Умолкнувший оратор - Рекс Тодхантер Стаут

– Но ведь сегодня воскресенье, – заметил Вулф.

– К черту! Я отлично знаю, что сегодня воскресенье! Письмо пришло срочной почтой. В нем находились циркуляры относительно предельных цен и то, о чем она говорила, – квитанция. В будний день я просто позвонил бы в Бюро регулирования цен, но в воскресенье офис, естественно, был закрыт. – О’Нил нетерпеливо махнул рукой. – А впрочем, какая разница, что я хотел сделать или что я подумал! Вы отлично знаете, что я сделал. Да и вообще, вы знаете об этом больше, чем я, так как сами все это и подстроили!

– Понимаю, – приподнял бровь Вулф. – Значит, вы думаете, что это устроил я, да?

– Не думаю, а уверен! – О’Нил снова оперся на письменный стол. – Я знаю, это устроили вы! А что случилось? Разве Гудвин просто так оказался на вокзале?! Признаю, я сделал глупость, явившись к вам в пятницу. Я опасался, что вы уже согласились повесить убийство Буна на кого-то из Бюро регулирования цен или, по крайней мере, на кого-то, не входящего в НАП. А вы тем временем уже готовились повесить это убийство на кого-то из НАП! Лично на меня! Неудивительно, что вы считаете меня глупцом! – Он выпрямился, гневно посмотрел на Вулфа, затем гневно посмотрел на меня, подошел к красному кожаному креслу и, усевшись, сказал совершенно другим тоном, спокойно и сдержанно: – Но вы увидите, что я отнюдь не так глуп, как вам кажется!

– Это заявление ничем не подтверждается, – нахмурившись, отозвался Вулф. – Скажите, у вас с собой конверт, который вы получили утром срочной почтой?

– Нет.

– А где он? Дома?

– Да.

– Тогда позвоните домой и попросите привезти сюда конверт.

– Ни за что! Я отдам его на экспертизу, но только не вам.

– В таком случае вы тем более не узнаете, что записано на валиках, – терпеливо объяснил Вулф. – Мне повторить еще раз для непонятливых?

Но О’Нил даже не пытался спорить. Он воспользовался телефоном на моем столе, набрал номер и попросил кого-то, кого называл дорогой, взять с комода описанный им конверт и отправить с посыльным в офис Ниро Вулфа. Я удивился. Я готов был поставить пять против одного, что или никакого конверта не существует в природе, или его не окажется на комоде, потому что конверт упал на пол и горничная решила, что это мусор. Когда О’Нил снова уселся в красное кожаное кресло, Вулф сказал:

– Вам будет явно нелегко убедить хоть кого-нибудь в том, что все это было подстроено мной и мистером Гудвином. Если вы в этом так уверены, тогда почему не пожелали обратиться в полицию? Как и хотел мистер Гудвин.

– Ничего он не хотел. – О’Нил продолжал сохранять спокойствие. – Он только угрожал.

– Но его угрозы сработали. А почему они сработали?

– Вам отлично известно почему, черт возьми! Потому что мне хотелось знать, что записано на валиках!

– Действительно. Вам так этого хотелось, что вы даже готовы были заплатить пять тысяч. Но почему?

– Я должен отвечать?

– Вовсе нет.

О’Нил задохнулся от возмущения. Должно быть, за эти тридцать минут он уже тридцать раз с трудом сдержался, чтобы не сказать: «Идите к черту!»

– А я отвечу! Потому что у меня, так же как и у вас, есть причины подозревать, что Бун записал на валиках нечто такое, что может иметь отношение к убийству! И если так, я должен знать, что именно.

Вулф укоризненно покачал головой:

– Вы сами себе противоречите. Позавчера, сидя в моем кабинете, вы говорили, что НАП незачем вмешиваться в это дело и что вас лично оно не касается. И еще одно: вы не пытались подкупить мистера Гудвина, чтобы прослушать валики. Нет, вы пытались дать ему взятку за то, чтобы он оставил вас на четыре часа наедине с валиками. Неужели вы хотели обставить и полицию, и ФБР, и меня?

– Да, хотел, если вы называете это «обставить»! Я не верил вам раньше, а теперь…

Судя по тону нашего гостя, мы задели его за живое.

Я мог бы подробно изложить все, что говорилось. Все записано у меня в блокноте. Однако это того не стоило. Очевидно, Вулф просто-напросто тянул время, а потому решил рассмотреть под микроскопом эпизод со звонком от Дороти Унгер и полученным конвертом. Вулф прошелся по всем обстоятельствам дела от и до, вдоль и поперек, и О’Нил, вопреки природным инстинктам и собственным желаниям, вынужден был оставаться сидеть, поскольку ему не терпелось услышать, что именно записано на валиках. Мне так надоело переливание из пустого в порожнее, что я как ребенок обрадовался, когда у двери раздался звонок.

О’Нил вскочил с кресла и следом за мной бросился в прихожую. На крыльце стояла средних лет круглолицая женщина в фиолетовом пальто. О’Нил, назвав ее Гретти, взял конверт и поблагодарил.

Вернувшись в кабинет, он позволил нам с Вулфом рассмотреть конверт со всех сторон. Это был фирменный конверт нью-йоркского отделения Бюро регулирования цен. Адрес и фамилия О’Нила напечатаны на пишущей машинке. В правом углу поверх пункта о штрафных санкциях наклеена одна трехцентовая марка, а на пару дюймов левее – еще пять трехцентовых марок. Под марками печатными буквами синим карандашом было написано: «Срочная доставка». В конверте лежал циркуляр бюро от 27 марта – длинный список изделий из меди и латуни с указанием предельных цен на них.

Вулф вернул конверт О’Нилу, и тот сунул его в карман.

– Почтовые служащие с каждым годом становятся все более небрежными, – заметил я. – Марка в углу проштемпелевана, а остальные нет.

– Как? – О’Нил вытащил конверт из кармана и внимательно осмотрел. – Ну и что здесь такого?

– Ничего такого, – успокоил его Вулф. – Просто мистер Гудвин любит похвастаться наблюдательностью. Это ни о чем не говорит.

Я не понимал, почему не могу помочь убить время, да и вообще мне не нравилась манера Вулфа делать мне замечания в присутствии посторонних, особенно из враждебного лагеря, но только было я раскрыл рот, чтобы выразить свое возмущение, как снова раздался звонок. О’Нил опять последовал за мной, словно проходил испытательный срок в должности швейцара.

Пришел человек из фирмы «Стенофон». О’Нил рассыпался перед ним в благодарностях, извинился, что нарушил его воскресный отдых и так далее и тому подобное, а я помог внести аппарат в дом. Он был не слишком тяжелым, потому что О’Нил объяснил по телефону, что нам нужен не весь диктофон, а только та часть, которая воспроизводит звук. Проигрывающее устройство было на колесиках и в любом случае весило не больше