Записки из будущего. Роман - Николай Амосов

— Ничего. Будто уж ты всегда ночуешь дома?

— Всегда.

Скажи, пожалуйста! Двадцать семь лет. Да ведь и я был таким. Но время теперь не то. Придется отпустить. Как тоскливо оставаться одному… И Люба тоже ушла, покинула. Сказала бы, что в больнице. Опять ложь.

— Ну что ж, иди, раз нужно.

Понял. На лице мелькнула грустная мысль. Колеблется.

— Я, пожалуй, попытаюсь позвонить одному приятелю из нашего дома.

Пошел в прихожую. Когда будут телефоны в каждой квартире? Жадные: совсем недавно не было самих квартир, а теперь подавай телефоны.

Набирает номер. Сколько будет ждать? Это характеризует. Скоро.

— Дима, ты не спал? Прости, пожалуйста, что поздно. Не сходишь ли ты к маме? Нет, ничего не случилось, просто нужно ее предупредить, что я заночую у шефа. Нет, ждет, конечно. Спасибо. Извини.

«Конечно» — значит, всегда ждет. Не завидуй, и у тебя была такая. Хорошо, что не дожила. И вообще хорошо, что никого нет. Люба. Не совсем то.

Вернулся улыбающийся. Любит маму. Приятно.

— Вот теперь все в порядке. Знаете, я у нее один.

— Спать будем или еще почаевничаем?

— Как хотите. Я не устал.

— Тогда пойдем на кухню. Чаю или кофе? Или, может быть, выпьешь? Есть водка, есть коньяк, вино. (Коньяк — Леня. Вино — изредка Люба.)

Испуганно:

— Нет, что вы, я не пью!

— Маменькин сынок: не пьешь, не куришь, ночуешь дома.

Хотел: «с девками не гуляешь». Нельзя: профессор, а он интеллигент.

Молчит. Собираю на стол. Который уже раз сегодня? Третий.

Уселись. Чайник кипит. Еда.

— Слушай, Юра, можешь ты мне рассказать, чем живет молодежь?

Мне нужно, и я же в будущее собираюсь. Разъяснить.

Задумчиво жует. Молчит.

— Знаешь, я уже не чувствую вашего поколения. Утратил контакт, как выражаются теперь. Странно получается: до революции профессора устраивали «четверги» для учеников и студентов. А теперь… Работаю с молодежью, а чем они живут, узнаю из газет.

— Но я, наверное, не очень характерный экземпляр, Иван Николаевич. Видели, мама меня ждет…

— Ты все-таки ближе.

— Разная есть молодежь. Деревни не знаю, но заводы, институты, НИИ знакомы. Впечатления не всегда радужные, но и не пессимизм, как у некоторых.

— Сформулируй. Ты же ученый.

Улыбнулся. Лицо стало сразу детское, непосредственное.

— Какой же я ученый? Я инженер.

Но ему приятно, что так назвал.

— Не думайте, что собираюсь проповедовать утопии. Мы, инженеры-кибернетики, требуем все выражать в цифрах. В том числе и идеалы. Поэтому прежде всего нужна кибернетическая социология и экономика. Объективные методы изучения поведения людей, эффективности их труда, степени душевного комфорта. Устойчивости и перспектив социальной системы.

— Ты веришь в коммунизм?

Встал. Прошелся по кухне: три шага вперед, три — назад. Остановился против меня. Взволнован, кажется?

— Зачем вы задаете такие вопросы?

Мне немножко смешно и приятно его волнение. Значит, есть порох у молодежи.

— Мой друг, я собираюсь путешествовать в будущее. Представь: твои автоматы разбудят лет так через пятьдесят. Так что вопросы будущего меня интересуют совершенно конкретно.

— Хорошо, я вам отвечу. Да, я верю. Но слово «вера» мне не подходит. Коммунизм — это не религия.

— Никто этого не говорил. Коммунизм — наука.

— Эту науку догматики нам подавали как религию: цитаты, цитаты… Если это наука, так я всегда имею право искать новых доказательств.

Бывало и так: павловская физиология, мичуринская биология. Языкознание. Хотя не на костер, но с должности долой. Он этого не застал.

— Я согласен. Но принесет ли пользу дискуссия в таком деле?

Представляю: митинги, страсти, упадок дисциплины. Прямой вред.

— Кто говорит о какой-то всеобщей дискуссии? Научные вопросы не решаются на митингах. (Прочел мысль!) Есть институты. Они должны изучить вопрос со всех сторон.

Слова. Пока одни слова. Но молодость берется горячо. Подразнить.

— Да что изучать? Какие проблемы? Строить коммунизм или возвращаться к капитализму?

— Ну зачем вы утрируете? Таких дураков не найдется. Дискутабельны вопросы методов и темпов, а не целей.

— Интересно, что думают по этому поводу философы? У тебя нет приятелей среди их молодежи?

— Нет. Пока я интересуюсь этим только так, для души. Хватит того, что в медицину влез. Хотелось бы, конечно, и сюда поглубже забраться, но в общем-то можно жить и так. Идем вперед, развиваемся. Но я еще этим займусь всерьез.

А можно ли жить без этих вопросов? Если бы не водородные бомбы, то спешить действительно некуда. Время придет, покажет. Но теперь… Впрочем, это уже не для меня. Бобыль. Не выполнил долг: «Кто родит сына, посадит дерево…» Ни сына, ни дерева. Грустно.

— Ну, а в людей ты веришь, Юра? Все ли способны войти в коммунизм? Имей в виду, что экспериментальных доказательств достаточности человеческих качеств нет.

Ты-то сам готов? Пожалуй, да. Материальных благ мне вполне достаточно. Согласился бы даже и на меньшее. Независтлив, нечестолюбив. Вернее, «да», но в меру. Вот только лаборатория мне нужна, оборудование, помощники… А может быть, твои замыслы того и не стоят? Но я ведь этого честно добиваюсь, доказываю. Но слушай.

— Я верю. Но я знаю, что человек — такое существо, что может и в сторону вильнуть и назад. И все к черту пойдет, вся история цивилизации и социальный прогресс. Пример — фашизм. Жутко — целое государство с пути сбилось.

— Опять добро и зло. Не будем обсуждать. Вернее, отложим. Давай лучше спать ложиться.

— Да, да, в самом деле, уже час. Вы меня простите за болтовню.

— Ну, что ты!

Какой он, Юра? Умен, но молод. Это значит, ум еще не настоящий. Слишком согрет чувством и ограничен. Мудрость приходит вместе со зрелостью. Даже у меня еще нет, наверное. Но как странно: в любом возрасте человек ощущает себя вполне умным и способным все понять. Вот тот же Юра наверняка уверен, что может постигнуть любую науку, любой предмет. Постигнуть… Я тоже так думал.

Стелю постели. Раскладушка, поролоновый матрасик. Удобная вещь, только простыня на нем держится плохо. Подоткнем. Еще пододеяльник.

— Юра, там в ванной есть новая зубная щетка. Красная.

Укроется пледом, тепло. Да, полагается наволочку сменить. Сейчас. За границей еще пижаму дают, у нас пока в своих рубахах. Не дошли.

— Ложись. Читать будешь? Газеты есть.

— Нет, спасибо. Я быстро засыпаю.

Стесняется. Ну, я тоже свет потушу сразу.

Вечерний туалет. Зубы как зубы, но десны явно распухли. Так уж явно? Да. Ничего. Послужат.