Белое станет черным - Евгения Грановская

– Ли-и-ля-я…

В голове зашевелились слова, складываясь в выпуклые, тяжелые метафоры.

Я взбиваю подушку мычащим «ты»за морями, которым конца и края…В темноте всем телом твои черты,как безумное зеркало, повторяя.

«Твои черты… Как безумное зеркало…» Маяковский судорожно пошарил рукой по полу, нащупывая карандаш и листок, чтобы записать пригрезившиеся строки, но ни того, ни другого на полу не оказалось. Он снова опустился на мокрую подушку. Лежал и думал, что больше не уснет, и от мысли этой становилось страшно. Страшно лежать в темноте, одному, с воспоминанием о кошмаре, оставившем в душе тяжелую, потную муть, от которой сжималось сердце.

Но вскоре он снова уснул.

Андрей Арманд, худой, долговязый и рыжеволосый парень, сидел на кровати с каким-то иностранным журналом в руках и просматривал его, тихо шелестя страницами.

Лиля повернулась к нему и сказала:

– А вы, Андрей, чего же? Присоединяйтесь к нам.

– Да я, признаться, не очень умею…

– Тут нечего уметь. Берете карты и играете. Кроете шестерку семеркой, семерку – восьмеркой и так далее.

– Это может любой, – подтвердил Осип. – Даже полный кретин.

На щеках молодого человека проступил румянец. Лиля метнула в Брика жгучий взгляд.

– Разумеется, я не вас имел в виду, – поправился Осип. – Я это так, абстрактно выразился.

– Да я и не обиделся, – сказал юноша. – Но лучше я все-таки со стороны понаблюдаю.

– И страшно меня этим обидите, – сказала Лиля. – Я ведь вас пригласила, а Осип знает, что мое приглашение дорогого стоит.

И она посмотрела на Арманда своими огромными карими глазами. Этого взгляда не мог выдержать ни один мужчина.

– Хорошо, я буду играть, – сказал Андрей.

Он отложил журнал, встал с кровати, подошел к столу и неловко уселся на колченогий венский стул.

– У вас такое общество – писатели, художники… – пробормотал он, улыбаясь. – Я совсем потерялся на их фоне.

– Вы? – Лиля улыбнулась, сверкнув зубами. – Вы не можете потеряться. Вы слишком для этого красивы. И к тому же вы рыжий, как и я, а рыжие нигде не могут потеряться. – Лиля протянула руку к голове молодого человека. – У вас волосы растрепались. Я приглажу. – Она провела жаркой ладонью по его непослушным волосам. – Сколько вам лет? Двадцать? Двадцать два?

Андрей покраснел.

– Мне девятнадцать, – сказал он нарочито грубым, «мужским» голосом.

– А выглядите на двадцать два, – сказала Лиля. И насмешливо продекламировала:

У меня в душе ни одного седого волоса,и старческой немощи нет в ней!Мир огромив мощью голоса,иду – красивый, двадцатидвухлетний!

– Это стихи? – спросил юноша.

Лиля кивнула:

– Да. Одного знакомого поэта. Но давайте начнем игру! Осип, раздай нам карты.

Осип, сверкая круглыми стекляшками очков, стал ловко метать карты в три кучки. Движения его были решительными, быстрыми и при этом словно бы тщательно выверенными – ни одного лишнего жеста. И выглядел Осип так же – коротко стриженный, элегантный, умный, с щеточкой аккуратно подстриженных усов, насмешливый и раскованный. Именно такими Андрей представлял себе «светских львов», когда читал про них в книжках. Хотя одет Брик был вовсе не во фрак и манишку, а в простую хлопковую фуфайку, расстегнутую на груди.

Наконец карты были разложены.

– Теперь возьмите свои карты и хорошенько в них посмотрите, – сказала Лиля. – Да нет же… Зачем вы их мне показываете? Господи, какой вы неловкий.

– Извините, я…

– Не оправдывайтесь. Мне жутко нравятся неловкие. В них есть жизнь, а в ловких – лишь механические, отточенные годами телодвижения.

– Некоторым женщинам нравятся отточенные телодвижения, – заметил Осип, рассматривая свои карты.

Лиля пропустила его замечание мимо ушей.

– Давайте я вам помогу, и мы вместе сыграем против Осипа, – предложила она юноше.

Лиля обхватила своими пальцами пальцы Андрея, сжимающие веер карт.

– О, да у вас неплохие карты. Давайте пойдем с пиковой девятки.

Пиковая девятка полетела на стол.

– Очень мудрый ход, – похвалил Брик и ответил пиковым валетом.

– Теперь эту, – сказала Лиля. – Ну, что же вы? Уснули?

Она вынула из веера нужную карту и бросила на стол. Брик побил и ее. Лиля посмотрела на Андрея, улыбнулась:

– Вам скучно?

