Проповедник - Камилла Лэкберг

Мартин опять начал набирать номер немецкой полиции и на этот раз благополучно дозвонился. Нельзя сказать, что разговор протекал легко и непринужденно, но когда по окончании разговора Мартин положил трубку, он был практически уверен в том, что ему удалось внятно и понятно изложить наиболее важные обстоятельства. Немецкие коллеги обещали перезвонить, как только у них появится какая-либо информация. Так определенно сказал немецкий полицейский. Но если им в дальнейшем придется часто общаться, то, наверное, для надежности надо будет найти переводчика.

Мартин подумал о времени, которое уйдет на то, чтобы получить сведения из-за границы. Ему до чертиков хотелось, чтобы здесь установили такую же высокоскоростную интернет-линию, как у него дома, но в качестве защиты от вторжения хакеров в полицейском участке имелась только на редкость отстойная модемная связь. Мартин отметил для себя не забыть поискать что-нибудь про Таню Шмидт, когда он будет дома. В Сети он мог посмотреть немецкую телефонную книгу, хотя достаточно поднаторел в немецком, чтобы понимать, что Шмидт — одна из самых распространенных фамилий и шансы найти ее таким образом невелики.

Что касается сведений из Германии, то Мартину оставалось только сидеть и ждать, поэтому он посчитал разумным и логичным приступить к следующему пункту. Он записал мобильный телефон Лизе, позвонил ей и убедился, что она по-прежнему на месте, в кемпинге. Хотя девушку ничто больше не задерживало во Фьельбаке, она обещала не уезжать еще день-другой, с тем чтобы они смогли поговорить с ней.

Должно быть, путешествие потеряло для Лизе все свое очарование. Судя по тому, что свидетельница рассказала Патрику, они с Таней крепко сдружились, а теперь она сидела одна в своей палатке в кемпинге Сельвика во Фьельбаке, а ее спутница лежала на столе в морге. Может быть, Лизе тоже угрожала опасность? О такой возможности Мартин раньше не подумал. Надо бы поговорить об этом с Патриком, как только он вернется в участок. Нельзя исключать возможность того, что убийца мог увидеть девушек в кемпинге и по какой-то своей причине сконцентрироваться на них обеих. Но каким образом тогда в эту картину вписываются скелеты Моны и Сив? Моны и, по-видимому, Сив, — тут же поправил себя Мартин. Можно быть уверенным только в подтвержденных фактах, никогда нельзя быть почти уверенным. Это правило Мартин усвоил в полицейской школе и старался следовать ему в работе.

После некоторого размышления Мартин решил, что опасность Лизе не грозила. Рассуждая с точки зрения вероятности и возможных совпадений, он пришел к выводу, что Лизе оказалась вовлеченной во всю эту историю из-за своей спутницы.

Патрика все не было, и хотя Мартин раньше собирался соблюсти субординацию, он все же надумал пойти и попросить Ёсту помочь ему. Он вышел в коридор, постучал и сунул голову в кабинет Ёсты.

— Ёста, можно тебя прервать?

Ёста висел на телефоне с блаженным выражением лица, но когда в дверях появилась голова Мартина, он посмотрел на него немного виновато и повесил трубку.

— Да?

— Патрик попросил, чтобы мы сгоняли в сельвикский кемпинг. Я поговорю с подругой жертвы, а ты походишь по кемпингу и поспрашиваешь.

Ёста что-то буркнул по привычке, но безропотно согласился на предложенное Патриком распределение обязанностей. Он взял куртку и пошел за Мартином к машине. Проливной дождь уже закончился, и сейчас всего лишь немного моросило, но воздух был прозрачен и свеж, и дышалось легко. Казалось, что долгие недели пропыленного зноя смыты напрочь, и все вокруг стало каким-то необыкновенно чистым.

— Будем надеяться, что это случайный ливень, иначе весь мой гольф накроется, — недовольно пробурчал Ёста, когда они сели в машину.

Мартин подумал, что он, наверное, единственный человек на всю округу, недовольный короткой паузой в летней жаре.

— Ну, не знаю, мне кажется, это довольно здорово, потому что жара в последние недели меня просто доконала. А ты только подумай про Патрикову Эрику, каково ей: быть на сносях в середине лета, вот уж, наверное, никому такого не пожелаешь.

Мартин болтал не умолкая, потому что прекрасно знал, какой Ёста плохой собеседник, если только речь не идет о гольфе. А так как познания Мартина в гольфе ограничивались сведениями о том, что мячик — белый и круглый, а игроков можно определить по клетчатым клоунским штанам, он вел беседу соло. Поэтому не сразу услышал тихое замечание Ёсты:

— Мальчик родился в начале августа, таким же жарким летом.

— У тебя есть сын, Ёста? А я и не знал.

