Волхвы, колдуны упыри в религии древних славян - Александр Афанасьев

В Литве чуму и вообще всякую повальную болезнь называют Моровой девою; показываясь в деревне, она обходит дома, просовывает руку в окно или дверь и размахивает красным платком, навевая на хозяев и домочадцев смертельную заразу. При ее появлении жители запираются в своих избах, не открывают ни окон, ни дверей, и только совершенный недостаток припасов и голод заставляют их нарушать эту предосторожность. В старые годы жил-был шляхтич; решившись пожертвовать собою для общего блага, он взял саблю и сел у нарочно открытого окна; как только Моровая дева протянула в окно руку, шляхтич ударил саблею и отрубил ей кисть. Сам он умер, померло и его семейство, но с той поры язва уже не показывалась в этой местности.

Подобное же предание уцелело и в памяти русского народа: храбрый казак отрубил руку ведьмы, которая действовала так же губительно, как Моровая язва; в глухую полночь являлась она вся в белом, отворяла окно избы, просовывала руку с кропилом и начинала шить в разные стороны, а к утру вымирала вся семья. В нижненемецкой саге Смерть заглядывает в окно, и на кого упадут ее взоры - тот делается добычею могилы. Рассказывают еще, будто Моровая дева, одетая в белое платье, объезжает города и села на высокой колеснице; останавливаясь перед домом, она размахивает платком и спрашивает: «Что делаете?» Если ей отвечают: «Бога хвалим!»- то она не касается никого из живущих и едет далее, произнося угрюмым голосом: «Хвалите Его присно и во веки веков!» А если на вопрос Моровой девы скажут: «Спим!» - то она изрекает смертный приговор: «Спите же вечным сном!» В этих суеверных сказаниях поселян Мицкевич угадал свежие, никогда не стареющие поэтические краски и с талантом истинного художника воспользовался ими в следующих стихах:

Morowa dziewica

w bieliznie, z wiankiem ognistym na skroniach, czoljem przenosi bialjowieskie drzewa, a w r^ku chustk^, skiwawion^ powiewa.

Dziewica stapa kroki zljowieszczemi na siolja, zamki i bogate miasta; a ile razy kiwaw^ chustka^ skinie, tyle palacow zmienia si§ w pustynie; gdzie nog^ st^pi, swiezy grob wyrasta.

У Гримма указана литовская клятва: «Kad taw§ Giltine pasmaugtu!» («Чтоб тебя Чума удушила!») По своему стихийному характеру богиня смерти и Чума роднятся в преданиях литовцев с облачной женою- лаумой, о которой уверяют, что она рядится в различные одежды: если лаума надевает зеленое платье - это предвещает хороший урожай, роскошную зелень на лугах и нивах, если она показывается в красном платье - это предвещает жестокую войну, убийства и пролитие крови, а если в черном - это знаменует приближение голода и мора.

Поляки уверяют, что Моровая дева разъезжает в двухколесной повозке; а лужичане рассказывают о невидимой колеснице, которая с грохотом носится по улицам в двенадцать часов ночи, и в том доме, возле которого она остановится, непременно кто-нибудь да сделается добычею смерти. Поезд Чумы в Подолии называют «гомин» [57 -Гомон = гом, гам.] - слово, означающее громкий говор, неистовые звуки, шум, завывание бури [58 - Песня: «Гомин, гомин по дуброви, / Туман поле покрывае».]. Потеряв во время моровой язвы жену и детей, русин покинул свою хату и ушел в лес, к вечеру он развел огонь, помолился Богу и заснул. В самую полночь его разбудил страшный шум: издали неслись нестройные, дикие клики, слышались дудки и звон бубенчиков. Голоса приближались, и вскоре видно было, что по дороге тянется гомин. На высокой черной колеснице ехала Чума, сопровождаемая толпой чудовищ, стаей сов и нетопырей. Свита ее с каждым шагом более и более умножалась, потому что все, что ни попадалось на пути, даже камни и деревья, превращалось в чудовищные привидения и приставало к поезду. Когда гомин поравнялся с разведенным костром, Чума затянула адскую песню.

Подолянин хотел было с испугу ударить в ближайшее к нему привидение топором, но и топор вырвался из его рук, превратился в живое существо на козьих ногах и понесся вслед за демонским сборищем. Подолянин упал без чувств, и когда очнулся - на небе уже сияло солнце; платье его было изорвано в лоскутья, а топор лежал переломленный.

Таким образом, Чума, подобно древним богиням, восседает на колеснице, и поезд ее сопровождается бурею и привидениями, то есть злыми духами и тенями усопших, точно так же, как, по германскому преданию, Один - бог, посылающий валькирий за душами убитых героев, - мчится во главе неистового воинства или дикой охоты, сопутствуемый демонами грозы и вихрей, мертвецами и костлявою Смертью. Это - поэтическое изображение опустошительной бури, веяние которой несет губительную язву; все, что ни встречается на пути, вихри ломают и увлекают в своем стремительном полете; адская песня, звуки дудок и бубенчиков - метафоры воющих ветров; Смерть, как мы видели, сама представлялась музыкантом.

