Черный передел. Книга I - Анатолий Баюканский

– Браво! Брависсимо! – вскочил Гуринович, локтем опрокинув рюмку. – Слава нам! Жить станет лучше, жить станет веселее!

– Хорошая весть, – сдержанно поддержал Гуриновича Возницын, – новый дом заложим. – Неловко улыбнулся. – Возможно, и для начальника производства квартиренка какая случайно найдется.

– Павел Эдуардович! – Петр Кирыч игнорировал прямой намек Возницына. Он обращался непосредственно к молчаливо сидящему писателю. – Я слышал, что вы трудитесь над книгами о животных. Вношу деловое предложение: отложить на время животных, подготовить солидную книгу о нас, рядовых советских людях. Мы вас и профинансируем хорошо. Каково, а?

– Предложение заманчивое, – любезно ответил Субботин, – но… смогу ли достойно рассказать о заводе? Нужны драматические коллизии, столкновения характеров.

– Чего-чего, а столкновений у нас не счесть. Кстати… – Петр Кирыч старался принять прежний серьезный вид, но это ему плохо удавалось, – хочу, пользуясь случаем, поздравить всех вас с большим успехом.

– С успехом? – скривил губы Русич.

– Да, Алексей Борисович, с успехом! Сегодня утром нас поздравил первый секретарь райкома партии товарищ Сарафанников. Мы стали в районе палочкой-выручалочкой. Оказывается, с двух предприятий города госкомиссия сняла почетный Знак качества. Райком в панику ударился, а тут наша «Пневматика»… из-за острова на стрежень, на простор речной волны…

– Успех-то не больно крупный. – Русич словно нарочно пытался очернить каждое слово директора, и это не укрылось от Субботина. Поскромнее бы ему держаться.

– К дьяволу скромность! – разошелся Гуринович. – Будем предельно откровенны: успех пришел только благодаря вашему личному руководству, дорогой Петр Кирыч, благодаря вашим способностям.

– К чему уж так-то? – чуточку смутился Петр Кирыч и принялся цеплять вилкой скользкий опенок. Однако все видели: директор был доволен словами Гуриновича.

– Я не стесняюсь правды, не считаю правду подхалимством. Позвольте, Петр Кирыч, выпить за вас? – Гуринович потянулся с рюмкой к директору, но тот решительным жестом остановил угодливого подчиненного.

– Не станем касаться отдельных личностей. Вместе мы хорошо потрудились. Посему давайте будем чувствовать себя не в гостях у директора, а как у себя дома. Покушаем, выпьем, а на сытый желудок обсудим кое-какие детали. Возражения есть, товарищи офицеры? – В этом был весь Петр Кирыч: никогда не говорил сразу то, что думал, приберегал на десерт самое вкусное блюдо.

От «товарищей офицеров», вполне естественно, возражений не последовало, и все дружно принялись за еду. Нина Александровна подсела к писателю, осторожно тронула его за плечо:

– А я тайком наблюдаю за вами, Павел Эдуардович, – призналась женщина, – вы почти ничего не едите, не пьете. Разве не вкусно? А через несколько минут подадут ударное блюдо.

– Нина Александровна, – Петр Кирыч заметил, что секретарша любезничает с писателем, и, нахмурив брови-козырьки, нарочито придав голосу строгость, пробасил: – вы у нас главная распорядительница бала, начинайте парад-алле!

– У меня давно все готово! – Женщина легко вскочила на ноги, оставив Субботина. Сделала какой-то знак, и из-за кустов выплыли дородные поварихи в белоснежных халатах, чепцах, накрахмаленных передниках. Каждая несла огромный поднос, уставленный закусками и бутылками. Наконец вынесли на свежий воздух пищу богов – седло молодого барашка, копченого угря, боярскую уху, бульон из ласточкиных гнезд, мясо по-фламандски. Все кушанья обильно сдабривались спиртным, да не какой-нибудь «Столичной», а коньяком «Мартини», «Наполеон», белым бургундским.

Часок спустя, окружив Петра Кирыча, размягченные, осоловевшие от вин и деликатесов, гости пошли размяться вдоль быстрого ручья. Догадливый Гуринович тотчас окрестил его Кирычевым ручьем, что весьма понравилось директору. Наверное, впервые за годы совместной работы все громко, не таясь, толковали о заводских делах, откровенно поругивали руководителей соседнего Зареченского комбината за высокое самомнение, за показуху.

Вскоре разговор возвратился на круги своя.

Вслух, без стеснения, отдавали должное гостеприимству Петра Кирыча, восхищались его дачей. Гуринович умело перебросил мостик в разговоре от личных дел к производственным, грубо польстив Петру Кирычу, что под крепкой рукой хозяина и подчиненным легче дышится.

После такой реплики директор встрепенулся, будто ждал сигнала для начала главного разговора, который витал в воздухе.

