Чертовка - Дмитрий Стрешнев

-Так вы и "Независимую газету" читаете?

Павлин, судя по всему, смутился, свернул лист и спрятал, а достал другой, не показывая уже названия.

--Вот, к примеру. Певцы ваши поют: "Я пригласил своих друзей на этот праздничный расстрел...", а общественности нравится... (процитировал) "Изящное интеллектуальное кощунство эпохи постгуманизма". (зашуршал опять бумагой) Всемогущий номенклатурщик, вот, фирмочку свою организовал за госсчет, тещу на казенном самолете за границу катает... Старушку убили за пять рублей... Уж о доносах, о сплетнях газетных и не говорю... (лист смутно мелькнул и пропал) Позвольте, господа-товарищи! Должна же быть какая-то, если хотите, культура зла! Зло требует мук и восторга, его надо выстрадать!.. Черный плащ, скрежет зубов... магический шар, мандрагора в полночь!.. О!.. Великую идею Зла вы опорочили пошлостью и уголовщиной!.. Помните, как у Гегеля?

Андрей вздрогнул от неожиданности вопроса.

--У Гегеля?

--Ну да, у Гегеля, который Георг Вильгельм Фридрих: "Главный источник божьей мысли - познание самого себя". То же, как я понимаю, и со злом...

По внезапной паузе Замурцев догадался, что его собеседник, очевидно, смутился, поняв, что не приличествует подобное говорить дьяволу, даже выступающему в облике Павлина.

--Ну ладно, ладно, -долетел снова голос.- Гегеля уж оставим в покое. Поймите главное: вы погубили идею. Идею, ради которой я был создан! Что-то оказалось непродуманным... Вы ищете решение в законах механики и в устроении своих собраний. Вы заменили меня сами себе, и я как мальчишка теряюсь перед вашими выкрутасами. Мне уже меж вами делать нечего! Да что там! Вы и ЕГО заменили сами себе! -в темноте вдруг ярко вспыхнули и приблизились глаза, и их хозяин на мгновение стал похож на привычного того самого, книжно-оперного.- Но посильна ли ноша?? -раздались слова, и внезапный хохот эхом покатился вдаль, так что впервые за весь разговор Андрея обдало морозцем.

Потом эхо замолкло, но морозец остался, и скоро Андрей понял, что уже не спит. Кроме того, он понял, что проснулся не столько из-за холода, сколько по другой причине, по той же, по которой любому случалось вылезать ночью из теплой постели.

Некоторое время остывший полумрак "Вольво" смешивался в андреевом сознании с тающим туманом сна, и в ушах даже жило эхо адского хохота. Откровенно говоря, Замурцев не прочь был бы задержаться еще в подземелье у разговорчивой птицы: интересно всё же, что та еще нарассказывает. К тому же он не всё понял: о порохе и солдатах, например. Хотя, именно это, в общем, не так уж важно, поскольку ясно, что просто случилась какая-то реминисценция из прочитанного в институте про то, как какие-то местные князьки изводили предков Джарус.

Он посмотрел, что делает езидка. Девушка спала. Во всяком случае, она присутствовала в темноте совершенно неподвижно.

Андрей осторожно открыл дверь и вылез наружу. Облака уже ушли, открыв над головой бесконечную бездну, в которой дрожали звезды. В пустыне особенно хорошо видно, насколько даже звезды беспомощны перед ветром Вечности. Ей-богу, не хочешь, а поверишь, что где-то тут и впрямь прохаживается мудро-печальный Мелек Таус...

Однако, не жарко вовсе, подумал Замурцев, стоя на ветерке один с глазу на глаз со всей космогонией. Он пожалел, что не надел теплое белье, и невесело усмехнулся от вдруг пришедшего на ум афоризма: жизнь есть процесс постепенного изменения точки зрения на теплые подштанники.

В тот момент, когда уже почти были сделаны все дела, ради которых пришлось вылезти из "Вольво", где-то очень далеко родился короткий, низкий, властный звук - не то гул, не то гром: "Тум-м-м...". И - не успел он растаять - как снова: "Тум-м-м... тум-м-м..." Приглушенные расстоянием "тумканья" доносились с той стороны, где уже совсем близко был Ирак, и, конечно же, Андрей догадался, что там, в Ираке, километрах, может быть, даже всего в тридцати-сорока отсюда союзная авиация, а точнее американская, поскольку другой с этой, турецкой, стороны не летало, лупит по объектам разбойника-Саддама. Это было как неприятное напоминание о том, что мифологическая надменность месопотамских небес обманчива и что где-то там и тут под огромной черной чашей уверенно скользят существа совсем иных легенд: F-111 с меняющейся геометрией крыла, и F-15 "Игл", прозванные "королями неба", и F-16 "Фокон", и F-14 "Томкэт", и F-18 "Хорнит", и А-6 "Интрудер", и похожие на летучую мышь F-117 с 900-килограммовыми бомбами лазерного наведения, и Е-2С "Хоки", и ЕА-6В "Праулер", и А-10 "Тандерболт" по прозвищу "уничтожитель", и французские "Мираж" F-1, и английские "Торнадо" F-3 (два последних - без поощрительных прозвищ), и огромные В-52, а в стороне кружат КС-135 "Авакс" и венчают хоровод спутники "Ки Хоул", висящие выше всех в непроглядной прозрачной глубине.