Мартин пошарил в памяти, припоминая все, что знал о семье коллеги. Его жена умерла года два назад, но Мартин никогда и ничего не слышал о ребенке. Он бросил удивленный взгляд на сидящего рядом Ёсту. Тот не смотрел на Мартина, он опустил глаза и разглядывал руки, лежащие на коленях. Непроизвольно, сам не замечая того, Ёста крутил на пальце золотое обручальное кольцо, которое по-прежнему носил. Могло показаться, что он не слышал вопроса Мартина. Ёста говорил безжизненным монотонным голосом:

— Майбрит поправилась на тридцать килограммов, она стала большой, как дом. В жару она совсем не двигалась, не могла. К концу она сидела в тени и все время задыхалась, как рыба на берегу. Я таскал ей воду кувшин за кувшином, но это почти не помогало — все равно что песок поливать.

Он засмеялся неожиданно весело и как-то особенно по-доброму, и Мартину показалось, что в своих воспоминаниях он где-то очень и очень далеко. Ёста продолжал:

— Родился мальчик — просто замечательный, толстенький и красивый. Говорили, что он — копия меня. А потом… все случилось очень быстро. — Ёста продолжал крутить обручальное кольцо. — Я приехал навестить их в больнице и сидел с ней в палате, как вдруг мальчик перестал дышать. Начался переполох, персонал набежал, и они забрали его у нас. Потом мы его увидели — в гробике, на похоронах. Красивые были похороны. Больше у нас детей не было: мы не хотели, мы боялись, что опять случится беда. Майбрит и я, мы бы этого не пережили, поэтому мы остались вдвоем.

Ёста вздрогнул, словно проснувшись или выйдя из транса, и посмотрел на Мартина с укоризной, как будто тот был виноват в том, что Ёста так разоткровенничался.

— Надеюсь, тебе ясно, что больше мы об этом говорить не будем? И не надо никому об этом рассказывать. Это не тема для трепа за чашкой кофе. Прошло почти сорок лет, кому какое дело, не надо, чтобы знали.

Мартин кивнул. Он не смог удержаться и просто легонько похлопал Ёсту по плечу. Тот поморщился, но Мартин тем не менее почувствовал, что в эту секунду между ними протянулась тонкая нить — там, где раньше не было ничего, кроме уставного уважения. Конечно, Ёсту не назовешь образцовым полицейским, но это совсем не означает того, что у него нет навыков и опыта и Мартину нечему у него поучиться.

Им обоим стало легче, когда они приехали в кемпинг. В машине после слов Ёсты повисло тягостное молчание, но через несколько минут они уже были на месте.

Ёста выбрался из машины, засунул руки в карманы и с отсутствующим видом пошел бродить по кемпингу, опрашивая туристов. Мартин спросил, где палатка Лизе. Она оказалась совсем маленькой, чуть больше носового платка. Она стояла между двумя большими палатками и от этого соседства казалась еще меньше. Справа жила семья с детьми, которые, играя, с воплями бегали вокруг, а слева под навесом, у входа в свою палатку, сидел здоровенный детина лет двадцати пяти и дул пиво. Все общество с любопытством уставилось на Мартина, когда он подошел поближе.

Стучать, собственно говоря, было некуда, и он позвал Лизе вполголоса. Зажужжала молния, закрывавшая вход, и оттуда выглянула светловолосая голова.

Через два часа они уехали из кемпинга, так и не узнав ничего нового. Лизе повторила то, что уже рассказала Патрику в участке, и никто из обитателей кемпинга не заметил чего-либо примечательного, что могло иметь отношение к Тане или Лизе.

Но все же что-то его зацепило. Где-то по краю сознания Мартина проскользнула неясная мысль: он что-то увидел. Он попытался вспомнить и представить, что это такое, но его лихорадочные усилия ни к чему не привели. Он что-то заметил во время поездки в кемпинг, но тогда не обратил внимания. Мартин раздраженно барабанил пальцами по баранке, но в конце концов сдался, мысль куда-то провалилась. По пути обратно в участок они не произнесли ни слова.

Патрик надеялся, что в старости он сможет быть таким же, как Альберт Тернблад. Конечно, не таким одиноким, но таким же подтянутым, со стилем и характером. После смерти жены Альберт не позволил себе опуститься, как это случается с очень и очень многими пожилыми мужчинами, когда они остаются одни. Он был одет в тщательно выглаженную светлую рубашку и жилет, побелевшие волосы и борода аккуратно подстрижены. Хотя Альберт ходил с заметным трудом, он прямо держал спину, высоко подняв голову, и, как успел заметить Патрик, содержал дом в чистоте и опрятности. То, как он встретил известие о том, что дочь нашли, также импонировало Патрику. Похоже, что Альберт Тернблад заключил мир со своей судьбой и жил достойно, несмотря на обстоятельства.