Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион - Данил Корецкий

Только сейчас такой надобности не было. Леший спустился первый, подождал остальных. Следом довольно лихо съехал Зарембо, потом Рудин, замыкающим шел Пыльченко.

— «Тролль» на связи. Вышли на второй горизонт, все идет штатно, — доложился Леший на пульт.

После некоторой паузы в наушниках раздался сипловатый голос Заржецкого, он сегодня за линейного диспетчера:

— Вас понял, «Тролль». Можете продолжать движение.

— Ты что, спишь там?

— Никак нет. Книжку читаю, товарищ майор.

— Начало второго абзаца на левой странице, быстро.

— Простите, чего?

— Второй абзац, левая страница, лейтенант Заржецкий. Я жду.

— Э-м-мм… Сейчас, товарищ капитан… — Заржецкий прокашлялся и начал декламировать: — «Она придвинулась к нему… э-э… и сказала взволнованно… э-э… чтобы он, ну это, тоже придвинулся… э-э… придвинулся поближе…»

Рудин и Зарембо заржали. Пыльченко, отключив за ненадобностью фонарь, разминал шею, невозмутимо уставившись в темный потолок.

— Вас понял, «Шмель», — сказал Леший в микрофон. — Продолжаем движение. Не спать. Конец связи.

Спрашивается, зачем четырем здоровым мужикам, экипированным по полной программе — прочные влагонепроницаемые комбинезоны, шлемы, инфракрасные очки-навигаторы, газоанализаторы, портативные сканеры пустот, дыхательные аппараты-регенераторы, не говоря уже о чешских пистолетах-пулеметах «Скорпион», всяких ножичках-крючьях-топориках, — какого рожна им докладываться каждые полчаса в сонный и тихий кабинет диспетчерской, где Заржецкий ровно на пять секунд оторвал голову от своей противоаллергенной подушечки (хранит ее в шкафчике, на самой дальней полке, и думает, что никто не знает) и тут же уронит ее обратно? Они что, в казаков-разбойников играются?

Вопрос не праздный. На него имеется четкий ответ. Инструкция. Вот для чего это все необходимо. Ее Величество Инструкция, туповатая педантичная дама-шизофреничка с манией преследования и тревожным синдромом.

Леший терпеть не мог эту даму.

Вдоль промоины когда-то бежал ручей, берущий начало из обрушенной ливневой канализации. Канализацию заделали, ручей высох, от него осталась траншея, затейливо изогнутая вдоль оси северо-восток — юго-запад. Вверху, на северо-востоке, — Садовое кольцо, Кремль, центр, короче. Старые тоннели спецсвязи, «вентиляторная с музыкой», где они с Хорем слушали призрачное радио «Маяк», транслирующиеся словно бы из 60-70-х стихи Твардовского, песни в исполнении Толкуновой, бодрые отчеты о посевных… И дальше, и дальше, много всякой ностальгической всячины находится там.

Но они пойдут в противоположном направлении. Старик Первухин говорил о двойном русле Москвы-реки, которое рота боевого прикрытия пересекала с севера на юг. Здесь, в районе Малой Пироговской, река делает широкую петлю, которая подходит под описание. Других похожих мест в центре города нет.

— Слушаем сюда, — скомандовал Леший. — План следующий. Проходим восьмой участок до Воробьевской теплотрассы, далее — до пересечения с коллектором. Там закидываемся на третий горизонт. Продолжаем движение на юг, пока не исчерпаем возможность прохождения. Вопросы есть?

— Так точно, — быстро отозвался Рудин.

Леший посмотрел на него.

— Что так точно?

— Есть вопросы.

Из-под «налобника» спокойно, если не сказать нахально, смотрели белые, как у вареной рыбы, глаза. Рудин один из немногих в группе, кто на момент вступления в «Тоннель» не имел вообще никакого диггерского опыта. Зато боевой опыт изрядный — это все и решило в конечном итоге. Четыре года чеченской кампании, ранения, награды, среди которых медаль «За бои в Чечне». Дважды контужен, не без того.

— Говори, Рудин.

— Так что все-таки ищем, товарищ капитан?

— Скрытый переход на четвертый горизонт, тебе же сказали, — проговорил из-за его спины Пыльченко.

— Правильно, — подтвердил Леший. По настоянию Евсеева он не стал раскрывать группе истинную цель поисков.

— Ты не слушал вводную, Рудин?

— Слушал. Только этих скрытых переходов под землей хоть пруд пруди, вы же сами говорили. Вскрываем их во время обычных дежурств, если находим… Между делом как бы. А спецом еще ни разу не искали. Хотел уточнить на всякий случай…

— Уточняю: сейчас ищем спецом, — сказал Леший. — Еще раз, кому непонятно: глаза разуть, обращать внимание на любую мелочь. Замуровки — хоть старые, хоть свежие. Пустоты. Следы. Старый довоенный кирпич. Оплавленный грунт. Вообще все следы термического воздействия и любые мелочи. Еще вопросы?

