Призрак и другие соучастники - Любовь Романова

Вас вижу пред собой за ликом лик…

Строки одна за другой без усилий всплывали в памяти. Стасе казалось, что перед ней лежит распахнутая книга, и она, словно, не вспоминает стихотворение, а читает его. Странное ощущение. Незнакомое.

Наконец, длинное произведение Брюсова подошло к концу. Девочка открыла глаза и оглянулась. «Ничего себе!» — тут же разразился класс изумленными восклицаниями, — «Вот это память!» «Везет же!». Вилка, Дашка и Гульнара усиленно делали вид, что ничего особенного не произошло. Глиста молчала. Она была озадачена.

— Ну? — Гарик поднял одну бровь и в точности воспроизвел интонацию Глисты, — Ставьте пятерку!

— А лучше — две! Она же два стихотворения рассказала! — поддержал его Кролик.

Глиста ничего не ответила. Не проронив ни слова, учительница села за стол, что-то нацарапала в журнале, и отпустила шестой «А» с урока на пять минут раньше положенного.

ГЛАВА 10 ВАДИК

Как только протарахтел звонок, Гарик растворился в орущей толпе, пробормотав что-то невнятное. Вадик остался наедине с новенькой.

— Ну, пойдем на обед? — осторожно спросила она. Кажется, чувствовала отношение к себе второго близнеца.

Вадик обреченно вздохнул. В принципе, она ничего. Он даже не против сидеть с ней за одной партой и иногда болтать о чем-нибудь незначительном, если бы не Гарик. Брат хочет все делать вместе с ней. Втюрился что ли?

— Здорово ты Глисту удивила! — наконец решил Вадик проявить вежливость — Становишься настоящим супермном!

— Тогда уж супергерл! Менять пол я пока не собираюсь. Если честно, от всего этого немного жутко делается. Такое ощущение, будто в меня вселился какой-то дух…

— Глупости! Я читал в «Науке и жизни», что через 100–200 лет такие способности как у тебя станут нормой для человечества. Может, ты первый представитель новой расы. А, может, и не первый. Кто его знает, вдруг сейчас на всей планете то там, то здесь появляются люди с феноменальной памятью и способностями к гипнозу…

— Что это?

Около входа в столовую собралась небольшая толпа. Старшеклассники и ученики помладше рассматривали что-то на стене, рядом с дверью. Вадик со Стасей переглянулись и подошли ближе. Как выяснилось, причиной ажиотажа стал плакат, очень напоминавший стенгазеты, которые периодически вывешивала интернатская медсестра. На листе ватмана разноцветными фломастерами были нарисованы человечки с завязанными глазами, которые один за другим двигались к обрыву. Философский образ сопровождал текст: «Интернатовец! Будь внимателен! Не пропусти первые признаки «рыбьей слепоты»! К ним относятся: зрительные галлюцинации, кожные высыпания, усиление волосяного покрова на нижних конечностях (ногах). Профилактика заболевания: трехдневное воздержание от пищи и промывание глаз утренней мочой. Подпись — начальник медчасти Колотушкина О.В.».

— Совсем озверели! — услышали ребята над головой голос Фимы Лютикова, — Предлагают мочой умываться!

— А что, Лютик, у тебя волосы на ногах начали расти? — Толкнул его в бок кто-то из старшеклассников.

— Да ты их брей! Не стесняйся! — засмеялись в задних рядах.

Стася и Вадик поскорее выбрались из толпы, которая все прибывала и прибывала — похоже, плакат о «рыбьей слепоте» побил все рекорда популярности. Проходя мимо учительского стола, ребята успели уловить обрывки разговора:

— Что это за болезнь такая — «рыбья слепота»? Ничего о ней не слышал! — гудел усатый учитель труда Мироныч, — Позвонили бы Колотушкиной, чего она удумала!

— Да звонили! — отмахнулась Глиста, — У нее телефон отключен.

