Какое ТЕБЕ дело до того, что думают другие? - Ричард Фейнман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дик был лучшим и любимым из нескольких «дядюшек», которые окружали меня в детстве. Пока он работал в Корнелле, он был частым и всегда желанным гостем в нашем доме; человеком, на которого всегда можно было рассчитывать в том, что он найдет время, чтобы оторваться от бесед с моими родителями и остальными взрослыми и подарить свое внимание детям. Он умел как играть в разные игры, так и обучать нас уже тогда, и именно он открыл нам глаза на окружающий нас мир.
Мое самое любимое воспоминание из всех — это то, когда я, восьми– или девятилетний мальчик, сижу между Диком и своей мамой и жду, когда выдающийся естествоиспытатель Конрад Лоренц начнет читать лекцию. Я нетерпеливо вертелся на стуле, как и все дети, которых просят посидеть смирно, когда Дик повернулся ко мне и сказал: «А ты знаешь, что существует в два раза больше чисел, чем все числа?»
— Нет, этого не может быть! — Я был упрям, как все известные мне дети.
— Нет, может; я тебе покажу. Назови число.
— Один миллион. — Большое число для начала.
— Два миллиона.
— Двадцать семь.
— Пятьдесят четыре.
Я назвал, наверное, еще десять чисел, и каждый раз Дик называл мне число в два раза большее. Наступило просветление.
— Понятно; но значит чисел в три раза больше, чем все числа.
— Докажи это, — сказал дядя Дик. Он назвал число. Я назвал число, в три раза большее. Он попробовал еще одно. Я опять назвал число. И опять.
Он назвал число, слишком большое, чтобы я сумел умножить его в уме. «Трижды это число», — сказал я.
— Итак, существует ли самое большое число? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — Потому что для каждого числа, есть числа в два и три раза большие. И есть даже то, которое в миллион раз больше.
— Правильно, и эта концепция увеличения без предела, концепция того, что не существует самого большого числа, называется «бесконечностью».
Тут пришел Лоренц, поэтому мы остановились, чтобы послушать лекцию.
Я видел Дика не слишком часто после его ухода из Корнелла. Но он оставил во мне яркие воспоминания, бесконечность и новые способы познания мира. Я очень его любил.
Искренне Ваш,
Генри Бете
Часть 2
Мистер Фейнман едет в Вашингтон: расследование причин катастрофы, случившейся с космическим шаттлом[22] «Челленджер»
Вступление
В этой истории я собираюсь много говорить о НАСА[23], но когда я говорю: «НАСА сделала это», или: «НАСА сделала то», — я не имею в виду всю организацию; я подразумеваю только ту часть НАСА, которая занималась шаттлом.
Вкратце напомню конструкцию шаттла: большую центральную часть занимает ядерный реактор[24], в котором содержится ракетное топливо: жидкий кислород сверху, а жидкий водород — в основной части. Двигатели, которые сжигают топливо, расположены на задней части орбитальной ступени, которая и отправляется в космос. Экипаж сидит в передней части орбитальной ступени; позади которой находится грузовой отсек.
Во время запуска две ракеты, работающие на твердом топливе, в течение нескольких минут поднимают шаттл, а потом отделяются и падают в море. Через несколько минут от орбитальной ступени отделяется ядерный реактор — это происходит гораздо выше в атмосфере, — который распадается перед падением на землю.
Рис. 1. Космический шаттл «Челленджер». Ядерный реактор, по обе стороны которого расположены твердо-топливные ракета-носители, соединен с орбитальной ступенью, главные двигатели которой сжигают жидкий водород и жидкий кислород. (© НАСА.)
Твердотопливные ракета-носители состоят из нескольких секций. Между этими секциями существует два типа соединений: постоянные «заводские соединения» герметически закрывают на заводе «Мортон Тиокол» в Юте, а временные «монтажные стыки» герметизируют перед каждым полетом — «в поле» — в Космическом Центре Кеннеди во Флориде.
Рис. 2. Расположение и увеличенный вид монтажных соединений ракета-носителя.
Совершение самоубийства
Как вам, быть может, известно, катастрофа космического шаттла «Челленджер» произошла 28 января 1986 года. Я видел взрыв по телевизору, но, за исключением трагической потери семи человек, я не слишком задумывался о нем.
Я и раньше читал в газетах о шаттлах, которые постоянно поднимаются в космос и возвращаются обратно, однако меня немного беспокоил тот факт, что ни в одном научном журнале я никогда не видел результатов хоть чего-нибудь, что прояснилось бы из экспериментов, проводимых над шаттлом, которые должны были быть весьма важными. Таким образом, я не уделял шаттлу слишком серьезного внимания.
