Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма - Гленн Гринвальд

Поскольку я медлил с ответом, Дэвид продолжил: "У тебя нет выбора. Если газета побоится печатать это, то там тебе нет места. Ты не можешь действовать, руководствуясь страхом, иначе ты ничего не достигнешь. Этот урок преподал тебе Сноуден".

Вместе с Дэвидом мы придумали, что я напишу Джанин в чате "Уже пять вечера, это крайний срок, который я дал. Если мы не печатаем это немедленно — в течение следующих тридцати минут, я разрываю контракт с Guardian. Я уже почти нажал на «Отправить» и… передумал. В этой записке звучала явная угроза — этакий виртуальный ультиматум. Если бы я ушел из Guardian при сложившихся обстоятельствах, все стало бы достоянием общественности, в том числе и этот разрыв. Поэтому я смягчил тон следующего сообщения Джанин: "Я понимаю, что у тебя свои соображения и ты поступаешь так, как считаешь нужным. Но мне надо идти вперед и сделать то, что я считаю нужным. Мне жаль, что у нас не получилось". И я отправил сообщение.

Через пятнадцать минут в моем номере зазвонил телефон. Это была Джанин.

"Мне кажется, ты ужасно несправедлив", — сказала она, очевидно расстроенная: если бы я сейчас порвал с Guardian, у которой не было ни одного документа, газета потеряла бы публикацию.

"По-моему, это ты поступаешь нечестно, — ответил я. — Я несколько раз спрашивал тебя, когда вы собираетесь публиковать материал, а ты каждый раз уходила от ответа".

"Мы будем печатать сегодня, — сообщила Джанин. — Начнем минут через тридцать, не позже. Мы просто вносим финальные правки, работаем над заголовком и форматом. Будем готовы не позже пяти тридцати".

"О’кей, если таков план, то вопросов нет, — отозвался я. — Тридцать минут я готов подождать".

В 5:40 Джанин прислала мне мгновенное сообщение с ссылкой, которую я мечтал увидеть уже несколько дней. Заголовок гласил: "АНБ ежедневно записывает телефонные переговоры миллионов клиентов Verizon", а в подзаголовке говорилось: "Эксклюзивно: сверхсекретное постановление суда, обязавшее Verizon передавать все данные о телефонных звонках, указывает на масштаб программ внутренней слежки администрации Обамы".

За этим следовала ссылка на полный текст постановления Суда FISA. В первых трех абзацах статьи рассказывалась вся история:

Агентство национальной безопасности получает записи телефонных разговоров миллионов клиентов компании Verizon, одного из крупнейших провайдеров телекоммуникационных услуг США, согласно принятому в апреле сверхсекретному судебному постановлению.

Постановление, копия которого была получена Guardian, требовало от Verizon "в текущем порядке, ежедневно" предоставлять АНБ информацию обо всех телефонных вызовах в этой системе как внутри США, так и состоявшихся между Штатами и другими странами.

Благодаря этому документу впервые было доказано, что администрация президента Обамы в беспрецедентном масштабе массово и без исключений собирала материалы о разговорах миллионов американских граждан, независимо от того, подозревались ли они в правонарушениях.

Реакция на статью была мгновенной и мощной, такого я себе не мог даже представить. Она стала главной новостью всех национальных программ новостей широковещательных компаний и основной темой политических и медийных дискуссий. Практически все национальные ТВ-компании — телеканалы CNN, MSNB, NBC, программы Today, Good Morning America и другие — засыпали меня просьбами об интервью. Многие часы я провел в Гонконге, отвечая на вопросы благожелательно расположенных интервьюеров — что было совсем необычным для меня как человека, пишущего на политические темы и часто вступающего в конфликт с официальной прессой. Все репортеры воспринимали нашу историю как огромное событие и настоящую сенсацию.

Представитель Белого дома, как можно было предположить, отстаивал программу массового сбора информации в качестве "важного инструмента в защите нации от террористической угрозы". Председатель комитета по разведке Сената США Дайэнн Файнстайн, одна из наиболее приверженных сторонников концепции национальной безопасности и слежения за гражданами США, использовала ставший стандартным аргумент 11 сентября, указав репортерам на необходимость про граммы в условиях, когда "люди хотят, чтобы их страна была безопасной".

