После третьего звонка - Ирина Лобановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты слишком часто меняешь привязанности, — сказал Гера. — Вот теперь Таня… Очень приятное существо.
Какого хрена ему надо?! Никто не нуждается в его характеристиках и проповедях.
— А ты не напрягайся! — закричал Виктор, вминая недокуренную сигарету в стенку. — И не суйся не в свое дело! Моя личная жизнь тебя не касается! Ты едешь себе на дачу и езжай дальше спокойненько! Лирические отступления к теме не относятся!
— Относятся, Виктор, — спокойно возразил Гера. — Еще как относятся! Ты просто не желаешь признавать этого.
— Да, не желаю! — Крашенинников вытащил вторую сигарету. — Куда я их на свой страх и риск отнесу, там они и будут! По щучьему веленью, по моему хотенью! Непонятно говорю?
— Да нет, почему же, очень даже понятно, — вздохнул Георгий. — Было бы понятно тебе самому…
Расфилософствовался! Надоели все до смерти!
— "Поучают, поучают, поучают… — пробормотал Виктор. — Поучайте лучше ваших паучат!"
Гера отвернулся к окну. Поезд набирал ход, так жутко громыхая на поворотах, что приходилось сильно сомневаться в его надежности. Таня и Нина мирно беседовали.
— Опять меня занесло черт знает куда, — с досадой проворчал Виктор и виновато взглянул на Георгия. — Плюнь и забудь, ладно? Я тебе уже стольким обязан, а веду себя как скотина последняя…
Гера усмехнулся.
— Никак не получается, Витька, ни плюнуть на тебя, ни тебя забыть. Ну ладно, я, но вот что девушки в тебе находят?
— Если б я знал! — пожал плечами Виктор. — Может, их просто длинные прикалывают, они всегда торчат на виду. А потом, со временем, сильно втягиваешься в ситуацию, сживаешься с ней, здорово ею проникаешься, и уже кажется, что должно быть только так и не иначе.
— А от них ты не устаешь? — поинтересовался Гера.
— Я тебя умоляю… Чего нет — того нет! Во всяком случае, пока, — Виктор мельком взглянул через стекло на беспечно болтающую Таньку. — Вероятно, не устаю…
И он странно замолчал.
— Почему вероятно? — спросил Георгий, выбрасывая окурок.
— Да нет, ничего! — Виктор открыл дверь из тамбура. — Ничего особенного! Мы уже почти приехали…
Станция встретила их тем же поздним осенним солнцем и тишиной. Танька опять заблаженствовала и размякла. Ей сегодня так нравился окружающий мир, что Гера начал чересчур внимательно посматривать то на нее, то на приятеля и улыбаться куда-то в сторону.
День проплыл как в сказке. На удивление теплый, задумчивый и нереальный, неземной день.
Татьяна оголтело носилась по дому, словно ею выстрелили из пистолета, поспевая повсюду: и на кухне, и за столом. И Виктор был в полном недоумении от ее резвости, проворности и ловкости, а Гера продолжал улыбаться стенкам. Ниночка вела себя тихо, как далекая звезда, но когда вечером мнимые хозяева проводили гостей на станцию и вернулись обратно, Виктор громко вздохнул с откровенным облегчением.
— Уф, надоели! Наконец слиняли! — сказал он, усаживаясь, закуривая и вытягивая длинные ноги. — "Ох, нелегкая эта работа"… И ты совсем избегалась. Гоняла на манер атома, потерявшего электрон. А чего ты теперь никак не уймешься? Присядь хоть на минутку, не колготись!
Он схватил Таньку на ходу в охапку и зажал между коленями.
— В конце концов, имею я право остаться наедине с любимой женщиной?
— Имеешь, имеешь, — быстро согласилась Таня. — Только мне так очень неудобно. Дай мне сесть по-человечески.
Нет, она никогда ничему не научится! Виктор со вздохом выпустил ее и безразлично спросил:
— Ну, как тебе Георгий? Не показался?
— Почему не показался? Даже очень! — оживленно отозвалась Таня. — Элегантный, галантный, просто удивительно, что вы с ним дружите, — такие разные! Но Нина ему совершенно не подходит, вот ни чуточки!
Виктор иронически прищурился.
— Ох, и умна! Разные, одинаковые… Что ты в этом смыслишь? И почему же она ему не подходит? Они как раз замечательная, прекрасная, редкая пара! Герка сильно телепатнул, вычислив Нинку в толпе.
— Что значит "пара"? — возмутилась Таня. — Как пара туфель, что ли? А любовь?
— Ну, наконец-то мы с тобой добрались до любви! Я давно ждал, когда ты о ней все-таки вспомнишь. Перпетуум-мобиле каждой девицы… Чтоб ты поняла, родная, ни любовь, ни материальный расчет к добровольному соединению двух людей не имеют ни малейшего отношения! И никакой роли здесь не играют! Важно и нужно лишь одно: чтобы была пара. Все остальное по фигу! Да, если тебе угодно, пара туфель: правая и левая. И два сапога — пара! Слыхала? Чтобы у них обязательно был одинаковый фасон и размер. Чтобы их выпустила из одного и того же материала одна и та же фабрика и чтобы они лежали в одной коробке. И во всем соответствовали друг другу, подходили по всем параметрам, по вкусу, цвету и запаху.