Замурцев с разочарованием обнаружил, что долетающий гул войны подозрительно похож на только что слышанный во сне смачный хохот Дьявола-Павлина.

Вот и конец фантазиям, развенчание милой восточной сказки, подумал он, забираясь обратно в машину. Теперь уж наверняка больше не приснится Павлин.

Ему было приятно убедиться, что тот снова оказался на прежнем месте в подземном гроте, где журчала вода.

--Надо же, а я думал, мы уже не встретимся.

--Ну, собственно, действительно не скажу, что у меня так уж много свободного времени, -Андрею показалось, что Мелек Таус разговаривает гораздо более непринужденно, чем раньше, с интонациями почти панибратскими.- Но раз уж получилось такое душевное общение, то надо бы разговор наш довершить...

--Так сказать, для проформулы, -ввернул уже слышанный прежде голос, так похожий на петрунин.

--Ну что ж...-согласился Андрей.- На чем мы остановились?

-Мы?-переспросил Павлин голосом, ставшим вдруг очень даже неприятным.- Кто это - "мы"? Не надо смешивать "мы" и "мы", друг мой. Это раньше "мы" было всеобщее, а теперь есть "мы" и "мы".

--Я что-то не понимаю! -сказал Андрей, обидевшись на такой тон.Разве я что-то сделал не так?

--Вы делаете, вы всегда что-то делаете... Я, конечно, понимаю и признаю, что для человека жизнь без деятельности лишена смысла. Но ваша в основном деятельность-то вредна и бессмысленна. Вот в чем противоречие.

--Минуточку, извиняюсь, но я...

--Да слышал, слышал, как ты тут распространялся... про древних героев, про то, что тянет что-нибудь совершить... Но ведь не дом построить и не дерево посадить, а вот так - на манер мелкотравчатых аргонавтов... Ей-богу, удивляюсь, как у вас всё легко и просто! Для меня, например, истина - это боль, это мучительная тайна!..

--Ты это уже говорил, -заметил голос сбоку.- Повторяешься.

--Ну да, ну да, разумеется, лучше продолжим... Хотя, собственно, что продолжать? Главное я уже сказал: никакого ада нет, Андрей Сергеевич.

Голос подсказал:

--А о главном-то.

-Да! -спохватился Павлин.- Именно. Совсем забыл. Я хотел еще сказать, что, в сущности, зачем он нужен, ад? Достаточно глянуть попристальнее вокруг, как убедишься в его ненужности... излишности. Все эти примитивные, пошлые даже сковородки, крючья, котлы... зачем они? Зачем, если вы сами устраиваете себе то и дело такое... такие... никак слова подходящего человечьего не подберу.

-Безобразия, -тут же раздалась услужливая подсказка.

--Скорее, гадости ,-поправил Павлин.- Да, впрочем, какая проблема! Можно, так сказать, вполне лично и наглядно убедиться. Вот, пожалуйста...

Тут же весь антураж внезапно рассыпался, как подброшенная в воздух колода карт. Дикая сила сорвала Замурцева и бешено понесла, унизительно переворачивая вверх тормашками, так что руки и ноги его болтались, словно у тряпичной куклы, а полы одежды разлетались веером. К счастью, всё это длилось какие-то мгновения, и, не успел Андрей выдавить в ужасе из горла: "А-а!..", как уже ощутил, что безумный полет окончился, и ноги снова стоят на твердом основании.

"Документы! -была первая мысль.- Наверняка выпали к чертовой матери!.."

Но, как ни странно, и документы, и ключи, и даже мелкие металлические деньги оказались на привычных местах в карманах. Можно было бы удивиться этому обстоятельству, если бы другое не было еще более необыкновенным: Замурцев стоял в своей... не буквально своей - своя-то осталась в Москве, в общем, в той самой квартире в Дамаске, где он жил с Мисюсь, Юлькой и попугаем.

"Что это? Как это? Домой вдруг залетел..."

В комнате, куда он попал, - а это была та самая, которая считалась его кабинетом и где стоял его письменный стол - никого не было. Да и во всей квартире царила тишина: не бубнил телевизор, не шуршал попугай. Впрочем, ему и не положено было уже шуршать, поскольку в окне было темно: то ли вечер, то ли ночь.

-Хм...-произнес Андрей носом неопределенный звук, не зная, что и думать насчет странного перелета.

Но тут он заметил, что на его обычно аккуратно прибранном письменном столе раскиданы исписанные бумаги, а также, что самое странное, конверты с адресами и марками. Андрея словно ударило молотком по сердцу: он узнал её письма, приходившие на имя Покасюка. Покасюк брал за каждое полученное и переданное письмо по сто лир, но Замурцев был даже рад этому, поскольку считал гарантией того, что фальшивый адресат не проболтается, боясь если не потери дохода, то позорного разоблачения своей гнусной скаредности.