Узник Гуантанамо - Максим Шахов

В дверном проеме появились два надзирателя. Молча оглядев живописно раскинувшихся латиносов, они окликнули кого-то в коридоре. Пара чернокожих в синих робах выволокла из камеры первого незадачливого латиноса и спустя пять минут вернулась за вторым. Наступила мертвая тишина.

«Сколько продержусь? Да сколько надо!»

Завтрак принесли без задержки. Ковыряя тощую куриную ляжку пластиковым ножом, Тарасов вдруг вспомнил, что говорил ему давным-давно старый лагерник: «Пожрал, поспал – будь доволен, твой день прошел не зря…»

Три утра подряд Артема водили на беседу к агенту Смиту, каждый день Тарасов упорно молчал и с каждым днем фэбээровец становился злее и дерганее. О латиносах, которые собирались устроить русскому пресс-хату по-американски, в результате чего жестоко пострадали, не вспомнили. Похоже, латиносы тут шли в качестве расходного материала.

И свободная пресса не заставила себя ждать. Когда утром жмурящегося на солнце Артема выводили через разгороженный пластиковыми щитами дворик к машине, из-под пальм, как по команде, побежали мужчины и женщины с видеокамерами и микрофонами. Конвоиры остановились. Вертухаи в синих рубашках с нашивками окружили зэка, а журналисты уже орали на разные голоса: «Господин Тарасов, готовите ли вы заявление?», «Господин Тарасов, верите ли вы в бога?», «Господин Тарасов, обвинения, выдвинутые против вас Федеральным правительством, вызвали самый громкий резонанс… Что вы можете сказать по этому поводу?», «Господин Тарасов…». Замигали глазки видео. Защелкали затворы фотокамер.

Скрывая раздражение, Артем без всякого выражения смотрел прямо перед собой.

Журналюги переменили тон: «Он не хочет отвечать на вопросы… Что вы скрываете, господин Тарасов?», «Господин Тарасов отказывается от комментариев… Может быть, он боится сказать лишнего и тем усугубить свое положение?..».

Слава богу, вертухаи, выдержав заключенного на солнышке ровно столько, сколько положено для фальшиво-случайного общения с прессой, потащили Артема в микроавтобус.

Клонило в сон. Пальмы шелестели над бетонной лентой шоссе. Майор Тарасов не знал, что в тот же день и тот же час в уютном подмосковном Павшино состоялась приватная беседа двух важных господ.

– Вы говорите «дело Тарасова»… Но это выдумка американских пропагандистов! Да, ваш офицер пропал – это же несомненный факт. Только где гарантия, что человек, которого американцы успешно выдают за Тарасова, действительно тот самый пропавший офицер?!

– Официальных контактов с американской стороной у меня не было…

– Да, и у меня, генерал, тоже! Выходит, сейчас мы говорим не о фактах, а о том, как факты отражаются в кривом зеркале американской пропаганды!

Ларичев покачал головой: важный товарищ из кремлевского пресс-центра подтверждал его худшие подозрения.

– А если мне будет нечего добавить к лживым сообщениям массмедиа, то и заговаривать с Президентом об этом деле я не стану, – вел свою линию кремлевский чин.

Увидев на лице генерала что-то похожее на выражение отчаяния, пропагандист смягчился:

– Вы ведь контрразведчик, бывалый человек – поймите: лес рубят – щепки летят! Сразу после вашего звонка я запросил статистику. Так вот, за истекший, слава богу, год по Вооруженным силам пропало сто двенадцать человек, семьдесят два рядовых и сержанта, четырнадцать прапорщиков, из них один старший прапорщик… И двадцать шесть офицеров, из них девять старших офицеров; генералы в том году, кажется, не пропадали. Статистика ужасает, правда? Но из рядовых и сержантов шестьдесят дезертировали, из прапорщиков десятеро, в том числе старший прапорщик, скрылись от военного правосудия, старшие офицеры пострадали из-за своей параллельной предпринимательской деятельности… Вам скучно слушать, генерал? Вывод прост: за год никого не похитили американцы, хотя среди офицеров из списка были персоны и поважнее вашего Тарасова… Дело Гальдина помните? Ну, того полковника, который с новосибирскими бандитами торговал стратегическим ванадием? Вот его действительно выкрали и казнили его же партнеры по бизнесу – между нами говоря, в полном согласии с правильными понятиями…

– Он исчез в Новороссийске…

– Так, может, ваш Тарасов выпил лишнего и утонул в море, а?

Ларичев сжал губы.

Кремлевский чин поморщился: этот разговор становился для него уже неудобным.

– Хорошо, я понимаю ваше беспокойство и сделаю все, что могу. Я включу историю с майором Тарасовым в еженедельный пресс-релиз для Президента и подчеркну эту строку желтым маркером как «важное».

