Мираж - Сохейр Хашогги

Оглядываясь назад сквозь туман одиночества, изгнанница Амира часто думала, что именно детство было для нее по-настоящему счастливым и осмысленным. Только там, дома, окруженная родными и подругами, ощущала она себя неотъемлемой частью общества, которое без всяких условий признавало ее своей.

Первая тучка на горизонте безоблачной юности Амиры появилась довольно рано, и пришла она из другого мира, каким была мужская половина дома. Ее обитатели жили как будто бы и рядом, но были недостижимы. То, что творилось во владениях мужчин, было столь же непостижимым и недоступным, как деяния самого Аллаха. Тучка явилась вместе с братом Маликом, который, как-то просидев довольно долго в комнате отца, что само по себе было событием, ворвался на кухню с потрясающей новостью.

— Сестренка! Я еду в Египет! О великий Аллах! Я еду в Каир!

— Ты едешь туда с мамой? — только и смогла вымолвить Амира. Ей было в то время всего шесть лет. О Каире она знала только то, что ее мать оттуда родом.

— Да нет же, глупышка! Я еду учиться в Викторианский колледж.

— А что это такое?

Малик с гордостью положил на стол брошюру.

— Вот, смотри.

На обложке было изображено каменное здание и небольшая лужайка, где расположились странно одетые мальчики. На них были такие же пиджаки и галстуки, в которых иногда щеголяли иностранцы с нефтяных приисков.

— Кто все эти мальчики? — спросила Амира.

— Это студенты. Я тоже им стану. Студенты — это люди, которые ходят в школу и учатся разным полезным вещам. Смотри, вот британский флаг. Это британская школа.

— А это — британские мальчики?

— Нет, они такие же арабы, как и я. Там, конечно, есть и египтяне. Еще, кажется, персы. Это британская школа в Египте.

Амира слушала с неожиданной жадностью.

— Я смогу поехать туда, когда вырасту?

— Не будь идиоткой.

— Я не идиотка. Почему я не смогу туда поехать?

— Потому что ты девочка, глупенькая.

Она видела, что брат не лукавит: на картинке не было девочек. Там вообще не было ни одной женщины. В душе Амира сразу поняла, что иначе и быть не может.

— Я тоже хочу поехать в школу, — упрямо заговорила девочка. — Я обязательно поеду, когда мне будет восемь лет.

Малик потрепал ее по волосам.

— Ты не можешь этого сделать, сестренка.

— Нет, могу!

Тут в комнату вошла их мать Джихан.

— О чем спор?

— Мама, Малик говорит, что я никогда не поеду в Викторианский колледж. Скажи ему, чтобы он перестал болтать глупости.

— Разве ты не рада, что твой брат едет в такую замечательную школу?

— Я очень рада, но разве я не смогу поехать туда же, когда вырасту?

— Поживем — увидим, моя маленькая принцесса. Не надо сейчас думать об этом, впереди так много времени. Аллах все устроит наилучшим образом, вот увидишь.

Амира знала, когда «поживем — увидим» означало «может быть», а когда — «нет». Материнские слова сейчас прозвучали, как треск наглухо захлопнувшейся двери, но девочка упрямо не желала расставаться с надеждой. Когда Малик уехал в Каир, Амира тайно упивалась мечтой о том, что настанет день и она присоединится к брату. Когда от него приходили письма, она просила Джихан снова и снова их перечитывать, пока не запоминала каждое слово.

Малик хвастался, что в Викторианском колледже учились многие знаменитости. Среди студентов были и коронованные особы, например, там учился юный король Иордании Хусейн. Профессора одеты, как в Оксфорде, они носят длинные черные тоби (Амира представляла себе этих людей в образе бедуинов). Учиться очень трудно, подчеркивал Малик. Письмо, в котором он писал об этом, было проникнуто отчаянием. В курсе истории перечислялись многочисленные короли Европы и их деяния, совершенно чуждые уроженцу аль-Ремаля.

Что касается языков, то здесь дело обстояло еще хуже. Когда Малик приехал домой на рамадан, то показал Амире свои учебники английского и французского. Буквы были странными, совершенно непохожими на стремительную арабскую вязь. Надувшись от гордости, хотя и не без запинки, Малик прочитал стихотворение знаменитого английского поэта, чье имя в переводе на арабский значило «потрясающий копьем»[1]. Английские слова производили впечатление бессмысленного шума, но Амира просила брата снова и снова повторять их.

Несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте и вызванные ею беспрерывные ссоры, Амира и Малик были, на удивление, дружны. Это замечали все взрослые, не слишком одобряя такую близость. Тетка однажды грустно заметила, что дружба эта возникла оттого, что в семье всего двое детей — мальчик и девочка, а девочек не очень жаловали в семьях аль-Ремаля.

Теперь же, в ореоле образованности и европейского лоска, Малик стал для сестры настоящим кумиром. Она считала недели до его приезда на праздники и на летние каникулы, когда британские профессора бежали из Каира, спасаясь от египетской жары. Когда же Малик наконец приезжал, Амира буквально терроризировала его расспросами о Викторианском колледже и о предметах, которые там изучались.

В один из таких летних приездов и произошел случай, ужаснувший Амиру и одновременно вознесший Малика на еще более высокий пьедестал в ее глазах.

В тот день в саду было необычайно тихо и спокойно. Женщины и большинство детей ушли в дом немного вздремнуть. Малик играл в шахматы с принцем Али из династии аль-Рашад.

Пристроившись рядышком на мраморной скамейке, Амира внимательно следила за игрой.

Девочкам не полагалось играть в шахматы, но Амира так часто наблюдала, как это делает Малик, что начала понемногу разбираться в тонкостях увлекательной игры.

Малик передвинул коня на королевский фланг.

— Побереги своего ферзя, — дружески предупредил он своего титулованного противника.

Амира едва заметно покачала головой. Даже она поняла, что Малик не собирается угрожать черному ферзю.

— Не переживай из-за моего ферзя, — надменно ответил принц и отвел фигуру на другой конец доски.

Не успел он поставить ферзя на новое место, как Малик своим ферзем взял королевскую пешку черных.

— Мат, — сказал он с довольной улыбкой.

— Дешевый трюк! — закричал принц, раздосадованный проигрышем, и со злостью швырнул доску на землю. Фигуры разлетелись в разные стороны, и одна из них попала девочке в глаз.

— Ты сделал мне больно, — жалобно сказала Амира и заплакала.

Принц просто окаменел от ярости.

— Сука! — прокричал он, словно Амира была виновата в его непростительной выходке.

Малик действовал молниеносно. Амира не успела ничего понять, а принц Али уже валялся на траве, сбитый с ног ударом юного Бадира.