Зима на разломе - Владимир Динец

Давид поддерживал точку зрения Управления, согласно которой это был реликтовый подвид обыкновенной газели, распространенной на севере страны. Беня подозревал, что это самостоятельный вид. У меня были основания считать икс подвидом песчаной газели из Северной Африки. В принципе, новые способы определения степени родства между разными видами — электрофорез белков и анализ ДНК-маркеров — могли бы дать точный ответ, но для этого нужна была мертвая газель (поймать их живьем невозможно, они гибнут от стресса), а оставалось иксов всего около двух десятков. Если за прошедшие три года ни одна из них не угодила под машину или еще в какую-нибудь неприятность, значит, они так и остаются живой загадкой.

Я убедился, что считать их с джипа невозможно — они убегали, заслышав рев мотора. Тогда я прочесал участок их обитания на велосипеде и выяснил, что газелей икс на свете ровно двадцать две (рад сообщить, что учет 1996 года дал цифру 29). Еще три дня я в основном ползал по усыпанной колючками пустыне на животе, чтобы понаблюдать за ними и узнать число самцов и самок и хоть что-то об образе жизни (бедняге Давиду никак не удавалось до них дорваться). Наградой мне были чудесные картинки: поединки самцов, игры молодых газелей, очаровательная церемония ухаживания. Теперь я знал всех иксов в лицо и примерно представлял себе их «положение в обществе». Но ни одной хорошей фотографии так и не получилось: даже при съемке с нескольких шагов газели совершенно «растворяются»

в фоне, так как кажутся плоскими благодаря светлой «противотеневой» (с белым низом) окраске, а черные полосы на мордочке и боках сливаются с ветками акаций.

Во время одной из вылазок я вспугнул небольшого желтоватого зверька. Поняв, что велосипед его догоняет, он распластался на песке, спрятав между лап полосатую мордочку — чтобы не бросалась в глаза. Когда я подошел, он забился под камень и яростно шипел на меня оттуда. Тут уж я не упустил шанс и заполучил, быть может, лучший в мире снимок барханного кота.

Отъезд в Эйлат неотвратимо надвигался, а я еще не решил последнюю проблему, остававшуюся у меня в Хай-Баре. Надо было найти пару маленькому Мойше. Гекконы самого причудливого вида во множестве населяли все окрестные фонари, к которым слетались на свет насекомые, и даже потолок моей комнаты. Но найти самку для Мойше было очень трудно, потому что он был песчаным гекконом, а большие песчаные пустыни в Израиле есть только в том месте, где Негев граничит с сектором Газа.

Добраться туда сейчас у меня не было возможности, но я поклялся найти ему подружку до весны.

Собственная личная жизнь тоже не клеилась. Когда гости съехались к Бене на Новый Год, Аня по-прежнему демонстративно не обращала на меня внимания. Естественно, я только еще больше завелся, как всегда, когда сталкиваюсь с подобными обидными препятствиями.

— Плохи твои дела, — сообщил Беня, поболтав с ее родителями. — Ее кадрит такой парень, что тебе не светит.

— Израильтянин?

— Хуже. Русский во втором поколении. Его отец — самый богатый человек в Эйлате.

Если ты будешь ходить с таким выражением лица, тебя примут за террориста из «Хамас». И не вздумай с ним подраться. Сам Лева нормальный парень, но его папаша тебя либо засудит, либо наймет пару бугаев, чтобы тебя искалечили.

— А что, такое уже случалось?

— Да, хотя по другому поводу. И не пытайся с ней встречаться в Эйлате: только надоешь или на неприятности нарвешься. Как друг советую.

Я в общем-то не отличаюсь особой смелостью. Если я не боюсь войти в клетку со зверями или путешествовать по странам, считающимся опасными, то лишь потому, что в этих областях обладаю достаточной профессиональной подготовкой. Разборки с амбалами и прокурорами в сферу моей квалификации не входят. Оставалось залечь поблизости и дожидаться удачного шанса, время от времени напоминая о себе мелкими знаками внимания. Но отступать я не собирался, да уже и не смог бы, наверное.

Нетрудно догадаться, что в Эйлат я приехал в довольно мрачном настроении.

Сотрудники Хай-Бара тепло со мной попрощались, а Беня потихоньку выдал на дорогу пять кило газельего мяса. Он теперь был вполне доволен жизнью, так как целыми днями торчал на наблюдательной вышке среди пасущихся ослов и куланов (любой нормальный человек там рехнулся бы от скуки и жары). Управление, правда, выдало мне вдвое меньшую зарплату, чем обещало, но в Израиле лучше не трепать себе нервы из-за подобных мелочей, особенно если ты «оле хадаш» (новый иммигрант).

Я поселился в BW-притоне и устроился на стройку, точнее, на разборку — мы разбирали старый павильон аттракционов. Мой новый начальник был ирландец, а весь штат он пригласил на зиму из своей родной деревни. До тех пор я самонадеянно полагал, что знаю английский, но из того, о чем они говорили, понимал в лучшем случае половину. Платили неплохо, и рабочий день был коротким, хотя достаточно напряженным. После работы я купался, полчасика отдыхал на пляже и отправлялся в притон. Путь мой проходил мимо Анечкиного подъезда, но она к тому времени уже возвращалась из школы, так что я совсем потерял надежду ее увидеть.

Шанс представился неожиданно. Через пару дней мне повстречался Беня.

— Иду к Боре, — сказал он, — у них кобель заболел. Пойдем, подержишь, пока я его осматривать буду.

Увидев меня, Анечка очаровательно покраснела и, ничего не сказав, ушла на кухню.

Пока мы возились с Роки, жирным белым бультерьером, я пару раз замечал ее взгляд в зеркале, удачно оказавшемся на распахнутой кухонной двери. Подрезав псу когти, мы выпили с Борей народного напитка русских иммигрантов — воды с сиропом. Работа в автомастерской приносила достаточно неплохие деньги, но семье никак не удавалось избавиться от укоренившейся за три года привычки экономить на мелочах.

Я быстро сочинил маленький, довольно халтурный стишок, завернул в него коробочку с припасенной на случай встречи серебряной цепочкой (нет, я не грабил прохожих, но где достал, не скажу) и все это оставил на ее столе под первой страницей раскрытой книжки.

А назавтра была суббота, поэтому мы с Беней стрескали шаурмы в арабском кафе и вечерним автобусом укатили в Хай-Бар. Милая черненькая Мини и ее не менее симпатичная подружка Соли уже сидели на крылечке Бениного дома, ласкаясь, как пара горлинок. В этот раз, уже не помню, почему, мне досталась Соли, но, честное слово, жалеть об этом не пришлось.

Ане

Порой тоскливо, как в пустыне,

И никакой надежды нет,

Но вслух твое прошепчешь имя —

И вновь в туннеле виден свет.

Ночуют все в домашних гнездах,

А я в притоне, как в дупле,

Но только вспомню глазки-звезды,