Рихард Зорге - заметки на полях легенды - Владимир Чунихин

На всякий случай прошу Вас указать мне твердый срок времени моего пребывания здесь, а именно: смогу ли я уехать сразу же как кончится война или я должен рассчитывать еще на несколько месяцев. При сем прошу не забывать, что я тоже живу здесь безвыездно в течение 7 лет и что я ни разу как другие "порядочные иностранцы" не выезжал отсюда через каждые 3-4 года в отпуск, что этот факт, наряду с моей бесперспективностью на будущее может произвести как на иностранцев, так и на немцев дурное впечатление и даже показаться подозрительным.

Заключительные замечания.

Все эти организационные вопросы должны были когда-нибудь быть поставлены. Со своей стороны, господин директор, Вы должны дать на них ответ. Тем самым, что в связи с болезнью Фрица вопрос обновления здешнего персонала стал необычайно актуальный, не менее важное практическое значение принимает быстрый ответ на все вопросы, касающиеся Жигало и меня. Мы здесь можем гордиться, что сравнительно немного надоедали Вам с организационными вопросами, а посему надеемся на быстрый ответ.

Остаемся, правда несколько ослабленные здоровьем, тем не менее Ваши верные сотрудники.

Рамзай.

Добавление.

После наступившего у Фрица некоторого улучшения, вновь имели место два серьезных приступа. Чем реже Вы получаете от нас телеграммы, тем хуже его дела. В будущем Вы можете руководствоваться этим масштабом. Поэтому мы убедительно просим по возможности ускорить отправку ассистента. Мы не знаем, не постигнет ли Фрица мгновенная катастрофа или не будет ли он вынужден на целые недели оставить работу. Может также случиться, что будет необходимо положить его в больницу, тогда вообще исключена какая бы то ни была возможность работ. В настоящее время он лежит дома в постели и при нашей помощи может кое-что делать из постели. Жалкое состояние, но что же делать.

Сердечный привет, особенно от Фрица.

Ваш Рамзай[81]…

…[81] Письмо Зорге в Центр от 22.07.40 г…"

И снова Резун, как всегда, все переврал.

Зорге не умоляет здесь униженно перестать его считать невозвращенцем и разрешить ему вернуться незапятнанным.

Зорге в июле 1940 года, как и до этого, в июне 1939 года, совершенно обоснованно указывает, что такая долгая беспрерывная работа дает ему право вернуться домой сразу же после конца войны.

Вот его собственные слова, не искорёженные интерпретаторами:

"…На всякий случай прошу Вас указать мне твердый срок времени моего пребывания здесь, а именно: смогу ли я уехать сразу же как кончится война или я должен рассчитывать еще на несколько месяцев…"

Зная эгоистичное и потребительское отношение к его работе Москвы ("дай еще информацию… дай… дай…"), он совершенно резонно полагал, что московское начальство может и после окончания войны (как и в 1939 году) оставить его работать в Японии. Отсюда и его просьба.

И не было никакой радиограммы "когда каждая секунда в эфире" "с перечислением заслуг". Было письмо, направленное курьером. И не было никакого "перечисления заслуг". Было напоминание о том, как долго они работают без смены.

Резун есть Резун.

А вот как прокомментировал Р. Ваймант отношение Москвы к этому письму Рихарда Зорге:

"…Директор отложил это письмо в сторону вместе с другими посланиями Зорге на ту же тему. Никаких действий не было предпринято. Четвертое Управление могло быть недовольно Зорге, однако у него явно не было квалифицированных агентов, способных занять его место…"

Какое место? Какая квалификация? Какое "недовольство"?

Речь в данном случае идет не о недовольстве. Речь идет о том, что, московское начальство, не доверяя Зорге, считало его двойным агентом, заваливавшим Москву дезинформацией.

Так какая нужна квалификация, чтобы давать пусть и не такую броскую, как Зорге, но ПРАВДИВУЮ информацию?

Отвечая на аргумент господина Вайманта, можно вспомнить (и напомнить) простейшую истину. Лучше один малоквалифицированный, но честный источник. Чем десяток сверхквалифицированных, но заведомо ложных.

Зачем потребителю нужна информация, пусть и по важным вопросам, но сфабрикованная чужими разведслужбами?

Нет, по большому счёту от дезинформации, если руководству известно, что это дезинформация, тоже может быть польза. По характеру дезинформации можно определить направления усилий вражеской разведки. Это тоже иногда бывает очень полезно.

