Сон-трава. Истории, которые оживают - Елена Воздвиженская

годы на скорой понапрасну. Но Андрюха отнекивался, мол меня и так всё весьма устраивает.

Так вот, на удивление всей станции, бабка Андрюху тоже весьма приветила, не выказывала ему недовольства как остальным и даже, вызывая в очередной раз ночью скорую, просила прислать к ней именно Андрюху. Уж каким чутьём она угадывала его смены, ведь график не всегда был стабильным, одному Богу известно, но коллеги в коротких чайных паузах на станции между вызовами, посмеивались, что бабка по всей видимости положила на Андрюху глаз. А что, очень даже ничего себе невеста – и с квартирой, и с хорошей пенсией, и даже детьми не обременена (единственная дочь жила где-то во Владивостоке и к матери кажется совсем не приезжала). Андрюха лишь смеясь, отмахивался от шутников.

Но всему есть предел, и даже терпению Андрюхи он тоже однажды настал. Нет, в открытую он бабке не грубил, но всякий раз, когда они заруливали в знакомый двор и он выходил из машины, возводил глаза к бабкиному окну и видел её силуэт, резво прыгающий к двери, на сердце его нападала тоска. Он вздыхал и, перекинув через плечо чемоданчик с укладкой, обречённо поднимался на третий этаж, толкал незапертую дверь, и входил в полутёмную прихожую с жёлтыми обоями в коричневую полосочку.

– Милок, тута я, – доносился из зала умирающий полушёпот-полувздох.

Андрюха надевал бахилы и, пройдя в зал, лицезрел одну и ту же картину – бабка томно возлегала на высоких подушках, на груди её сидел кот Васька, которого хозяйка поглаживала слабой рукой, а рядом, на тумбочке, стоял корвалол и рюмочка с водой.

– Что-то снова мне поплохело, Анрюшенька. А я уж молюсь, чтоб ты приехал, остальны-то ваши совсем лечить не умеют. Ох, помираю я, милок. Видимо пора мне к моему Коленьке ТУДА, – и бабка театрально поднимала вверх указательный палец и многозначительно кивала головой в подтверждение своим словам.

– Валентина Ильинична, вы ещё меня переживёте, – отвечал Андрюха и доставал тонометр.

Все показатели, как обычно, были в норме. Сатурация отличная, кардиограмма, как у семнадцатилетней молодухи, давление и пульс тоже. Однако Андрюха по опыту знал, что поможет «безнадёжной» больной и поэтому отвечал:

– Ну что, придётся нам с вами укольчик в вену поставить, давление немного поднялось. Нам как раз дефицитное лекарство доставили на днях, для особо тяжёлых случаев.

– Ох, милок, тяжёлый, тяжёлый у меня случай, сам видишь. Ведь совсем плохо мне. В глазах темнеет, смерть близко.

– Да какая смерть, вы ей не по зубам. Вот сейчас укольчик сделаем и вовсе полегчает.

Андрей привычным, быстрым движением набирал в шприц физ. раствор, затягивал жгут и неторопливо вводил в вену чудо-средство от всех болезней.

Спустя десять минут, в течении которых Андрюха выслушивал подробный рассказ всей жизни своей пациентки, старушка уже сидела в своих подушках и, потирая грудь, выдыхала:

– Ох, отпустило, сынок. Спасибо тебе, спаситель ты мой.

– Да не за что, Валентина Ильинична. Вы ложитесь, а я пойду, вызовов ещё много.

– Ступай, ступай милок, такой как ты специалист кругом нужен! А если поплохеет, так я только тебя вызову.

В один из последних вызовов всё шло по накатанному сценарию, только в конце бабка вдруг попросила Андрюху достать с верхней полки шкафа пыльную старую коробку, и, смахнув с крышки пыль, извлекла из неё наручные часы на чёрном кожаном ремешке. Любовно погладив их морщинистой ладонью, и о чём-то на миг задумавшись, бабка подняла глаза на Андрюху:

– Это самое дорогое, что у меня есть. Часы моего отца, офицера, прошедшего всю Великую Отечественную Войну и расписавшегося на стенах рейхстага. Он получил несколько ранений, но всегда возвращался в строй. Медали я недавно отдала в наш городской музей, они давно уж у меня спрашивали. Что уж теперь хранить?… Не сегодня-завтра помру, а люди в музей придут и увидят, и вспомнят, и задумаются быть может какой ценой досталась та Победа… Да…

