Василий Шуйский - Вячеслав Козляков

Создается впечатление, что Нагие сознавали свою вину и пытались задним числом найти хоть какое-то оправдание своим действиям. Между тем боярин князь Василий Иванович Шуйский и другие члены следственной комиссии выяснили и включили в свой отчет очень тяжелое обвинение Нагим. Они показывали, что отнюдь не случайно и не под влиянием одних винных паров Михаил Нагой вместе с братом Григорием направлял действия сбежавшейся толпы на расправу с дьяком Михаилом Битяговским[119]. Сохранилась челобитная угличских рассылыциков Молчанки Суворова с товарищами, мелких служащих местной губной администрации, тоже видевших, как Михайло Нагой прискакал «пьян на коне» к царице на «двор». И они слышали, как в отчаянии Михаил Битяговский пытался перед смертью обвинить Михаила Нагого: «а Михайло Битяговской кричал, что Михайло Нагой велит убити для того, что Михайло Нагой добывает ведунов и ведуны на государя и на государыню, а хочет портить». За этот «розговор», то есть ссору, и был на самом деле убит дьяк Михаил Битяговский. Едва уцелевшая во время расправы с дьяком Михаилом Битяговским его жена Авдотья тоже говорила о многократных ссорах мужа с Михаилом Нагим из-за «ведунов и ведуней», добывавшихся Михаилом Нагим «к царевичю Дмитрею». По ее словам, одному такому ведуну, по имени Андрюшка Мочалов, Михаил Нагой «велел ворожити, сколко ты, государь, долговечен и государыня царица» (прозрачное гадание, связанное с интересом Нагих к своей дальнейшей судьбе при возможном воцарении Дмитрия). Донос на Нагих грозил серьезным расследованием «слова и дела государева», что и произошло.

Патриарх Иов и освященный собор, рассмотрев следственное дело, подготовленное митрополитом Геласием, боярином князем Василием Ивановичем Шуйским, окольничим Андреем Петровичем Клешниным и дьяком Елизарием Вылузгиным, сделали вывод, что «царевичу Дмитрею смерть учинилась Божьим судом», а «Михаила и Григорья Нагих и углетцких посадцких людей измена явная». Признав, что «Михайло Нагой з братьею и мужики углечане по своим винам дошли до всякого наказанья», на соборе не стали определять саму меру этого наказания. Это уже было делом царя Федора Ивановича: «а то дело земское, градцкое, в том ведает Бог да государь». Царь Федор Иванович поручил «углетцкое дело по договору вершити» Боярской думе. Она же заинтересовалась в первую очередь кормилицей Ориной, на руках у которой умер сводный царский брат, и ее мужем Жданом Тучковым. Было послано и «по ведуна Ондрюшу Мочалова» — значит, Нагих ждало продолжение следствия.

Исполнившему свое дело боярину князю Василию Ивановичу Шуйскому предстояли новые думские службы. Но Борис Годунов уже многое успел сделать для утверждения своей власти за время отсутствия Шуйского при дворе. 1591 год стал временем великого триумфа Бориса Годунова и окончательного оформления его статуса главного государева «слуги» после отражения нашествия на Москву войска крымского хана Казы-Гирея 4–5 июля. Даже утвердившись как единоличный правитель, Борис Годунов не выпускал князей Шуйских из поля своего зрения. Настолько, что князь Василий Иванович никак не мог решиться на новый брак. Борису Годунову было невыгодно умножение потомства старших представителей рода князей Шуйских, да и не их одних. Страх перед возможными расправами был настолько велик, что бояре вынуждены были осторожничать в вопросах продолжения своего рода. К тому же Борис Годунов — очевидно, по образцу Ивана Грозного — хотел влиять на родственные связи боярских семей между собою. Показательно, что младший из братьев Шуйских — князь Александр Иванович, — наоборот, породнился с Годуновыми, женившись на дочери Григория Васильевича Годунова Анне. Князя Александра Ивановича Шуйского, открывавшего перечень московских дворян, пожаловали шубой и кубком за участие в отражении набега Казы-Гирея. Получил награду и младший брат князь Иван Иванович Шуйский[120]. Отныне правила игры устанавливал только Борис Годунов, а князьям Шуйским, из которых одних жаловали и приближали, а других удерживали на расстоянии, оставалось одно — повиноваться.

После опалы

Находясь между жалованьем и опалой, князья Шуйские много раз должны были смирять себя, понимая, что при Борисе Годунове они не могут рассчитывать на такую же власть и влияние, какие имели их предки у московских великих князей. Но правителю было этого мало, и он постоянно «работал» над тем, чтобы не дать князьям Шуйским снова усилиться. Испытанным средством распределения влияния внутри элиты были назначения в полковые воеводы, имевшие местническое значение и учитывавшиеся в разрядных книгах. Помощниками в проведении такой политики стали для Годунова князья Трубецкие. Эти потомки удельных князей особенно прославились вхождением в «опричный» и «особый» дворы, где и сблизились с Годуновым. Уже Иван Грозный назначал своих бояр в полки, «как хотел», поэтому в 1577 году князь Тимофей Романович Трубецкой получил местническое преимущество перед князем Иваном Ивановичем Голицыным. И сколько бы потом князья Голицыны не пытались оправдаться, их «потерька» продолжала учитываться и далее в назначениях времен царя Федора Ивановича[121]. Опираясь на покровительство Бориса Годунова, князь Тимофей Романович Трубецкой попробовал также покуситься и на положение князей Шуйских, бив челом «о местах» сразу же на старшего в роду боярина князя Василия Федоровича Скопина-Шуйского, отправленного в начале шведского похода в декабре 1589 года в Псков, а затем находившегося на воеводстве в Новгороде Великом. И эту челобитную «о щоте», поданную в сентябре 1591 года, приняли в Разрядном приказе, а значит, делу был дан законный ход и Трубецкого уже могли считать победителем в споре. Однако в таких случаях весь род защищал свою честь от местнических соперников. Поэтому князья Василий Иванович и Дмитрий Иванович Шуйские вступились за своего старшего родственника, пусть даже и происходившего из другой ветви рода. В разрядной книге потом записали об их челобитной: «Да били челом государю царю и великому князю Федору Ивановичю всеа Русии бояре князь Василей да князь Дмитрей Ивановичи Шуйские. А сказали, что писал ко государю боярин князь Тимофей Романович Трубецкой на боярина на князь Василья Федоровича Шуйского о местех не по делу; а боярину князю Тимофею мочно быть менши их меншова брата (использован обычный трафарет, применявшийся в местнических спорах. — В. К.). И государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии приказал челобитье их в Розряде записати же»[122]. Князь Василий Федорович Скопин-Шуйский был возвращен с воеводства в Новгороде после успешных военных действий времени шведского похода и поставлен во главе Московского судного приказа. Вскоре он, видимо, умер, так как последнее упоминание о нем в разрядных книгах относится к 1592/93 году[123]. Таким образом, князь Василий Иванович Шуйский остался старшим в своем роду.