– Друзья мои, – решительно начал Петр Кирыч, – пожалуйста, говорите не все сразу. Наша «Пневматика» лишь на подступах к получению Знака качества. На нашем заводе пока знак видели лишь на комплектующих деталях. Главное, считаю, надо заполучить так называемые «внешние» документы. Золотая рыбка сама в наши сети не заплывет. Придется «организовывать», да, я не страшусь этого выражения, буквально каждую бумажку с помощью умных, напористых, пробивных специалистов. – Он повернулся к Субботину: – Вам, конечно, невдомек, каких трудов стоит в наше время получить почетный пятиугольник. Вот вам и конфликт. – Он вновь был в ударе, даже забыл о писателе. – Штурмовой группой будет командовать, извините за армейские выражения, уважаемая Нина Александровна. Хорошенькие плюс умные женщины в состоянии пробить даже Великую китайскую стену. Ну, а теперь хватит, хватит о деле! – продолжал Петр Кирыч. – Давайте лицезреть красоту, отдыхать, как это умеют делать на прогнившем Западе. А то мы совсем уморили нашу единственную даму и товарища писателя разговорами о пневмонасосах и аттестации. На свете есть вещи поинтересней. – Директор обвел коллег близорукими глазами, словно давая понять: хватит о работе. – Павел Эдуардович, – обратился он к молчавшему Субботину, – скажите откровенно, что вы сейчас думаете о каждом из нас, о беспокойствах коллектива? Вы – писатель, инженер человеческих душ.

– Вы хотите от меня слишком многого, – мило улыбнулся Субботин, – у нас ведь пока чисто шапочное знакомство. – О, как много мог бы поведать им сейчас он, скромный писатель-анималист! Пожалуй, кое-кто и в обморок бы упал, а остальные… Все эти добропорядочные советские граждане были вконец испорчены системой и, сами того не замечая, превратились в роботов, в рабов. Выехали за город отдыхать и спорят о том, как «выбивать» документацию. Цели приземлены, мысли убоги. – Что ж, попробую поделиться своими первыми впечатлениями, если что не так, простите на первый случай. Итак, вы, Петр Кирыч, человек весьма крутой, и это хорошо. Размазня на директорском месте не удержится. Дайте, пожалуйста, вашу руку. Так-так. Хочу обрадовать, вас ждет очень высокий взлет, случится это примерно через четыре-пять лет. К сожалению, с некоторыми из здесь сидящих ваших друзей и коллег вы расстанетесь. Они, образно говоря, встанут по другую сторону баррикад. Это так, в общих чертах. Если хотите, задавайте вопросы, я попытаюсь ответить. – Субботин замолчал.

– А с вами не соскучишься, – улыбнулся Петр Кирыч. – Скажите, пожалуйста, не конкретно, а вообще, какие ждут нас в ближайшее время потрясения?

– О, мне бы не хотелось никого обижать, к тому же я могу и ошибиться. Но скажу одно: потрясения ждут всех нас. Я написал книгу о следопытах, о повадках животных. В лесу я себя чувствую более спокойно, ибо в каждом человеке нынче начинает тлеть бунтарская искра. Но это уже из другой оперы.

– Павел Эдуардович! – Нина Александровна вновь присела на траву рядом с Субботиным. – Если вы такой прогнозист, то… – Она зашептала что-то ему на ухо.

– Послушайте, Нина Александровна, – возмутился Петр Кирыч, – секретов в компании не бывает. Можете посоветоваться с товарищем писателем в свободное от отдыха время, а пока… Не смыть ли нам грехи наши тяжкие, а? Банька у меня, конечно, не шик-модерн, даже не сауна, зато деревенская, настоящая. Печь в баньке, батюшки-светы, – Петр Кирыч аж крякнул от удовольствия, – духовитая. Класть ее знакомый чудо-мастер с Рязанщины приезжал. Возражений нет?

– Есть! – капризно склонил седеющую голову Гуринович. – Я лично в баню не пойду, пока не проведаю, чему еще мы обязаны этим праздником, какой славной дате. Вряд ли уважаемый Петр Кирыч пригласил нас сюда, чтобы сообщить о предстоящей аттестации.

– Логично, – поддержал Возницын. – Сообщить можно было и на оперативке.

– Сегодня еще не День Победы. Так что же? – продолжал допытываться Гуринович. Русич, молча наблюдавший весь этот будто заранее отрепетированный спектакль, понял: старик что-то знает, но пытается лишний раз сыграть в проницательность.

– Яков Григорьевич, какой вы, право, настырный! – с оттенком легкой обиды проговорил директор. – Ну, пожалуйста, не берите в голову. – Лицо Петра Кирыча покраснело. – Сегодня у вашего шефа день рождения, не круглая дата, корявая, но…