Пророк - Дмитрий Шидловский

— Здравствуйте, Александр, — приветствовал он меня по-русски. — Рад снова видеть вас в Дармштадте.

— Здравствуйте, Фридрих, здравствуйте, Ти, — я пожал руку герцогу и поцеловал его жене. — Я тоже рад снова оказаться в вашей гостеприимной стране. Познакомьтесь с моей спутницей. Юлия Тимофеевна Грибова.

— Рад приветствовать вас в Дармштадте, — герцог поцеловал руку Юле. — Доставит ли вам неудобство, сударыня, если мы перейдем на другой язык? Моя супруга, к великому сожалению, не очень хорошо владеет русским.

— Мы можем говорить по-английски или по-французски, — Юля слегка смутилась. — Я одинаково владею этими языками.

— Прекрасно, — герцог перешел на язык Вольтера. — Прошу в замок. Обед уже ждет нас.

Застолье протекало спокойно и весьма буднично. Герцог расспрашивал Юлю о том впечатлении, которое произвел на нее Висбаден. Юля, вначале заметно смутившаяся, очень быстро оттаяла и в самых лестных выражениях описала, как она восхищена красотами Дармштадта. Ти рассказала, как непривычно было для нее переселиться из тропиков в Европу и как долго она не могла привыкнуть к прохладному климату своей новой родины. Как водится, разговор очень быстро перешел на превратности погоды в Германии и целебные свойства вод Висбадена и Бад-Эймса. Слуги споро меняли блюда, и я не без интереса наблюдал, как Юля, украдкой поглядывая на Ти, усваивает сложный этикет придворного застолья.

Наконец герцог произнес сакраментальную фразу, которая должна была означать переход от формальностей к сути дела:

— Между прочим, Александр, вам, наверное, было бы интересно посмотреть новую коллекцию исторического оружия, которую я приобрел в прошлом году на Сотби.

— Да, это было бы чрезвычайно любопытно, — поддержал его я.

— Но, Фридрих, госпоже Грибовой наверняка безразлично ваше оружие, — заметила Ти, поняв, что супруг хочет остаться со мной наедине. — Если ты не возражаешь, я покажу ей оранжерею.

— Конечно, дорогая, если госпожа Грибова не возражает.

— Я с огромным удовольствием посмотрю оранжерею, — Юля тоже поняла, что мне надо поговорить с герцогом тет-а-тет.

Когда мы вошли в оружейный зал, герцог сразу перешел на русский язык:

— Вы, кажется, давно здесь не были?

— Лет пять. Хотя, честно говоря, не вижу больших изменений.

— Их немного, но, надеюсь, кое-что вас заинтересует. Посмотрите, в той витрине самурайский меч эпохи феодальных войн. Говорят, им владел сам Такеда Синген.

— Ах, шестнадцатый век! Синген был великий полководец, но я сомневаюсь, что он часто пользовался этой вещью, если даже меч и принадлежал ему, — ответил я, бережно принимая в руки богато отделанное оружие.

— Почему вы так считаете?

— Слишком много украшений. Такая роскошь больше подошла бы придворному вельможе, которому надо произвести впечатление. А Такеда Синген был воином и предпочитал простые и надежные вещи, — я обнажил клинок и бегло осмотрел его. — Боюсь, что огорчу вас, Фридрих. Это клинок эпохи Токугава. Похоже, он был выкован двумя столетиями позже, чем предполагали устроители Сотби. Хотя, безусловно, меч сделан для какой-то очень важной персоны, да и отделка представляет большую художественную ценность... пожалуй, ваши деньги все же потрачены не зря.

— Как безразлично вы взираете на богатство отделки! — усмехнулся герцог. — Помнится, в прошлый раз вы никак не могли расстаться со значительно более простым клинком. Вот этим.

Я отложил в сторону разукрашенный меч и принял другой, с более простой отделкой.

— Шутите, — усмехнулся я. — Ему нет цены. Это оружие работы самого Масамунэ, мастера из мастеров.

Я извлек клинок из ножен. Мне казалось, что оружие задышало, ожило в моих руках.

— Этот меч ваш, — сделал широкий жест герцог.

— О, ваша светлость!.. Благодарю, это великолепный подарок! — я не мог скрыть восторга. — Прошу вас принять в качестве ответного дара мои охотничьи угодья Велейка в Белоруссии.

— Князь... Это невозможно! — герцог смутился. — Я не могу принять столь щедрого подарка.

— В таком случае и я не могу принять этот меч, — я решительно вернул клинок в ножны.

— Что ж, вы не оставляете мне выбора, князь. С благодарностью принимаю ваш щедрый подарок. Но надеюсь, что в ближайшее время мы поохотимся в этих угодьях вместе.

