Слово воина - Александр Прозоров

— Что тут за крики? — появился из надстройки Любовод, запахиваясь в теплый кафтан. — Деда Боря, ты что творишь?

— Берега нет, Любаша, — хрипло ответил кормчий. — В обе стороны рулил, саженей по сто от стремнины отошли. А тут в реке и десяти не наберется. Нет берега, и не видно ни зги.

— Может… — запнулся купец. — Может, затор впереди? Река разлилась?

— Как ни разливайся, а березки с макушкой-то не скроешь, Любаша. Опять же, кончаться пора Прикше. И Белой бы пора, ан ни Любытина, ни Меты не видать.

— Эй, колдун, — выбрался из-под полога Урий. — А скажи честному люду, что ты здесь вечор волхвовал? Уж не о тебе ли хозяйского сына вещий Аскорун упреждал? Ты куда нас загнал, колдун? Кому души наши продал?!

— Я? — растерялся Олег. — Да я же защитное заклинание творил…

Ш-ш-ш-ш-ш-ших-х-х — зловеще прошептало извлекаемое из ножен железо. И клинок обнаженный блеснул в руках еще вчера такого дружелюбного Хельги.

— Е-мое… — попятился Середин и уперся спиной в рукоять висящего на краю борта щита. — Честное слово, защитное делал…

Но тут он заметил на губах Урия злорадную усмешку, и в сознании словно щелкнул переключатель: ночь, сперва варяг стоял на носу, потом перешел на корму.

— Стойте!!! — Ведун вскочил на борт, задевая щиты ботинками, пробежался до деревянного «лебедя», провел рукой сверху… — Где он?! — Мгновенно улетучились сомнения, вернулась уверенность в своих силах. — Где мой обоженный на огне талисман?! И что это за сырая грязь?

Ведун швырнул в толпящихся на крышке трюма воинов шлепок сырой глины, спрыгнул на палубу и, отпихнув попавшихся под ноги невольниц, проскочил под пологом.

— Это ты! — указал он пальцем на Урия. — Это ты, баран, кретин безмозглый, дерево тупое, ты талисманы ночью снял! Хотел…

Завершить свою мысль Олег не смог, поскольку варяг, взвыв, как раненый медведь, выдернул меч и кинулся в атаку. Корабельщики шарахнулись в стороны, а ведун еле успел наклониться, проскользнуть под тяжелым клинком и, выдергивая саблю, сорвать с борта один из щитов.

— А-а-а! — Урий мутузил щит с такой силой, словно держал в руке не полупудовый меч, а легкую шпагу.

Удар — и одна из досок, из которых был собран щит, раскололась вдоль. Еще удар — и в руках Середина осталась только рукоять с двумя медными заклепками. Хорошо понимая, что легкой саблей остановить падающий на голову остро отточенный лом невозможно, ведун опять увернулся, сцапал другой щит. Как назло, все заклинания мгновенно выветрились из головы.

— А-а-а! — снова взревел варяг, кидая вперед свой клинок, и Олег еле успел прикрыться собранным из легких тополиных досок диском.

Однако неудачно: вертикальная рукоять, скрепляя две половины, вынуждала Середина держать доски горизонтально, и первый же тяжелый удар обломил верхний край до крепежной заклепки. Урий кинул меч поперек — ведун едва успел присесть, пропуская со свистом режущее воздух железо над головой, и, пользуясь моментом, попытался достать врага своим длинным клинком. Однако варяг с неожиданной ловкостью отскочил, снова рубанул из-за головы, нарушая все правила рубки на мечах, — и щит опять разлетелся на куски. Олег кинул обломки врагу в лицо, выигрывая драгоценные мгновенья, метнулся через палубу, распугав жмущихся в стороны зрителей, схватил еще один щит — на сегодня уже третий.

— Иди сюда! — Тяжело вколачивая ноги в корабль, двинулся за ним варяг, взмахнул мечом.

— А так… — Повернув щит досками вертикально, ведун поддернул его к себе, гася удар, и сверкающий клинок не разрубил диск в куски, а вошел в него сантиметров на двадцать, прочно застряв в дереве. Олег отпустил щит — неожиданная тяжесть дернула меч к палубе, и Середин, вложив в удар всю свою силу, толкнул саблю вперед в открывшееся тело.

Оружие вошло по самую рукоять — видимо, выйдя из тела с другой стороны. Ведун отступил, выдернул клинок и резко им взмахнул, стряхивая кровь. Варяг гулко упал на колени, оперся руками, пытаясь удержаться в вертикальном положении.

— Радомир… — прошептал он. — Радомир, прости…

Руки не удержали тяжести, согнулись в локтях. Урий упал лицом вниз, но смог найти в себе силы и перевернулся на спину. Нашел глазами купца:

— Любовод… Я не нарушил… Он меня оскорбил…

— Да, ты сдержал клятву, — подтвердил купец. — Твоя совесть чиста.

— Меч… Мой меч…

Олег поднял щит, грохнул им о палубу, освобождая засевший клинок, подобрал меч, вложил его рукоятью в руку варяга.

— Радомир… — улыбнулся воин, с неожиданной силой сжимая рукоять, и облегченно вздохнул.

— Душа ушла… — кивнул купец. — Не знаю, найдут ли жаворонки ее в этом тумане, но он умер с мечом в руке. Этого достаточно в благодарность за уничтоженные обереги. Теперь выбросите тело за борт и отмойте палубу от крови. Тризны не будет.

Любовод отошел к борту, положил ладонь на грудь, с силой ее потер.

— Как тут душно… Ведун, теперь ты сможешь избавить нас от этого проклятого тумана?

— Тумана?.. — Олег поднял глаза к небу, задумчиво потер подбородок. — Похоже, какая-то нечисть лишает нас света. А значит…

И опять в его душе появился уже знакомый азарт: получится, не получится?

— Ладно, пусть будет туман… А скажи мне, купец, ведь у тебя есть чернила?

— Сейчас…

Тело варяга с тяжелым плеском ухнулось за борт, безусый корабельщик выплеснул на палубу пару кожаных ведер воды, и еще не успевшая свернуться кровь безропотно потекла за борт.

— Вот, держи, ведун… — вернулся из своего сарая Любовод и протянул деревянный цилиндрик, закрытый пробкой. — Перо нужно?

— Давай. — Середин распотрошил верхнюю часть гусиного пера, отошел на сухое место, опустился на колени. Выдернул из чернильницы пробку, макнул внутрь верхнюю часть пера, решительным движением нарисовал почти правильный круг, внутрь вписал двойной крест. — Весь мир, на все концы света… — Он перевернул перо, ткнул в чернила его нижнюю, рабочую часть и принялся старательно, аккуратными буквами выписывать по окружности имена богов русской земли, одновременно наговаривая: — Встану на заре, выйду из дома, выйду красными дверьми, широкими воротами. Пойду в чисто поле, на высокий берег, на быстрый ветер. Красива заря в небесах, красива земля в ногах, силен ветер в волосах. Ой, вы, Сварог и Сваргиня, Ладо и Лилия, Бел-бог и Белгиня, ой, ты матушка Триглава и прекрасная Макошь. Вы ли мир создавали, детушками населяли. Так покажите нам воду глубокую, небо высокое, берег далекий…

Вписав последнее имя, Олег поднял голову. Туман продолжал стоять, словно непробиваемая стена. Корабельщики томились у бортов в ожидании чуда, переминались, облизывали пересохшие губы. Туман оставался на месте, и это означало, что что-то сделано не так.