Нашествие Даньчжинов - Эдуард Маципуло

– А вдруг у них есть какой-нибудь инстинкт нешаблонных действий? А, Говинд? Ты об этом думал?

– Конечно, Пхунг! Думал! Может быть, он существует – инстинкт нешаблонных действий. И этот инстинкт, тренируемый интенсивно, возможно, и есть разум, интеллект? Пхунг! В таком случае, в животных бездна разума. А в зачаточном состоянии он везде, где есть хоть капля мозга.

Мы идентифицировали следы на влажном песке возле озера – наисвежайшие! – и на экране дисплея задергалась надпись: «Желтый Раджа»!

– Может, он сломался, Пхунг?! – воскликнул испуганно Говинд.

Я тоже начал сомневаться в исправности Установки. Надо как-то проверить. Где раздобыть контрольный след другого тигра? Хотя бы старый? Охранники разбрелись по берегам озерка в поисках прежних мест водопоя.

– Давай сделаем искусственный след, – сказал я, – чтобы не сидеть без дела.

В том же мягком влажном песке с помощью костяшек пальцев Говинд выдавил отпечаток лапы гигантской кошки, способный посрамить своей правдоподобностью любой действительный след. Включив аппарат, увидели надпись на дисплее: «Новый след».

– Выходит, Установка в норме, – сказал я.

Говинд расстроился. Значит, и Одноглазого уже нет, если Желтый Раджа занял эту зону? Нет уже тигра, который умел считать до четырех? «Вот то выдающееся дело, которое приведет тебя в Подвалы, – сказал я себе. – Нужно выловить тэу и спасти оставшихся тигров. Напрягись, приятель, придумай, как это сделать…»

Ночью в лагере случился переполох: Желтый Раджа унес мула. Часовой, рослый парень, заикаясь и пуча глаза, рассказывал сбежавшимся на шум полуодетым людям, как Желтый выпрыгнул из темных зарослей к дежурному фонарю над коновязью. Первому попавшемуся мулу он перекусил шею. Потом поднял его в зубах – это мула-то, который весит не менее четырех центнеров! – и понес в заросли.

Босой и возбужденный Джузеппе приплясывал на месте, обнимая свои голые плечи.

– Это хорошо, что ты в него не выстрелил с испугу! Очень хорошо!

– Да как я мог? В Желтого? В священного?

Говинд сделал глубокомысленный вывод:

– Если тигр здесь, то и тэу должны появиться. Если еще не убрались из заповедника с добычей.

– Скоро сезон дождей, – сказал кто-то из монахов. – Наверное, убрались.

Потом при свете электрических фонариков рассматривали следы в густой траве – как тигр подходил к лагерю, как полз на животе, проложив просеку. Тем не менее часовой не слышал ни шороха, ни треска стеблей. Значит, очень медленно полз, чувствуя телом каждую травинку, медленно придавливал сухие стебли, а не сламывал их. Вокруг лагеря на ночь были натянуты сигнальные сети и шкуры – от тэуранов, главным образом. Желтый Раджа не затронул ни одного шнура, перепрыгнул через полосу сетей, и сигнальные колокольчики ни разу не звякнули.

– Вот видишь, Пхунг, – проговорил Говинд с плохо скрываемым восторгом, освещая примятую просеку. – Это рефлексом не назовешь, и накопленным опытом тоже не назовешь – Желтый не мог раньше сталкиваться с сигнальными устройствами. И интуицией назвать трудно. Одно может быть объяснение – разум!

А Джузеппе уже беспокоило другое.

– Моя дорогая кошечка… – бормотал он, ползая на коленях и придерживая одной рукой колоду. – Самая лучшая кошечка… Ты, наверное, ранена… Или больна…

– Похоже, так, – согласился Говинд. – Желтый Раджа никогда не нападал на домашний скот.

Вдалеке громыхнул басовитый рык Желтого. Все прислушались.

– Узнаю! Его голос! – Джузеппе всхлипнул от переполнявших его чувств.

На рассвете я проснулся от трубного рева оправленных в серебро раковин – монахи играли побудку. Я чувствовал себя больным. Умылся в холодном ручье, проделал несколько асан. При виде моих упражнений монахи и охранники попадали со смеху. Так что я был не прав, утверждая, что у даньчжинов туго с юмором. Все они знали йогу, а то, что я почерпнул из передовых пособий по йоге, показалось им более чем забавным.

– Я тебя научу, Пхунг, – сказал Говинд, вытирая пальцем мокрые глаза. – Когда с тебя снимут наказание. Удивительно, что ты еще живой – с такими-то асанами.

Сразу за ручьем стоял огромный раскидистый баньян, его ветви проросли в землю вертикальными стволами, так что дерево представляло собой густую рощу, пронизанную лианами и укрытую стенами из плотных кожистых листьев. Интересный лесок. Надо было сразу обратить на него внимание. Не обратили. И вот когда Говинд еще говорил о йоге, из этих зарослей с шипением вырвалось крестообразное тело и ударило в голую спину рослого охранника. С оглушительным взрывом тело несчастного парня разорвалось на куски, и голова отлетела в сторону.

Все это произошло за долю мгновений на глазах многих людей, собравшихся у ручья. Потом кто-то вскрикнул, кто-то рухнул без звука, большинство людей обратилось в бегство, и животные, сорвавшись с коновязей, бросились за ними.

В момент взрыва я ощутил болезненный толчок в доску и распластался прямо в ручье, насколько позволял хомут. Мне показалось, что после взрыва что-то хлестнуло по листьям в том месте, откуда вырвался «крест».

Повисла мертвая тишина, даже раненые боялись стонать, слышался только топот убегающих. Я приподнялся на руках, с меня потекла мутная вода. Лежащий в траве Говинд, повернув ко мне бледное лицо, прошептал одними губами:

– Тише!

Я смотрел на зеленую завесу – листья аккуратные, глянцевые, будто нарисованные. И ни один не шелохнется, не дрогнет. Я на четвереньках полез к тому месту, где появился «крест». Краем глаза увидел в руке Говинда устрашающих размеров револьвер, из которого, он, кстати, стрелял довольно плохо. Вообще, даньчжины не любят огнестрельного оружия: среди них нет ни одного настоящего охотника.

Я показал Говинду, чтобы он кинул мне оружие, но он подумал, что я приглашаю его за собой. И пополз! Я подобрался к стене из листьев – в промежутках сплошная темень, и это при жарком ослепительном солнце. Торопливо осмотрев заросли, я увидел свисающую кольцами проволоку.

Послышалось легкое жужжание… Я испуганно обернулся и увидел плывущий над поляной у ручья цилиндрический предмет, очень похожий на допотопный пылесос зеленого цвета. Предмет завис над раненым охранником, тот в ужасе закрыл голову руками. Из днища цилиндра с сухим щелчком выстрелило пламя, охранник дернулся, ладони его, как кожура с плода, медленно сползли с головы… А предмет висел уже над монахом-музыкантом; несчастный пытался закрыться от смерти музыкальной раковиной. И снова вспышка…

Говинд выстрелил несколько раз, не целясь, но «пылесос» не среагировал на выстрелы. Я подполз к Говинду и забрал у него кольт. Потом встал на колени… прицелился в кромку днища зеленого цилиндра. Медленно нажал на спуск. Отдачей подкинуло обе руки. С визгом рикошета цилиндр перевернулся в воздухе, но не упал на землю, а стремительно понесся в нашу сторону…