Старушка замолчала, но тут же, спохватившись, продолжила:

– Так я к чему? Эти часы я тебе хочу подарить за то, что не нагрубил мне ни разу, не оскорбил. Нас, стариков, нынче не почитают. А ты не такой. Хорошо ты воспитан, правильно. Оставайся таким всю жизнь, Анрюшенька. А часы возьми, не смей отказываться, это от всего сердца. Часы, почитай уж раритет, антиквариат, да ещё и трофейные. Они старше меня. Отказа не приму, бери говорю!

Андрей бережно взял часы из сухой бабкиной ручонки, сжал их в ладони и почувствовал их тепло, и какую-то неведомую силу, которую они таили в себе – это была вещь Героя. Мурашки пробежали по спине Андрюхи, холодок, прокатившийся по всему телу остановился в груди и вдруг вспыхнул, разлился таким жаром, будто в груди разгорелся огонь! Огонь Победы, зов крови наших предков, наших прадедов и дедов, отдавших жизни за Родину. К горлу подступил комок.

– Спасибо вам, – еле слышно ответил Андрюха, чувствуя, что ещё немного и на глазах его выступят слёзы, – Это бесценный подарок, я понимаю, как он вам дорог.

– Иди, сынок, ступай, тебя люди ждут. Настоящие больные, а я ведь что…

Бабка замолчала. Андрюха вышел из квартиры и спустился во двор. Оглянувшись, он увидел в окне знакомый силуэт. Бабка медленно подняла сухонькую руку и перекрестила Андрюху вслед.

***

– Радуйся, Андрюха, свободен! – такими словами встретил Андрюху, пришедшего на дежурство, водитель Саныч.

– А что такое?

– Да бабка твоя померла.

– Какая бабка?

– Ну вот-те здрасьте, да твоя любимая, к которой мы каждую ночь катались. Эй, а чего ты? Чего поник-то? Вот это да, расстроился что ли, – Саныч почесал затылок, глядя вслед Андрюхе, уходящему из гаража.

Бабка померла тихо, во сне. Оторвался тромб. Полицию вызвала соседка, ежедневно заглядывающая к бабке на вечерний чай. Сообщили о смерти единственной наследнице. Кота Ваську забрала та самая соседка.

Андрюха каждый раз по оставшейся привычке, приезжая на вызов в тот двор, поднимал взгляд на третий этаж, и ему казалось, что он видит бабку, стоящую у окна и осеняющую его крестом на прощание.

Марьин камень

В деревне нашей место есть одно, называют его все просто – Марьин камень. Место как место. Для тех, кто не знает.

Небольшая полянка посреди леса, почти у самой деревни, поросла она вся невысокой травой, а в самом центре поляны камень возвышается, большой такой, чёрный, бугристый, как он тут оказался посреди леса никто не знает. Вокруг нет больше ни одного камня. Да только есть про него легенда одна. Сейчас я вам её расскажу.

Какая же деревня без ведьмы? Вот и в нашей деревне тоже жила когда-то давно, как и водится, ведьма. Жила она одиноко, детей не было, мужа тоже. Односельчане её побаивались, но чуть что случалось сами же к ней и бежали. Та никому не отказывала, лечила отварами разными, снадобьями, травами, которые сама и собирала, мужей в семью возвращала, вора находила и даже роды принимала. В общем, много чего умела.

Денег за свои услуги не брала, продуктов тоже, лишь одно у неё условие было, чтобы тот, кто к ней за помощью обратился, крест нательный с себя снимал. Иначе, говорит, не могу я помочь. Видимо не действовала сила её в таком случае. Кто-то не соглашался, уходил ни с чем. Но находились и немало и тех, кто шёл на это. Бывает, что так человека прижмёт, что он и чёрту готов поклониться, лишь бы полегчало. Вот этим старая ведьма и пользовалась. И вот так и жили. Местные особо старались с ведьмой не пересекаться, да и та ни с кем не общалась, пока сами не придут.

Но однажды всё переменилось. Женился парень из нашей деревни на девушке издалека. Привёз её в свой дом, стали жить. Девушка видная была, красивая, высокая, статная, коса русая в руку толщиной,