Но для этого, во первых, совсем необязательно, чтобы дезинформатор был "квалифицированным". Достаточно того простого факта, чтобы он просто был.

Во вторых, нигде из документов не прослеживается, чтобы информация Зорге рассматривалась именно под таким углом.

Третье.

А откуда господину Вайманту известно, что у Москвы "явно" не было равнозначной агентуры в Токио?

Только потому, что мы сегодня ничего об этом не знаем?

Мне попалось как-то на глаза одно очень любопытное и точное наблюдение.

Наиболее успешные разведчики чаще всего остаются в тени для широкой публики. Те имена, что связаны с известными нам историями, принадлежат разведчикам раскрытым. Раскрытым не историками. Раскрытым спецслужбами противника. Провалившимся, попросту говоря.

Те, что работали успешно и не были разоблачены, неизвестны нам и до сего дня.

Это соображение является, конечно, общим. И не является доказательством. Но у него имеется и одно интересное дополнение, подтверждающее его.

Состоит оно в том, что разведка НКВД, судя по всему, довольно скоро смогла получить доступ к материалам японского следствия по делу Рихарда Зорге.

Об этом мы с вами еще поговорим в одной из следующих глав.

Теперь самое время обратиться к мнению А. Фесюна, ещё раз остановившемся на причинах недоверия к Рихарду Зорге:

"…Волна репрессий не обошла и Разведуправление Генштаба, равно как и его агентов за рубежом. Начальники управлений, отделов и отделений назначались и исчезали в какой-то безумной чехарде, успевая поименоваться лишь "исполняющими обязанности". Для вновь появлявшихся руководителей фигура Зорге была уже совершенно не конкретной, абстрактной, а в свете наличествовавших обвинительных документов еще и весьма подозрительной. В японском отделении Восточного отдела ГРУ сложились как бы две группы, первая из которых скорее не доверяла Зорге (Покладок, Рогов, Воронцов), а вторая - скорее верила (Кисленко, Сироткин, Зайцев)[20]. Как уже говорилось, во второй половине 1937 года принимается решение об отзыве Рамзая и ликвидации всей резидентуры. Это решение через несколько месяцев все же отменяется. Отмены добился и. о. нач. Разведуправления С. Г. Гендин, переведенный на эту должность из НКВД. Он смог если не защитить, то сохранить резидентуру Зорге, несмотря на сильные подозрения, что сведения, передаваемые ею,- дезинформация. Резидентура сохраняется, но уже с сомнительным грифом "политически неполноценной", "вероятно вскрытой противником и работающей под его контролем". Записки Гендина руководству теперь начинаются так:

ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Сов. секретно

Представляю донесение нашего источникам близкого к немецким кругам в Токио. Источник не пользуется полным нашим доверием, однако некоторые его данные заслуживают внимания…"

И здесь - вопросы.

Если Гендин сам считал информацию Зорге подозрительной, зачем он должен был выгораживать его?

Интересы дела?

Но какие могут быть интересы дела, если сам Гендин не доверял Зорге?

Здесь ведь надо помнить вот что. Защищая Зорге, Гендин рисковал не своей карьерой - он рисковал своей жизнью. Надо же себе представлять атмосферу того времени.

И что, Гендин поставил на карту свою собственную жизнь из-за незнакомого ему нелегала, которому он, по его собственному признанию, сам не совсем доверял?

Это - первое.

А второе - и вовсе непонятно.

Как-то так укоренилось как общеизвестныё факт, что Зорге в Москве были предъявлены какие-то обвинения, в силу которых он был вызван в Москву, где его собирались арестовать.

Теперь вопрос.

Кто выдвинул эти обвинения? И кто их снял (по мнению А.Г. Фесюна - по настоянию Гендина, по другим утверждениям - Проскурова)?

Из всех возможных источников обвинений возможны только три:

1. Сталин;

2. Руководство НКВД;

3. Руководство военной разведки.

В первом случае Зорге не смогло бы спасти ничьё и никакое заступничество.

Как, кстати, не могло бы его спасти и пребывание в далёкой Японии. Достали бы в любом случае. Это, я думаю, очевидно.

Значит, обвинение выдвигал не Сталин.

Во втором случае, снова возвращаемся к вопросу мотивов, которые двигали самоубийственной самоотверженностью Гендина.