– А красным маркером можно? – приподнимаясь, спросил с иронией генерал.

– Нет-нет, красным никак нельзя! – не поняв шутки, отрицательно повел головой пропагандист. – Этот цвет для дел «особой важности»… Всего доброго, господин Ларичев!

Артема оставили в покое на двое суток. Потом явился адвокат и заявил равнодушно:

– Сотрудничество с вами невозможно по-прежнему, верно?.. Господин Тарасов, как я предполагал, ваше дело изъято из федерального судопроизводства и передано военным. Вы признаны террористом, военным преступником, причинившим серьезный вред гражданам США… В моих услугах вы больше не нуждаетесь…

Едва адвокат вышел, как в помещение ступил рослый негр в форме лейтенанта морской пехоты.

– Идем! – бросил он, глядя на Артема сверху вниз. – Талибы тебя заждались. Они любят белых мальчиков…

С последними словами морпех, наслышанный о привычках русского спецназовца, с неожиданной ловкостью отступил на два шага, продолжая ухмыляться.

Тарасов не оскорбился: он усмехнулся в ответ и проговорил:

– Передай своим талибам, мальчик, что это не меня с ними запрут – это их со мной запрут!..

Выводили Артема на рассвете, по-тихому, и лишних людей, вроде журналистов, в окрестностях не наблюдалось. В Гуантанамо заключенного под усиленным конвоем доставил транспортный борт, доверху загруженный амуницией. Тарасова усадили в конец грузового отсека, вдавив между пахнущими свежей краской брезентовыми тюками. Две пары наручников – на лодыжках и на запястьях, – и две пары вооруженных короткими автоматами конвойных доказывали серьезность американских намерений. Сигареты у Тарасова отобрали еще в камере, и теперь он каждую минуту мстительно сплевывал в угол. Конвойные угрюмо отводили глаза.

Потом была ночь и болтанка над Кубой – самолет делал широкий разворот над водой. Зажглись дежурные лампы. Борт пошел на снижение.

– У тебя начинается хреновое время, парень! – процедил сквозь зубы один из конвойных, поднимая Артема за плечи.

– Shit happens![32]– отозвался Тарасов.

Борт покатился по взлетной полосе. За иллюминатором мелькнули отдаленные постройки военной базы с пестрой капелькой повисшего звездно-полосатого флага, сакраментальные сторожевые вышки, гроздья прожекторов. За круглым валом из колючей проволоки были видны фигуры в ярко-красной униформе. Это местные зэки – талибы и прочие непутевые дети мятежного Юга, – их додумались наряжать в красное, чтобы были заметны при побеге. Хотя бежать тут особо некуда – море и напрочь забывший о своем славном социалистическом прошлом бывший Остров Свободы…

Влажный и теплый климат Гуантанамо дурно влиял на заключенных: выглядели талибы скверно. Небритые, опухшие, со свежими синяками и царапинами на мрачных мордах, они напоминали российскую босоту-первоходок, – ну, или московских нелегальных мигрантов. И манеры у них были соответственные. Когда Артема в сопровождении двух морпехов-конвойных ввели в низкий барак с двухъярусными койками, навстречу хлестнула разноголосая ругань. Выбежал на середину губастый карлик с всклокоченными курчавыми волосами и принялся кривляться, подпрыгивая и размахивая руками. Один из конвойных досадливо отпихнул малыша дубинкой и указал Тарасову на пустующее место в первом ярусе.

– Ахмед-старший, он тебе все объяснит, – бросил морпех.

Когда конвой убрался, под общий неодобрительный гул к новичку подошел, помахивая гранатовыми четками, тот самый Ахмед. Смотрел он недружелюбно, даже угрожающе.

– Тот самый русский? Мне о тебе говорили, – шепелявя, на хреновом английском сказал Ахмед. – Ты воевал в Афганистане?

– Нет, по возрасту не вышел, – ответил Артем. – А вообще хотел бы…

– Почему? – вскинул густые брови Ахмед.

– Воздух там, говорят, хороший…

Обернувшись к обитателям барака, Ахмед громко перевел слова новичка на пушту. Ему ответили гоготом и улюлюканьем.

– Мой отец вoевал с русскими, – сообщил Ахмед. – Под Кандагаром было много крови.

– А сейчас американцы держат тебя и меня под замком, как собак, – покачал головой Тарасов, прикидывая свои скромные шансы в массовой драке «все против одного».

– Ты сказал золотые слова! Русский сегодня мне не враг, потому что он враг империалистам, шайтан их забери! – вдруг белозубо улыбнулся Ахмед, и вся суровость с него мигом слетела. – Как тебя зовут? Ар-р-тьом?.. Отдыхай, русский! Завтра империалисты, шайтан их забери, погонят всех на работу.