Приходи вчера (сборник) - Мастрюкова Татьяна

Когда меня опять, на этот раз совершенно явно, окликнули, я снова обернулся. Собака приостановилась и смотрела на меня. Она не выглядела угрожающе, и не было похоже, чтобы она была с кем-то, кто шел чуть дальше и как раз звал меня.

Вроде ничего опасного, но я все равно прибавил шагу и периодически оглядывался. И всякий раз собака останавливалась, непонятно чего ожидая от меня или по какой-то другой причине, потому что с каждым разом она была все ближе и ближе. А это уже выглядело как-то неприятно. Не хотелось поворачиваться к ней спиной.

Скоро уже должна была появиться тропинка, ведущая от путей через лесок прямо к моему дому. Я автоматически оглянулся и увидел, что на этот раз собака не остановилась.

Наклонился, будто бы подбирая камень. Обычно на собак такое действует, и они из чувства самосохранения либо прекращают преследование, либо убегают прочь. Но этот пес, кажется, наоборот, даже прибавил ходу. Тут уж я напрягся и стал оглядываться в поисках настоящего камня. Но, как назло, видно уже было плохо из-за сумерек, а пути присыпаны мелким щебнем, которым даже воробья не сбить, да еще и заросли травой.

Моя растерянность подстегнула собаку, она напружинилась, как перед прыжком. Теперь я по-настоящему испугался. Сорвал в панике рюкзак, намереваясь им отбиваться, и на всякий случай быстро начал шарить в нем в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы мне помочь. И нашел! Перочинный ножик, которым я пользовался в последний раз так давно, что успел о нем напрочь позабыть.

Меня затопила волна облегчения, будто эта маленькая пырялка на самом деле могла спасти от нападения крупной собаки. Как бы то ни было, я вытащил из рюкзака уже раскрытый перочинный нож и выставил перед собой. Все это заняло какие-то секунды, на которые я отвлекся от окружающего.

Так вот, когда я выставил нож, готовый встретить прыгнувшее животное, прямо передо мной на тропинке оказался человек…

Я даже не понял, взрослый невысокий мужчина или просто крупный пацан. Лицо его невозможно было разглядеть, оно словно утопало в темноте, хотя сумерки еще даже не сгустились и были вполне различимы детали его одежды, например. На нем была какая-то спецовка, вымазанная мазутом.

У меня аж мороз по коже прошел от неожиданности. Я ЧУТЬ не пырнул ножом человека! Даже не знаю, что ужаснее: быть покусанным и, может быть, искалеченным собакой или ранить человека. А вдруг бы я его убил?! Я читал, что ножом убить очень легко.

Кстати, куда делась собака? И откуда взялся этот тип, с учетом того, что незаметно и бесшумно оказаться на этой тропинке нереально?

Пока я продолжал стоять столбом с выставленным перед собой ножом, слабо соображая от неожиданности, незнакомец шел прямо на меня. Обогнул в последний момент, чуть не задев плечом. Пахнуло псиной.

Я инстинктивно шагнул к рельсам и опустил нож. Человек что-то пробурчал нечленораздельное. Игнорируя протоптанную тропинку, он как-то очень ловко ввинтился прямо в кусты и пропал. Я же продолжал стоять в недоумении, ничего не предпринимая, ровно до того момента, как из этих темных непролазных кустов раздался уже знакомый голос, снова обратившийся ко мне по имени и позвавший:

— Давай сюда, тут поближе будет!

Вот после этого я сорвался и побежал. Ногу подвернул, но терпел боль, стиснув зубы, и не перешел на шаг, даже выскочив на асфальтированную дорогу у жилых домов. Не остановился, пока не упал на ступеньки своего крыльца. Пришлось потом больничный брать. Сказал, что неудачно с платформы прыгнул.

Позже разговаривал с соседями, и они сказали, что я идиот — ходить там в сумерках да еще в такое время года. Можно, говорят, только летом, и то компанией.

