув в сторону здания, откуда вышла Клодия.

– Это контора мистера Хэтчарда, – объяснила она. – Моего поверенного.