— Я думаю, мы отметим там вступление Дармштадта в ЕАС.

Герцог встрепенулся.

— Вы считаете, что это решение может быть принято так скоро?

— Надеюсь. По крайней мере, в ближайшие дни Евразийский союз промышленников и финансистов даст необходимую рекомендацию.

— Это официальная информация или ваше предположение?

— Нет, это решение, которое на следующей неделе будет оформлено официальным протоколом. Одной из целей моего приезда в Дармштадт было уведомить вас об этом. Официальная декларация Ассамблеи последует в течение месяца. После этого начнется трехлетний срок, в ходе которого вы должны будете привести законодательство, финансовую и налоговую систему в соответствие с требованиями ЕАС. Впрочем, как я понимаю, вы уже обсуждали это во время своего визита в Россию с президентом Евразийского союза промышленников и финансистов.

— Вы сейчас представляете его?

— Да.

— Я думал, что господин Вольский снова вызовет меня для предварительных консультаций в Петербург.

— Это обеспокоило бы Баварского короля и могло бы создать ненужную напряженность. Мы поставим всех перед фактом.

— Вы даже не представляете, насколько оказались дальновидны.

Я удивленно посмотрел на герцога.

— Видите этот доспех? — герцог указал на стоявший в отдалении доспех средневекового европейского рыцаря. — Я купил его на аукционе во Пскове два года назад.

Мы подошли к доспеху, который издали мог показаться живым человеком, застывшим у стены. На металлическом нагруднике был выгравирован орел, хищно распахнувший клюв.

— Я не очень разбираюсь в европейском оружии, — сказал я, — но, кажется, этот доспех не представляет большой исторической ценности.

— Вы совершенно правы, — ответил герцог. — Типичный доспех тевтонского рыцаря тринадцатого века. Стоил он недорого. Для меня интересна его история. Он принадлежал одному из рыцарей, участвовавших в осаде Пскова в тысяча двести сорок втором году. Рыцарь был пленен, а доспех достался русским в качестве трофея. Для меня это символ. Символ длившегося многие столетия немецкого давления на восток.

— Ничего удивительного. Как и любая развивающаяся система, германская нация расширяла свой ареал.

— Да, расширяться на восток было проще, — усмехнулся герцог. — Сейчас уже мало кто помнит, что пруссы — это славянское племя, Пруссия — земля славян, Берлин — одна из славянских столиц, а Бранденбург некогда именовался Бранный Бор... Наши предки прошли всю Прибалтику и так и не сумели покорить Русь.

Я терпеливо выслушивал излияния герцога, зная его пристрастие к историческим экскурсам.

— Пожалуй, последней попыткой сделать это было нападение Гитлера на Российскую империю. Так и не понимаю, почему сумасшедший Адольф решился начать войну на два фронта. Ведь он знал, чем это кончилось для Германии в Первую мировую войну.

— Он знал, что Россия просто не может остаться в стороне от общеевропейского конфликта, — ответил я.

— Однако в войну вы вступать не спешили.

— В обществе еще было сильно воспоминание о революции, к которой привела Первая мировая война.

— Однако, насколько я знаю, после падения Парижа Россия приготовилась напасть на Германию, в случае немецкого десанта через Ла-Манш.

— И уже стянула войска к западной границе, — подтвердил я. — Это и погубило. Когда Вермахт скрытно перебросил свои части на восток и напал, он встретил части, готовые не к обороне, а к нападению. Генштаб так и не поверил, что Гитлер отважится на войну на два фронта. В итоге разразилась катастрофа сорок первого года. Мы потеряли Минск и с трудом удержали Киев. Да и сама война была необычайно кровавой. Погибло пять миллионов подданных империи.

— Вас спас профессионализм русского офицерства, — поддержал меня герцог. — После столь тяжких поражений удалось наладить оборону и перейти в контрнаступление. Впрочем, хочу заметить, что Россия приобрела в войне больше чем кто-либо. До этого в Евразийский союз, который фактически является завуалированной формой большой Российской империи, входили только Туркестан, Азербайджан, Грузия и Армения. А с сорок пятого по пятьдесят первый год вы включили в него всю Прибалтику, Польшу, Пруссию, Финляндию, Чехословакию, Венгрию, Румынию, Грецию и Болгарию.

— Заметьте, они добровольно попросились в Союз, — заметил я.

— Конечно, — усмехнулся герцог, — при той разрухе, которая царила в Европе, страны, участвовавшие в конфликте, могли избежать голода только за счет американской либо русской помощи. А стало быть, у них была альтернатива: либо вступать в НАТО, либо в ЕАС. Ведь именно это, так или иначе, было условием экономической поддержки.