Вторая древнейшая. Беседы о журналистике - Валерий Аграновский

Спрашивается: гусь радует нас, когда его фаршируют яблоками да еще подают с брусничной подливой. А что мы имеем с гуся чиновного? Какие радости, какие «шкварки»?

Власть. 1998, май

Деньга

Откровенно признаюсь читателю, не откладывая: финансист из меня, как из мерина — скаковой жеребец в призовом заезде на ипподроме. Ну, не дано. В нашей традиционной журналистской семье, помню, все же был человек, имеющий шанс сорвать банк не в казино, а по призванию.

И шанс этот появился у моего племянника Антона. Что в те времена, да и в нынешние тоже, коллекционировали пацаны? Календарики, спичечные коробки, марки, иностранные монеты, открытки и, конечно же, фантики (как я мог забыть о фантиках?). Однажды я прихожу домой к старшему брату Анатолию, и Антошка говорит мне, а было ему тогда лет семь или чуть больше: дядь Валь, есть у тебя деньга? Чего? — переспрашиваю я. Может, говорю, тебе пфенинг нужен? А он отвечает: рупь. Зачем, Антошка, тебе «рупь»? Он спокойно отвечает: я решил собрать коллекцию из совецких деньгов. Мы все тогда решили: эпизод в жизни нашего ребенка. Но через какое-то время — второй случай.

Был в семье замечательный пес по имени Джон: самый породистый из дворняжек и далеко не самый глупый. Несколько лет он весьма удачно дурил нам головы, пока не признался, что он вовсе не джентльмен. А дама. И тогда мы стали Джона называть Джойкой (не менять же из-за пола привычное имя!). Как-то Антошка утром прогуливал Джойку и вернулся домой с рублем в кармане. Откуда «деньга»? Да выменял. У кого и на что? Да у Сеньки, — отвечает, — я сказал ему, что если у Джойки будет щеночек, я дам Сеньке один раз погулять по двору.

Вот тут мы и поняли, что в нашей семье появился собственный коммерсант с завидной перспективой. Сегодня Антон уже «сороколетник»: средний возраст наших властей и бизнесменов. Был бы он у нас не менее, чем вице-премьером или банкиром, но судьба распорядилась иначе: закончив медицинский институт, Антон стал оперирующим офтальмологом. Его рукам, говорят, можно позавидовать, а уж о мозгах я не говорю, тут вы, читатель, сами убедились.

Какие самые ценные качества надо считать нужными финансисту? Разбираться в «деньге» — раз, второе — самому остро видеть жизнь, а уж если надо, то и окружающим зрение поддерживать на уровне, чтоб получился: «Будь спок». Может, именно этих качеств не хватило нашим властям, чтобы не допустить нынешнего кризиса, лечиться от которого приходится с помощью хирургии.

Грустно смотреть на обе власти (я имею в виду исполнительную и законодательную), которые не столько общими усилиями пытались вылезать из кризиса, сколько пытаются использовать его в собственных политических целях: одни — отобрать власть, другие — ее не отдать. А уж потом выяснить, почему и когда совершили ошибки, доведя страну до нынешнего состояния. И я, и вы, читатель, в экономике и финансовых делах разбираемся лишь с помощью здравого смысла, а в тонкостях «не компетентны». Моя логика (может, и ваша) проста и прозрачна, она Далем сформулирована как народная мудрость: «Рубль — ум, два рубля — два ума, без рубля — без ума». Казалось бы, как просто. Но к этому надо еще добавить и «обратную зависимость»: «Будет ум — будет рубль, не будет ума — не будет рубля». Теперь о «деньге» хватит.

Спрашивается, однако, а кто сформировал обе эти беспомощные власти на наши тонкие шеи? Давайте признаемся себе: мы сами. Воистину, точно по Овидию: мы страдаем от ран, нанесенных себе собственным оружием. Но самое печальное то, что завтра — если нам завтра придется идти на новые выборы — мы с вами, как слепые с поводырями, отправимся с листочками в руках к урнам и сделаем то же самое. Если поведет нас не умная Джойка с профессиональным глазником на поводке. Как нам обрести если не прозорливость, то хотя бы не утратить то зрение, которое есть сегодня?

И еще я думаю над непостижимой для меня загадкой (и никак не могу ее разрешить): почему, принимая огромное количество решений, как политических, так и финансовых, наши властители хоть и мажут часто мимо, но иногда все же попадают в точку, проявляя грамотность и, бывает, мудрость.