Так или иначе, через несколько дней после катастрофы мне звонит глава НАСА, Уильям Граэм, и просит меня присоединиться к комиссии по расследованию причин того, что произошло с шаттлом! Доктор Граэм сказал, что он был моим студентом в Калтехе, а впоследствии работал в компании «Хьюз Эркрафт», где я читал лекции каждую среду.
Я все еще не мог его вспомнить.
Когда я услышал о том, что расследование будет проходить в Вашингтоне, моей немедленной реакцией было нежелание с этим связываться: у меня есть принцип не приближаться к Вашингтону и не иметь дел с правительством, так что я немедленно подумал — как бы мне из этого выбраться?
Я позвонил нескольким друзьям, вроде Эла Хиббса и Дика Девиса, но они объяснили мне, что расследовать причины катастрофы, которая произошла с «Челленджером», крайне важно для государства и что я должен это сделать.
У меня оставался последний шанс: убедить жену. «Послушай, — сказал я. — Это может сделать любой. Они смогут найти кого-то другого».
— Нет, — сказала Гвинет. — Если ты этого не сделаешь, то правительство получит двенадцать человек, которые группой будут ходить из одного места в другое. Но если к комиссии присоединишься ты, то одиннадцать человек — группой — будут ходить из одного места в другое, а двенадцатый будет носится как угорелый по всему месту и проверять всевозможные необычные вещи. Быть может, ничего необычного не будет, но если что-то будет, то ты это найдешь. — Она добавила: «Больше нет ни одного человека, который может это сделать так, как это можешь ты».
Будучи очень нескромным, я ей поверил.
Однако выяснить, что же случилось с шаттлом — это лишь одна задача. Следующая же задача состояла в том, чтобы выяснить, что же случилось с самой организацией НАСА. Тогда возникают вопросы типа: «Должны ли мы продолжать программу запуска шаттлов или лучше перейти на ракеты одноразового использования?» Затем появляются еще более важные вопросы: «А что дальше?», «Какими должны быть наши будущие цели в космосе?» Мне было ясно, что комиссия, которая была создана, чтобы попытаться расследовать, что произошло с шаттлом, могла превратиться в комиссию по решению вопросов государственной политики и ее работа могла не закончиться никогда!
Это заставило меня занервничать. Я решил уйти из комиссии через полгода, независимо ни от чего.
Но, кроме того, я решил, что, пока я расследую причины катастрофы, я не должен заниматься ничем другим. До начала работы в комиссии я играл с несколькими физическими задачками. Также, вместе с еще одним профессором, я преподавал курс в Калтехе. (Второй профессор предложил самостоятельно закончить курс.) Кроме того, я собирался давать консультации бостонской компании «Финкинг Машинс». (Руководство компании сказало, что они могут подождать.) Моей физике тоже пришлось подождать.
К этому моменту уже наступило воскресенье. Я сказал Гвинет: «Я собираюсь совершить самоубийство на шесть месяцев», — и поднял телефонную трубку.
Холодные факты
Когда я позвонил Граэму и выразил свое согласие принять участие в работе комиссии, он еще точно не знал, чем все-таки будет заниматься комиссия, кто ею будет руководить или примут ли в нее меня. (Надежда умирает последней!)
Но на следующий день, в понедельник, в 4 часа дня зазвонил телефон: «Мистер Фейнман, Вас приняли в комиссию», — которая к тому времени уже называлась «президентской комиссией» и которую возглавил Уильям П. Роджерс.
Я вспомнил мистера Роджерса. Я очень его жалел, когда он занимал пост государственного секретаря, потому что мне казалось, что президент Никсон все больше и больше задействует советника по государственной безопасности (Киссинджера), так что государственный секретарь остается почти не у дел.
В общем, как бы то ни было, первое собрание должно было состояться в среду. Я подумал, что во вторник делать там нечего, поэтому решил полететь в Вашингтон во вторник ночью, а пока позвонил Элу Хиббсу и попросил его собрать в ЛИРД[25] несколько человек, которые знают о шаттле хоть что-нибудь, чтобы они меня проинструктировали.
Во вторник утром я, полный пара и готовый взорваться, бегу в ЛИРД. Эл меня усаживает; друг за другом входят разные инженеры и объясняют разные части шаттла. Я не знаю, откуда они это знали, но они знали о шаттле все. Для меня провели очень детальный, быстрый и интенсивный брифинг. Парни из ЛИРД были полны такого же энтузиазма, что и я. Во время встречи все были очень сильно взволнованы.