Ожидание - Татьяна Каменская

— Так ты обещаешь больше не болеть?

— Обещаю! — тихо прошептала девочка.

Доктор довольно потер руки, с обожанием посмотрел на девочку, но затем, подняв вверх палец, строго произнёс:

— Ну, а пока что спи больше, и ешь хорошо. А через недельку, чтобы на речке уже ку-палась с ребятишками. Понятно? А я приду, проверю, как ты выполняешь мои предписа-ния.

И хитро улыбнувшись, доктор надавил Нике на кончик носа. Он ушёл, а девочка, по взрослому вздохнув, отвернулась к стене и закрыла глаза. Но вдруг, словно о чем-то вспомнив, она вскочила, и сев на койке стала ощупывать голову, повязанную белым платочком. В это время дверь в детскую открылась и вошла Мария. Увидев дочь, сидящую на койке с платком в руках, она грустно улыбнулась, и присев рядом, прижала острижен- ную наголо голову дочери к своей груди.

— Прости Вероника! Но мы с папой измучились выбирать колючки из твоих волос. Лег- че было состричь их, но… ты спала, и быстрей всего и аккуратней получилась именно эта прическа. Не горюй, девочка моя! — говорила мать, вытирая своей шершавой натружен-ной ладонью слёзы, бегущие из глаз дочери. — У тебя вырастут волосы ещё красивее и ещё лучше, чем прежде, вот увидишь!

— Нет! Нет! Никогда они больше не вырастут! Никогда! — рыдала девочка, уткнувшись лицом в материнскую грудь.

И кто знает, может уже тогда, эта девочка в первый раз почувствовала зависимость своей жизни от всех тех " милых" мелочей, идущих родом из детства. Кто знает!!!

Ника лежала под высокой старой урючиной, одиноко стоящей посреди огромного ого-рода. Девочка устала читать и лежала теперь, уставившись в синее небо, на проплываю-щие высоко облака. Какое это увлекательное занятие, наблюдать за ними! И чего толь-ко не увидишь в этих удивительно быстро меняющихся картинках. И всадника на коне, и бабу-Ягу со ступой, и деда Мороза с мешком подарков за спиной, и даже красавицу Васи-лису в короне, с длинной косой…

Вспомнив о своих волосах, девочка вздохнула и закрыла глаза. Прошло уже две недели, как произошел этот случай с ней. За две недели волосы немного выросли, и теперь торча-ли ежиком на макушке. Каждый день, под воротами их дома собирались толпы мальчи-шек, и какой-нибудь парламентёр, заходя с опаской во двор, кричал гнусаво:

— Тётя Мария, а Ника сегодня выйдет на улицу?

Мария в это время возилась с сепаратором, и, услышав крик, вопросительно смотрела на дочь, но, увидев испуганный взгляд, и плотно сжатые губы девочки, выходила во двор и отвечала мальчишкам печально:

— Нет, мой родной, пока Ника не пойдёт гулять.

— А почему? — канючил мальчишка, но Мария грустно улыбнувшись, отвечала:

— Скоро, скоро она выйдет. Ещё чуть-чуть поправится и выйдет.

Мать с тревогой вглядывалась в серьезное лицо своей дочери. Хорошо ещё, что она не успела устроиться на работу, а иначе Вероника была бы дома одна. Нет, одну её нельзя оставлять. Эта тревога в огромных черных глазах совсем не детская, и улыбка порой про-скальзывает на её губах совсем невесёлая. Если бы были дома старшие дочери! Но они учатся в городе, и приедут недели через две. А что тревожит это маленькое сердечко, о чем печалятся эти глаза, кто ж его знает? Мария ни о чем не спрашивает дочь. Хватит расспросов! Всё хорошо, что хорошо кончается, а грусть может быть по волосам. Ничего, это дело наживное. И поэтому не надо обращать внимания на мелочи, а лучше всего отвлечь дочь от грусти. И именно тогда Ника узнала многое о жизни, о детстве Марии, о её юности, о её любви…

Ника слушала воспоминания матери сначала словно нехотя, а затем в её глазах вспыхи-вало любопытство, и она начинала жадно расспрашивать о жизни в военные годы, о лёт-чиках, о вечерах, устраиваемых в местном доме Офицеров.

Мария родилась в Оренбуржье, в небольшом степном поселке, под грозным названием Гремучий. Шестнадцатилетней девчонкой она уехала работать в Сорочинск. Это было в 1944. Все уже знали, что скоро конец войны, и может, поэтому бравые летчики, которых в небольшом Сорочинске было немало, не раз намекали розовощекой хохотушке Марии о своих самых серьезных намерениях.

— А Чкалов? — с нетерпением спрашивала Ника, и Мария, удивленно взглянув на дочь, пожимала плечами:

— Мне было тогда десять лет, как тебе сейчас, но я помню, как многие плакали, когда по радио, у нас в посёлке объявили о его гибели…

— Он погиб? — в черных глазах девочки застыл ужас, и Мария, с тревогой посматривая на дочь, ответила запинаясь:

— Это случилось до войны. Техника была видно не слишком хороша…

— А сейчас? — быстро переспросила Ника. — Сейчас погибают летчики?

— Почти нет! — опять пожала плечами Мария. — Сейчас техника военная очень надежная, да и время мирное, слава Богу, нет войны.

И словно спохватившись, проговорила шутливо:

— Ох, Вероника, заболтала ты меня. Скоро отец придет, а ужин ещё не готов!

Отец, придя с работы, вопросительно смотрел на Марию, на дочь, а потом начинал рас-сказывать разные забавные истории, от которых Ника начинала весело смеяться. А од-нажды он шутливо сказал дочери:

— Вероника, тебе пора выходить на улицу. От солнечного света и тепла, волосы растут очень быстро, поверь мне как мужчине, который каждый месяц просто обязан посетить па-рикмахера, и который делает это постоянно. А иначе мне пришлось бы отрастить косы как у мамы, и даже научиться заплетать их…

Отец, прищурив глаза, смотрел на Нику, и она знала, что сейчас его глаза распах-нуться, и из них брызнет смех громкий, безудержный, бесшабашный. Вот сейчас, вот…

И Ника смеётся, стараясь опередить отца. Теперь они смеются все вместе: мама, отец и Ника. При этом отец показывает руками, как он заплетает косу у себя на плече. Глядя на круглую и блестящую голову отца, давным-давно лишенную пышной шевелюры, Ника отрицательно качает головой и опять весело хохочет.

Отсмеявшись, отец притягивает к себе дочь, и, склонившись к её уху, шепчет, хитро поглядывая на Марию:

— А если ты чаще будешь находиться на свежем воздухе, то никакой хандре не побе-дить тебя. Ты согласна со мной?

Ника согласно машет головой. Хотя она совсем не знает, что же это такое, хандра? Мо-жет это огромная змея, которая водится высоко в горах?

Но мама и папа улыбаются по-доброму, значит хандра — это не страшно, если чаще бы-вать на свежем воздухе и на солнышке. И вот поэтому, сразу после обеда Ника при-ходит под старую урючину, и лежит здесь на солнышке. И правда, отец как всегда оказы-вается прав. За неделю, волосы отросли почти на сантиметр и даже больше, и теперь сто-ят на макушке дыбом. Закрыв глаза платком, Ника почти засыпает, разморившись на солнышке. Но вдруг она чувствует, как кто-то трогает её за торчащие вихры волос, а затем начинает тихонько тянуть с её лица платок.