Вопросов не было.

— Пыльченко, вперед. Потом Зарембо и Рудин. Я замыкающим.

По правде сказать, Леший сам не знал толком, на какие мелочи обращать внимание. Город наверху за эти семьдесят лет преобразился до неузнаваемости, что уж там говорить о подземных коммуникациях. Все изменилось. Город строился, десятки раз перекраивалась канализация, пробивались новые теплотрассы, коллекторы, модернизировались старые… Да и это не главное. Операция «Семь-девять» по определению не могла опираться на узкие, ненадежные, плохо вентилируемые коммуникации. Чтобы доставить на место и запустить проходческий щит, пусть даже самый компактный, не хватит никакого «теплака». Значит — метро. Ладно, предположим, что метро. Линия номер один — правительственная, из Кремля, — это раз. Тем более «мухомор» считает, что Хранилище под Кремлем или рядом. Технический маршрут подвоза, который ориентировочно указывал Первухин, — это два. Он совпадает с участком Сокольнической линии: «Спортивная» — «Воробьевы горы» — «Университет». Почти совпадает. Только тогда этих станций еще и в помине не было, последней перед войной, кажись, успели сдать «Парк культуры»… Далековато. Вывод: пробивали свои тоннели. Тоннели эти не обозначены ни на одной карте, возможно, они обрушились или засыпаны, возможно, лежат себе где-то в земле, неизвестно на какой глубине… и как искать их — в общем-то непонятно. Надеяться только, что где-то как-то пересекаются они с обычными магистралями или хотя бы выходят на них какими-то своими вспомогательными «аппендиксами»…

Пустое, в общем-то. Но там будет видно.

Маршрут несложный, идти легко. Темноту уверенно рассекают лучи налобных фонарей. Четыре фонаря — и темноты вроде как и нет, желтоватые сумерки. Пыльченко впереди легко и бесшумно преодолел скользкий полуметровый перепад — даже сапоги не замочил. Зарембо и Рудин прошли тяжелее, но вполне уверенно. Сойдет. Взять того же покойного Хоря — мог на ровном месте споткнуться, олух, раздолбай… но диггер зато был отменный. Прирожденный. Это ведь не гимнастика, не фигурное катание… Эх, Хорь! Тебя бы сейчас сюда, совсем бы другая компания получилась!

Леший сверился по навигатору. Они только что вышли из-под русла Москвы-реки, пересекли Воробьевскую набережную и скоро выйдут к Комсомольскому проспекту. Это — на верхнем горизонте, на поверхности. Здесь же, внизу, они покинули территорию участка 8 и уже больше сотни метров топчут девятый участок. Вот-вот закончится теплотрасса, впереди поворот на 120 градусов, где ожидает просторный коллектор, идущий параллельно с линией метрополитена, и спуск на третий уровень.

— …А вот и бомжатник нарыли, товарищ капитан, — послышался впереди расстроенный голос Пыльченко.

— Что там такое?

До коллектора еще сорок метров, теплотрасса расширяется, справа — небольшая прямоугольная ниша. Здесь следы небольшого кострища, битое стекло, свежие окурки.

— Пять дней назад рейдили здесь, все было чисто!.. — Палец посмотрел на Лешего, будто тот мог подозревать его в чем-то. — Перегорожено же все, не понимаю! Откуда они просочились, гады?

Леший присел на корточки, разгреб стекло, поднял окурок, рассмотрел.

— Это не бомжи… Пиво «Тинькоф», сигареты «Данхилл».

— А кто тогда?

В голосе Пыльченко — обида. Нарушены границы его владений, нанесено личное оскорбление.

Палец ко всему относится всерьез. Учитывая, что его «всё» — это подземная диггерская Москва, выходит, что Палец серьезно относится к своей работе. И больше ни к чему. Вообще, никак и никаким боком. Даже ест как-то механически, будто хлеборезка работает. Родители, семья, друзья, подруги — их вроде бы и не существует вовсе (возможно, так оно и есть). Посторонние увлечения отсутствуют. При этом Пальцу всего двадцать четыре. Диггерством «заболел» подростком, в одиночку прошел всю Неглинку, Тверской водовод, каменоломни под Китай-городом — в общем, исходил порядком. Когда в 2003-м стали перегораживать коллекторы и залазы, московское диггерство возопило, подрывали решетки толом, партизанщина началась. Продлилась она недолго, силы были слишком неравны. Только в «полицаи», как именуют нынче в «Козероге» бойцов подразделения «Тоннель», идти никто не хотел. А Палец пришел сразу. Для него главное — в «минусе» быть. Как и с кем, неважно. Такая вот упертая, неразборчивая даже, преданность любимому делу. Леший, который до сих пор сомневался, правильно ли он поступил, сменив «натовку» свободного диггера на форменный комбез, смотрел на него и как бы сил набирался. Ну, чтобы не плюнуть на все, продолжать службу. На это нужны были силы. Немалые.