Но практически никто уже не принимал всерьез эти рассуждения… В редакторской публикации про-обамовской New York Times была дана жесткая отповедь такой политике администрации. В редакторской статье, озаглавленной "Засада Президента Обамы" газета писала: "Мистер Обама подтверждает прописную истину, что исполнительная ветвь будет использовать все возможностей, которые дает ей власть, и с большой вероятностью превысите ее". Высмеивая повторяемые администрацией аргументы, направленные на оправдание программы, газета заявляла: "администрация потеряла всяческое доверие". (Сделав столь острое заявление, New York Times без каких-либо комментариев со своей стороны спустя несколько часов после публикации смягчила формулировку, добавив к фразе слова "по этому вопросу".)

Сенатор от демократов Марк Юдалл заявил, что "такого рода широкомасштабная слежка задевает интересы каждого из нас и является со стороны правительства перегибом, который шокирует американцев". Американский союз защиты гражданских свобод (ACLU) заявил, что "с точки зрения гражданских свобод программа является не просто тревожным знаком… Она выходит за пределы оруэлловских предсказаний и вновь доказывает, до какой степени втайне попираются базовые демократические права по воле неподотчетных разведывательных агентств". Бывший вице-президент США Эл (Альберт. — Примеч. пер.) Гор дал в Twitter ссылку на нашу статью и написал: "Только мне кажется, что повальная слежка — это вопиюще возмутительно?"

Вскоре после публикации Associated Press получила подтверждение от одного из сенаторов, имя которого не называлось, того, что мы серьезно подозревали: программа массового сбора записей телефонных переговоров действует многие годы и ведется через всех крупных провайдеров телекоммуникационных услуг, а не только Verizon.

За семь лет, в течение которых я писал и выступал по вопросам деятельности АНБ, я не видел столь громадного общественного интереса и такого накала страстей, которые вызвало это разоблачение. У меня не было времени анализировать, почему резонанс был столь мощным, почему материал вызвал такую волну интереса и негодования, — выгоднее было воспользоваться этим преимуществом, а не разбирать его.

Примерно в полдень по гонконгскому времени я закончил свои интервью телекомпаниям и отправился в номер Сноудена. Оказалось, что он смотрит канал CNN. Приглашенные гости программы обсуждали АНБ, выражая удивление масштабами слежки. Ведущие негодовали, что все это делалось секретно. Практически каждый из гостей отрицал существование программы массовой слежки.

"Это на всех каналах, — сказал Сноуден, очевидно возбужденный. — Я смотрел все интервью. Все только об этом и говорят".

В эту минуту я почувствовал настоящее удовлетворение. Не произошло того, чего больше всего боялся Сноуден, — что он пожертвует своей жизнью ради разоблачений, до которых никому не будет дела, — с первого дня к этой теме не было безразличия. Мы с Лорой помогли Сноудену развязать в обществе дискуссию — и теперь он мог видеть, как разворачивается этот процесс. Согласно плану Сноудена, его имя должно было выплыть наружу после первой недели публикаций, так что мы оба понимали, что его дни на свободе, вполне вероятно, сочтены, и арест может случиться в самом ближайшем будущем.

Удручающая уверенность в том, что он очень скоро окажется под ударом — за ним станут охотиться, возможно, заключив в тюрьму как преступника, — сопровождала меня во всем, что бы мы ни делали. Его, казалось, это не волновало вовсе, но меня заставляло встать на защиту его выбора, донести до всего мира значение тех разоблачений, для которых он жертвовал собственной жизнью. Старт был отличным, и это было только начало..

"Все думают, что это сенсация на один день, одиночное разоблачение, — прокомментировал Сноуден. — Они не знают еще, что это вершина айсберга, что дальше будет больше".

Он развернулся ко мне: "Что будет дальше и когда?"

"PRISM, — ответил я. — Завтра".

Я вернулся в свой отель, но, несмотря на то что это была шестая бессонная ночь, так и не смог отключиться из-за мощного выброса адреналина. В 4:30 дня я принял снотворное как последнюю надежду хоть на какой-нибудь отдых, завел будильник на 7:30 вечера и тут же получил сообщение, что редакторы Guardian в Нью-Йорке собираются выйти со мной на связь в Интернете.