– Я не очень люблю карты, – виновато признался юноша. – И еще… здесь немного жарко. – Он взялся пальцами за узел галстука и подергал его из стороны в сторону, ослабляя петлю. Несколько карт выскользнуло из руки и упало на пол.

– Вы вспотели, – сказала Лиля, подняла руку и взъерошила юноше пальцами волосы. – Какие они у вас густые!

– Это в маму, – ответил Андрей. – У нее были очень густые волосы.

– Наверно, вы сильно на нее похожи?

– Да нет, не очень. А вы? Вы похожи на свою мать?

– Я похож на свою мать, – сказал Осип. – В особенности формой очков.

Лиля бросила на него быстрый взгляд и снова повернулась к юноше.

– Черт, ужасно неловко, что вы говорите мне «вы», – сказала она. – Знаете что, давайте выпьем на брудершафт и перейдем на «ты»?

Андрей покосился на Осипа и сказал:

– Если только так нужно…

– Нужно, – кивнула Лиля. – Осип, наполни, пожалуйста, нам с Андреем бокалы!

Осип отложил бесполезные уже карты и послушно взялся за бутылку. Наполнив бокалы, он пододвинул один Андрею и сказал:

– Держите, молодой человек. Только будьте осторожнее, это вино сильно ударяет в голову.

– Я умею пить вино, – ответил Андрей, и в голосе его послышался вызов.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Брик. – Надеюсь, это не единственное, что вы умеете? Иначе вам придется очень несладко в жизни.

– Ну, давайте, – сказала Лиля, и они с юношей переплели руки. – За знакомство и дружбу!

– За знакомство и дружбу, – повторил Андрей Арманд.

Они выпили из своих бокалов.

– Ну вот, – кивнула Лиля. – А теперь давайте поцелуемся.

– Если это обязательно…

– По обязанности вы будете целоваться со мной! – заметил на это Осип. – Если я предложу вам выпить брудершафт. А с прекрасной женщиной целуются по зову души. Ну, или по зову плоти.

– Я, собственно… не по обязанности, – смутился Андрей.

– Значит, по зову? И что в вас взывает громче? Душа или плоть?

– Осип, прекрати нести вздор, – осадила мужа Лиля. – А вы, Андрей, повернитесь ко мне. Я уже устала ждать.

Арманд повернулся к Лиле, и она крепко поцеловала его в губы.

– Видите, ничего страшного, – с улыбкой сказала Лиля, отстраняясь и ставя на стол бокал.

– Она права, – поддакнул Осип. – По собственному опыту знаю, что это не опасно. Хотя женские губы полны яду, и яд этот действует не сразу. Вернемся к картам или хотите еще раз подвергнуть свою жизнь опасности?

Андрей был смущен, взволнован, возбужден и сбит с толку. Все эти чувства были ясно нарисованы на его веснушчатом лице. Глядя на это лицо, Осип усмехнулся.

– Ах, юность, ах, святая пора, – сказал он. – Вы похожи на нежный цветок, сорванный с клумбы опытной женской рукой. Рукой, которая собирает букеты и делает из них гербарии.

– А ты похож на человека, которому нужно зашить рот грубой ниткой, – сказала Лиля.

– Пожалуй, я пойду, – промямлил Андрей. Он неловко поднялся со стула, смущенно косясь то на Лилю, то на ее мужа.

– Я вас провожу, – сказала Лиля и тоже поднялась.

– А я, пожалуй, распрощаюсь с вами здесь, – сказал Осип. – Лень тащиться в прихожую. Прощайте, мой юный друг! И почаще к нам приходите. Мне кажется, мы сойдемся. Я вас уже полюбил.

– Вы мне тоже понравились, – сказал в ответ Андрей. – Покойной ночи.

Андрей и Лиля вышли из комнаты.

Осип налил себе немного вина. Взял бокал за тонкую ножку и посмотрел сквозь него на лампу.

– Забавный мальчишка, – проговорил он. – Пройдет неделя, и побежит стреляться. Как пить дать.

– Ты сегодня превзошла себя, – лениво сказал Осип, глядя, как жена снимает украшения и складывает их в шкатулку. – И самое удивительное, что ничего для этого не сделала. Но твои движения, твой взгляд, интонация твоего голоса – все это было бесподобно.

– Ты находишь? – отозвалась Лиля, сидя перед зеркалом и стирая с щек пудру специальным французским ароматическим тампоном.

– Некоторые женщины рождаются, чтобы разбивать мужские сердца, – сказал Осип. – Ты из их числа.

– Может быть. Но люблю я только тебя.

– И Володю, – добавил Брик.

– И Володю, – послушно кивнула Лиля. – Хотя в последнее время он абсолютно невыносим.

– Просто он очень большой и занимает в комнате много места.

– Ты говоришь о нем, как о мебели, – сказала Лиля.

Осип пожал плечами.

– А ты так о нем думаешь. Этакий говорящий комод, доверху набитый гениальными вещами, от которого иногда с души воротит.

– Почему воротит? Меня не воротит, – возразила Лиля.