И вдруг сообразил, а не действует ли в нашем случае знаменитое правило великого Всеволода Мейерхольда, точно заметившего, как может только режиссер и актер: «Остановившиеся часы, выброшенные на помойку, два раза в сутки показывают правильное время».[26]

Господи, подумал я, а не так ли и они попадают в точку? В правительстве, в Думе сидят вполне нормальные люди, не с луны свалившиеся, не старцы и не юноши. Дееспособный народ, о котором не скажешь: первую половину жизни мы страдаем от глупости, а вторую — от ума. Они-то как раз посередине, от чего ж они маются?

Закончу, однако, цитатой из «Нагорной проповеди», и читатель сразу поймет, что я имею в виду, ссылаясь на Христа: «И так всегда: как хотите, чтоб с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними, в этом закон и пророк».

Власть. 1998, август

Водила

В одной из своих многочисленных командировок (тогда я работал спецкором «Комсомольской правды») я заехал на мясокомбинат где-то в Сибири. И запомнил этот визит на всю жизнь. Было это в 1967 году. Писать об увиденном я тогда не стал, понимая, что цензура легко найдет подтекст и запретит публикацию. А стал я свидетелем трагического (и в высшей степени нравоучительного) зрелища: меня пригласили в цех забоя (так он назывался рабочими).

В специальном помещении, которое язык не поворачивается назвать залом, рабочие готовились к приему баранов — точили ножи. Бараны — несколько тысяч толпились в загоне и громко блеяли, предчувствуя неизбежный конец. Наконец, широкая дверь загона открылась, но ни один баран не сдвинулся с места. Когда стало ясно, что добровольно они в цех не пойдут, к ним в загон запустили старого козла, которого сочувственно называли Сусанычем (в честь Ивана Сусанина). На комбинате Сусаныч работал штатным водилой. Поверьте, читатель, что никакого удовольствия от собственного рассказа и его продолжения я не испытываю и вы тоже не испытаете. Но не каждому журналисту выпадает счастье (мне оно сейчас не выпало) писать о чем-то возвышенном и красивом.

Вернусь, однако, к нашим баранам. Козел вошел в загон, как в дом родной, проник в самую гущу баранов, покрутился там, о чем-то сладко поблеял, и, представьте, явилось чудо — бараны повалили в цех забоя. Они так торопились, что шли двумя этажами — по спинам своих же соплеменников. Такое дружное и страстное желание умереть лично я предпочел бы увидеть не наяву, а во сне или в фильме «Праздник святого Йоргена».

И вдруг, не веря своим глазам, вижу: один баран третьим этажом пробирается назад, как будто он (единственный) понял, куда их гонят. Я тут же обратился к бригадиру: прошу вас, просто умоляю вернуть этого барана из цеха! А про себя подумал, что, может, этот баран их будущий Моцарт или великий правозащитник. Пусть он продолжает жить, хоть и в загоне.

Но резники пощады не знали. В ответ последовало: «возвращенцев» нет, да и музеев не держим.

— А возмездие?

— К водилам? У нас те же законы, что и у вас на воле.

Не буду описывать процедуру забоя, это зрелище не для слабонервных. Но две детали все же упомяну, тем более что в них вся суть моего повествования. Именно в этот день был последний выход на арену водилы Сусаныча. То ли козел обленился, то ли закончился его контракт и ему пришла пора уходить на «заслуженный отдых».

По традиции каждый резник должен был вонзить в водилу собственный нож, но так, чтобы он не сразу умер, а помучился. Сусаныч сообразил, что ему предстоит. Старый козел очень громко закричал, словно передавая по «бараньей трансляции» предупреждение всем последующим водилам. Заработали ножи, и через какое-то время козел умер в страданиях.

И вдруг вижу (перед уходом) самое потрясающее: в уголочке кровавого зала в большой столовой миске сидит маленький козленочек, который должен заменить предшественника. Вид у него был безучастный, спокойный, он привыкал к запаху крови и душераздирающему блеянию. Что с него взять, если он козел?

Не будем делать далеко идущие социальные выводы, поставим точку. Только что Дума утвердила молодого премьера, около года до этого посидевшего «сусанчиком» в правительственной миске.

Бог ему в помощь!

Власть. 1998, апрель

Однопрыжники

Московский юридический позади. Впереди — что вы думаете? Защита, обвинение, нотариат, юрисконсульство? Ошибаетесь. И не гадайте. Впереди небо! Самое начало пятидесятых годов: ровно сотня выпускников, названная впоследствии «черной сотней», отправлена военкоматом на трехмесячные курсы в Аткарское авиационное училище. Какой будет толк от юриста без штурманского образования? Ползать он будет, а надо научиться летать: разве нет в этой логике истинно государственного подхода к проблеме?