Но я вообще больше не хожу там. Даже летом. Даже в компании. Даже днем. Слишком короткий этот путь.

Не стоит 6 сентября, на Евтихия, в одиночку далеко уходить из дому, особенно в лес, поле, на луг — неведомый голос окликает одинокого путника, манит за собой. Кто пойдет на зов, обратно уже не вернется. Это зовут человека души заложных покойников, умерших нехорошей смертью: самоубийц, погибших от несчастных случаев или от запоя.

ДВЕРЬ

Люди очень любят рассказывать страшные истории, придавать огромное значение любому пустяковому сну, трактуя его то так, то эдак, как к случаю придется, придумывать самому обыденному явлению типа щелчка батареи центрального отопления мистические причины. А когда с ними происходит что-то действительно выходящее за рамки понимания, начинают отметать непостижимое, подтасовывать факты под свое «рациональное» объяснение.

Все это происходит из тяги к неизвестному и одновременно от страха перед ним. Всем интересны страшные истории, но никто не хочет на самом деле оказаться внутри такой истории в качестве главного героя.

Трудно принять необъяснимое, страшное и продолжать с этим жить, зная, что ничего сделать не можешь.

Однако чаще всего бывает, что ты вплотную столкнулся с потусторонним и мистическим, но даже не понял этого, а осознал все потом, много позже, когда уже ничего не изменить.

Бабушка рассказывала, как приснился ей в молодости сон, который она запомнила на всю жизнь, один только этот. Снилось, что они с ее мужем, моим дедушкой, собирались идти на какую-то встречу его сослуживцев. Обычно это были веселые сабантуи, причем безалкогольные, которые бабушка, молодая привлекательная женщина, артистка оперетты, обожала. Муж ее, почти на двадцать лет старше, тоже был очень компанейским и веселье молодой супруги по-доброму поддерживал. Счастливы они были. Двое деток, сын и дочка, «королевский набор». Хорошая должность, своя квартира.

Сон был очень реальный, совершенно как в жизни. Поэтому бабушка слегка озадачилась, заметив, что муж внезапно стал собирать чемодан, с которым ездил в служебные командировки. Шли-то они в гости, буквально к соседям. Впрочем, бабушка, предвкушавшая интересную встречу, особого значения этому не придала, напудрилась и поспешила за мужем, который, уже в шинели (начало марта, еще холодно) и с чемоданом в руке, решительно подошел к входной двери.

И опять исказилась реальность, потому что дверь внезапно оказалась темная, без ручки и замка, без привычных планочек и завитушек. Бабушка опять удивилась, но, поскольку муж без колебаний, с легкостью эту дверь открыл, снова не задумалась. Да, особа она была, прямо скажем, с ветерком в голове, «вздуй хохолок», как говаривала ее мать. Если супруг спокоен, то ей и подавно нечего волноваться.

И бабушка собралась переступить порог вслед за мужем, потянулась взять его за локоть, но он вдруг резко стряхнул ее руку, даже слегка оттолкнул ее чемоданом и грубо, непривычно грубо для себя, рявкнул:

— А ты здесь остаешься! Не смей за мной ходить!

Бабушка опешила, попятилась от неожиданности, от такой ничем не обоснованной мужниной резкости даже слезы на глазах выступили. Он никогда на нее раньше не кричал. Журил, конечно, но по делу и очень мягко.

Пока бабушка пыталась найти слова, чтобы узнать причину столь резкой перемены в поведении супруга, дедушка воспользовался ее замешательством, быстро переступил порог и дверь за собой захлопнул, громко и решительно, как точку поставил.

И такой безотчетный страх, даже ужас, затопил бабушку, словно она не в безопасности своей квартиры осталась, а совершенно одна, брошенная мужем на произвол судьбы среди какого-то кошмара. Своими холеными кулачками в панике колотила она в эту дверь без ручки, пыталась, не щадя маникюр, и так и эдак проклятую дверь подцепить. И плакала, и звала мужа, но он не откликнулся, не открыл.