Он внимательно взглянул на Таню.
— Вот это и есть пресловутая гармония взглядов, привычек и принципов, а не твоя обслюнявленная графоманскими стишатами и дилетантскими песенками любовь. Захватанная миллионами грязных пальцев. На рождение пары не влияют ни деньги, ни собственные машины, ни чувства. Просто пара — и все! И ничего больше! Ты двигай своей бестолковкой, шевели! Природу не наблюдаешь? А там, как известно, "утки все парами и с волной волна". Самый простой и естественный процесс. Я бы сказал, примитивный. И Герка со своей милашкой очень друг другу подходят, связанные уже одной ниточкой или веревочкой, шут ее знает…
— Ты все чересчур упрощаешь, — не слишком уверенно сказала Таня. — И почему бы тебе не поучиться у приятеля вежливости? Ты ведь даже не умеешь нормально разговаривать с женщиной!
Крашенинников положил ноги на спинку соседнего стула и допил оставшуюся водку.
— Никогда и ни у кого не собираюсь ничему учиться! — отчеканил он. — Полюбите нас черненькими… Пойди-ка сюда! Я соскучился по тебе, Танька!
— Не пойду! — закапризничала Таня. — Сначала нужно выяснить, пара мы с тобой или нет!
— Ну и как ты будешь это выяснять, умница-разумница? — Виктор полюбовался синеватой антенкой дыма, медленно поднимающегося к потолку. — И как долго? А что ты будешь делать, если обнаружишь ненароком, что мы все-таки не пара?
— Пока не знаю, — заявила Танька. — Ни того, ни другого, ни третьего! Но это не имеет никакого значения.
— Как мало ты знаешь… — Виктор задумчиво погладил ладонью синий дымок. — Просто ни хрена… А что вообще, по-твоему, имеет значение? Боюсь, что до этого ты тоже пока еще не додумалась.
Таня ничего не ответила, вдруг притихнув и печально опустив подбородок на руки. Виктор бросил на нее беглый взгляд. Смешная, беззащитная, глупая сыроежка осенняя…
— Ты сидишь, как Аленушка у пруда… О чем ты сейчас думаешь?
— О тебе, Витя, — неожиданно сказала Таня. — О тебе я могу думать?
— Да что ты говоришь? — Виктор с интересом повернулся к ней, резко крутнувшись на стуле и едва не опрокинув его вместе с собой. — И что ты обо мне надумала?
Таня еле сдержалась от смеха.
— "Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места?" — радостно закричала она. — Витька, ты сейчас упадешь!
Виктор тоже засмеялся и вдруг с тоской осознал, что не знает, как ему себя вести и что делать… Что теперь он, здоровый мужик и порядочный балбес, жутко, просто панически боится ее, страшится до нее дотронуться и снова ненароком повредить ей, маленькой и нежной, что-то опять сломать и нарушить в слабом и нестойком, ранимом существе, в этом худеньком теле… Он вообще не умеет с ней обращаться. Вариант непросчитанный.
Как свободно и легко было ему всегда с его девками, не доставляющими ни забот, ни хлопот, ни большого удовольствия… Если уж честно. Разбитные, шумные, веселые, они запросто входили в самые разнообразные компании и подошли бы любому и каждому. И ни одна из них ему бы не подошла. Никогда, ни за что. Ни за какие коврижки!
— "Знать не можешь доли своей", — промурлыкал Виктор.
— Это не факт, — передразнила его Таня и глянула своими странными, одновременно веселыми и грустными глазами. Она одна умела так смотреть. — А если обратиться к гадалке?
Виктор осторожно вытянул длинную руку и потрогал ее за нос. Ничего, не развалилась. Даже не отодвинулась. Можно попробовать еще… Сидит тихо и молчит. Словно ждет чего-то. Да чего от него дождешься, от идиота необструганного? Склеил чувиху, валенок!..
— Таня… — глухо и быстро заговорил Виктор, опуская ноги на пол. — Понимаешь, какая вышла история… Только ты, пожалуйста, не смейся, хотя я, конечно, ужасно смешон и все такое прочее… Но теперь я сам начал бояться… И ничего не могу с собой поделать. Я боюсь тебя!
Танины глаза сделались размером с медные пятаки. И по цвету похоже.
— Кажется, ты слишком много сегодня выпил, — озадаченно заметила она. — Может быть, тебе сделать крепкого чая?
— Да, чефира бы недурно! — одобрил предложение Виктор. — Хотя ты снова ни фига не поняла! Я боюсь к тебе даже прикасаться после всего, что случилось, а ты со своим чаем! Он что, поможет? Если поможет, то давай!