Монумент - Софья Мироедова

а теперь она еще и сияла, точно влюбленная. Это было позавчера. Весь день она болтала без умолку, её эмоциям не было предела. Нуна никогда не видела бабушку такой жизнерадостной, ей было страшно. Страшно слушать ее весёлую болтовню, в то время как все вокруг едва могли закончить простое предложение без слез. Их голоса были наполнены болью и сквозили безысходностью.

Два года назад в почтовый ящик пришло письмо на бабушкино имя. Письмо с датой, выделенной жирным, как на военных плакатах, шрифтом. С датой, подводящей черту под всем, что было до. С того самого дня не было ни часа, чтобы Нуна не думала о бабушкином уходе. Время шло, страницы календаря переворачивались, даты сменяли одна другую, и день пришел. Вернее, утро того дня.

Всё давно было готово, но бабушка никак не могла успокоиться. Ей казалось, что она чего-то не сделала, не успела, кого-то обидела. Она говорила, что надо было начинать готовиться раньше. Говорила, что даже целой жизни мало, чтобы собраться в такой путь. Пожалуй, бабушка была права, Нуна теперь думала, что в ее 13 лет самое время начинать.

Внезапно шум наверху затих, вырвав девочку из ее мрачных воспоминаний. Послышались шаги: в гостиную зашла бабушка. На ней было ее любимое голубое платье с красными птицами. Они своими острыми крыльями рассекали небесную синеву в складках юбки, на груди и рукавах. Бабушка улыбнулась и позвала внучку. Нуна встала и подошла. Ей было трудно смотреть бабушке в глаза, но она отчаянно хотела запомнить каждый миллиметр её лица, каждую морщинку, каждый волосок. Она приблизилась и обняла девочку. Красные птицы налетели и закрыли собой все вокруг.

— Что это ты тут носом клюешь, дорогая?

Нуна поежилась, отведя глаза. Ее маленькое детское сердце сжалось до размеров атома, замерло, а потом забилось так часто, будто взорвалось. И она заплакала. Не хотела, давала себе слово, что не будет распускать сопли, но уже не могла сдержаться. Бабушка похлопала девочку по плечу и улыбнулась.

— Не плачь, а то мне тоже станет грустно.

Нуна утёрла слёзы и попыталась улыбнуться. Бабушка взяла ее за руку, и внучке показалось, что та дрожит. Они посмотрели друг на друга и пошли к выходу.

В дверях стоял папа. Бледный как полотно. Он проводил свою маму и дочь до машины, открыл им дверь, усадил, сел за руль, спросил, не холодно ли бабушке, и закрыл все окна.

— Нет, сынок, всё в порядке, поехали.

Мама сидела впереди рядом с папой. В ее глазах стояли слёзы. Нуна знала, что мама не заплачет, она была сильной. Машина тронулась. Они поехали на кладбище.

Последние два года Нуна часто думала о похоронах, для нее они были загадкой. Теперь, когда она встретилась с одними лицом к лицу, удивилась, зачем было придумывать такую страшную церемонию? Кто решил класть людей в гробы? При жизни никто не любит тесных замкнутых пространств. Там неуютно. Неужели нельзя было сделать обычную дверь? Двери совсем нестрашные. Глядя в окно невидящими глазами, Нуна ярко представила: открываются двери, оттуда льётся мягкий свет, человек машет рукой и, улыбаясь, уходит в этот свет… Она бы и сама предпочла такое прощание.

Гроб был из красного дерева с вырезанными на бортах цветами. Глубокий. Обитый белым шёлком изнутри. И крышка. Громоздкая, массивная, чтобы выдержать любую тяжесть. Спрашивалось зачем?

Прощальная комната была просторной и холодной. Людей было немного, только семья и близкие родственники. Гроб стоял посреди комнаты. К нему вела небольшая лестница. Нуна не чувствовала собственных ног. Члены семьи должны были стоять в первом ряду, ближе остальных. Бабушка поднялась по лестнице, держась за папину руку, переступила через бортик и осторожно присела. Потом вытянула ноги, расправила юбку и сложила ладони на коленях. Ее голубое платье в красных всполохах птичьих крыльев сияло ярким огнем посреди белой комнаты. Бабушка повернулась к семье и улыбнулась.

— Я давно хотела сказать, как я вас всех люблю. Вот, наконец-то решилась, — ее губы дрогнули. Больше она ничего не сказала. Все по очереди подошли и обняли её. Нуна взяла сухую, морщинистую бабушкину ладонь и поцеловала. По какой-то причине руки всегда казались ей чем-то очень важным. Бабушка склонилась и сказала ей на ухо тихо-тихо:

— Всё будет хорошо.

И Нуна ей поверила.

Она легла, легкая улыбка блуждала на ее губах, в уголках глаз блестели крошечные слезинки. Нуна подалась вперед и увидела, как помутнел бабушкин взгляд, как спала улыбка. Теперь безжизненные глаза смотрели в потолок. На лице не было никакого выражения. Ее просто не стало. Нуна могла поклясться, что теперь в гробу перед ней лежала не ее любимая бабушка, а просто пустое тело. Бабушка куда-то делась.

Подошёл мужчина в сером костюме и медленно закрыл крышку. Потом нажал на какую-то кнопку под лестницей и гроб опустился. Пол в том месте, где только что была последняя бабушкина постель, сомкнулся. Нуна посмотрела на папу: в его глазах стояли слезы. Мама закрыла рот и нос платком, она не заплачет. Нуна тоже. Теперь ей стало казаться, что плакать на чужих похоронах довольно эгоистичная затея.

9 мая 2006 года / 24 января 2020 года

Скрытая реальность

Искусственное искусство

— Скорее, в лаборатории уже целая толпа собралась! — Силин подергал коллегу за рукав халата.

— Уже? — обернулся он, забирая стаканчик кофе из автомата.

— Да! Малинов начал толкать речь!

— Вот черт, даже пообедать нормально не дали! — Волкин взял кофе в другую руку и подул на обожженные пальцы.

— Там выпьешь! — Силин потирал ладони в нетерпении. — Такое нельзя пропускать!

— Иду-иду, — замахал на приятеля младший научный сотрудник.

Двое молодых мужчин в белых слегка измятых халатах побежали вверх по лестнице, громко перешептываясь на бегу.

Лабораторию заливал яркий солнечный свет, окна были распахнуты, веяло весенней свежестью. Народу и правда собралось довольно много. Приятели подбежали к дверям и, извиняясь, протолкались ближе к центру происходящего. Волкин на вскидку оценил, что там был почти весь отдел Исследования Процессов Творчества. Силин считал людей по двое, но сбился на сорока восьми.

— С ума сойти! — прошептал он другу. — Обычно волоком сюда никого не затащишь!

— Еще бы, кому, кроме нас с тобой, захочется слушать скрип принтеров по пятьдесят часов в неделю?

— Тише! — шикнула на мужчин секретарь Профессора Малинова, стоявшая перед ними.

— Молчим, Любиванна! — хихикнул Силин.

Волкин толкнул его в бок, нахмурился и стал слушать речь заведующего лабораторией.

— Несмотря на это, мы продолжили свои эксперименты!