По свидетельству немецких сказаний, Гелла ездит в колеснице или на треногом коне, то есть в грозовой туче, и шлет на Божий мир заразу; поражая людей, она схватывает души и навьючивает ими своего коня. О смертоносном действии моровой язвы выражаются: «Die Hell ist verjagt», а когда захворавший этою болезнью выздоровеет, о нем говорят: «Er hat sich mit der Hell abgefunden» («Он разделался с Геллою»). Богиня смерти, следовательно, является в качестве охотника, ловчего христианских душ; подобно Одину в его бурных полетах, она в некоторых сагах выступает на борьбу с жизнью в сопровождении большого воинства; за ней следуют свита и слуги, несущие ее знамя и оружие. Финны наделяют Чуму конем и колесницею; а наше летописное свидетельство утверждает, что те незримые духи (навье), которые избивали полочан, ездили на конях.

Сербы знают не одну, а несколько моровых жен, рожденных от демона и обитающих за морем: «Куге HMajy преко мора ceojy землу, rflje саме оне живе на их Бог пошл е амо (кад луди зло раде и много гри|жеше) и каже им - колико пе луди поморити». Обыкновенно насчитываются три сестры Куги. Во время чумы селяне не решаются оставлять до утра немытой посуды, ибо Куга приходит ночью в избу и если найдет немытые блюда и ложки, то отравляет их; в этом поверье она сближается с богинею Гольдою, царицею нерожденных и усопших душ, которая не терпит беспорядка в домах и наказует нерадивых слуг и хозяев. Чтобы сойти на землю, Куге приходится переплывать воздушное море. Отсюда возникли рассказы, что на пути своем она переправляется через реку. Колесница Чумы заменяется иногда ладьею, порой эта злобная дева, исполняя обязанность Харона или архангела Михаила, увозит души умерших. Когда в царствование Юстиниана свирепствовала чума, то на море видели медную барку; в ней сидели черные мужи без голов, и куда направляли они свой путь, там немедленно начиналась язва. По хорутанскому преданию, Чума переезжала на ладье через реку Саву. В замену платка, которым веет Моровая дева, германские предания говорят о венике: этот платок -метафора бурного облака, а веник - необходимый атрибут ведьмы, символ вихря, нагоняющего туманы и тучи.

В Норвегии Pesta, тощая, бледная старуха, ходит по земле с граблями и веником, где она действует первым орудием - там еще остаются некоторые в живых: грабли не все дочиста загребают, а где метет веником - там решительно все умирают; часто она появляется в красном платье. Шведские саги рассказывают о старой деве (Pestjungfran), что впереди ее идет крошечный и прекрасный мальчик (эльф) с железными граблями (rifva - reibeisen), а сама она выступает с веком, и что остается в живых от ее передового спутника - то все подметает безжалостной рукою.

Мифические представления, соединяемые с моровою язвою, распространяются и на холеру, и на скотский падеж. На Руси Холеру представляют старухой, с злобным, искаженным страданиями лицом [59 - Во Владимирской губ. ее называют собачьей смертью.]; в Малороссии уверяют, что она носит красные сапоги, может ходить по воде, беспрестанно вздыхает и по ночам бегает по селу с возгласом: «Була бида, буде лыхо!»

Где она остановится переночевать, в том доме не уцелеет в живых ни единого человека. В некоторых деревнях чают, что Холера является из-за моря и что их - три сестры [60 - Или: брат и две сестры.], одетых в белые саваны; однажды мужик, отправляясь на базар в город, подвез с собою двух сестер Холер, они сидели на возу, держа на коленях узелки с костями; одна из них отправлялась морить людей в Харьков, а другая - в Курск.

Сходно с этим новогреческое сказание упоминает о трех страшных женах, которые странствуют вместе по городам и селам и карают жителей моровою язвою: одна носит длинный свиток, где записаны имена приговоренных к смерти, другая - ножницы, которыми наносит людям смертельные удары, а третья - веник, которым сметает с лица земли все живое. Очевидно, что эти три Моровые жены, сербские три Куги и наши три сестры Холеры тождественны с древними парками, эвменидами и фуриями! Болгары утверждают, что Чума и повальная Оспа, являясь по ночам, читают по книге, кто должен умереть и кто выздороветь.

0 чуме рогатого скота русские поселяне рассказывают, что это безобразная старуха, у которой руки с граблями; она называется Коровья или Товаряча. Смерть и сама редко заходит в села, а большею частию ее завозят. Показывается она преимущественно осенью и ранней весною, когда скотина начинает страдать от бескормицы и дурной погоды. В феврале месяце, по мнению крестьян, Коровья смерть пробегает по селам - чахлая и заморенная. Чтобы прогнать ее в леса и болота, совершается торжественный обряд опахивания, то есть около селения обводится круговая, со всех сторон замкнутая черта, через которую Чума не в силах переступить. Обряд этот употребляется и против холеры.