Меховая дама, сидевшая за тем же столом, при этих словах брезгливо поморщилась, словно уловила своим аристократическим носом запах «утренней мочи». Вадик отметил, что сегодня ее голову украшает маленькая шляпка с крошечной вуалью а-ля Анна Каренина. Из-за этой кокетливой шляпки столичная красавица смотрелась совсем уж чужеродно в интернатской столовой. «Как попугай среди воробьев, — вынес мальчик вердикт, — Видно, не отпускает ее милиция, пока следствие не закончится». И действительно, второй член комиссии, пожилая женщина в старомодных очках, тоже сидела здесь, внимательно слушая разговоры об эпидемии мнимой болезни.

Когда ребята подошли к столу, Гарик уже поглощал борщ, сияя, словно новогодняя елка.

— Ты с ума сошел! — накинулся Вадик на брата, плюхнувшись рядом, — Медсестра тебя в два счета вычислит!

— У нее сегодня выходной! — Гарик с шумом втянул в себя ложку горячего борща, — Будет только завтра. А из учителей никто снимать плакат не решиться — вдруг и в правду эпидемия.

— Психолог, блин! — Вадик поскреб свой рыжий затылок, признавая, что в словах брата есть смысл.

— Стась, ты лучше на Вилку с ее свитой посмотри! — Кивнул Гарик в сторону соседнего стола, и Вадику сразу стало понятно, ради чего его близнец сбежал с последнего урока и организовал всю это авантюру — перед Стасей выпендривается! Ему потребовалось усилие справиться с раздражением. Чтобы не выдать своего настроения, Вадик резко обернулся к Виоле и компании. За соседним столом царила гнетущая атмосфера. Дылда тоскливо созерцала остывающий борщ. Она брала ложку, заносила ее над тарелкой, вздыхала и опускала на место. В ее маленьких свиных глазках читались страшные мучения, щеки горестно подрагивали, подбородок то и дело покрывался скорбными ямочками. Гульнара вообще не притрагивалась к еде — девочка смотрела в окно с безучастным видом. Вилка, подперев щеку, печально щипала черный хлеб и разбрасывала крошки по столу. Видимо «рыбы-пираньи» решили последовать советам «Колотушкиной О.В,» и приступили к трехдневному голоданию.

— Тебе не кажется, что это как-то… не правильно? — Огромные глаза девочки уставились на Гарика с осуждением, — Рано или поздно они узнают, кто над ними пошутил, и начнут мстить…

— Не бойся! — Брат озорно улыбнулся, — Я тебя им в обиду не дам!

Вадик презрительно фыркнул.

— Да я не об этом! — махнула рукой Стася, — И вообще, Алиса Сергеевна, уже сутки как в тюрьме. Мы же поклялись ее спасти, а сами тратим время на всякие глупости.

— Точно! Пора обсудить план следственных мероприятий. — мгновенно переключился Гарик, — Думаю, начать нужно с версий…

— Эй, народ, вы читали плакат про «рыбью слепоту»? — Между Гариком и Стасей бесцеремонно влез Кролик, — Офигеть, правда?

Негодование Вадика наконец-то нашло подходящий объект и выплеснулось на голову безмятежного Санька:

— Чего тебе тут надо, стукач? — гаркнул он на оторопевшего одноклассника, — Иди к своей Вилке. Вон она, над борщом страдает — от «рыбьей слепоты» лечится! Иди — с ней поболтай, а нам предатели не нужны!

Кролик что-то обиженно пробормотал в отсвет и быстро убрался восвояси.

— Ну, зачем ты так? — Гарик озадаченно провел рукой по своим рыжим вихрам, — Не ожидал от тебя таких эмоций, брат!

— Знаете, что? — Стася немного подалась вперед и понизила голос, — Нам не стоит здесь, в столовой, обсуждать наши дела. Нужно какое-нибудь укромное место — что-то вроде штаба.

Братья переглянулись:

— Гарик, нет!

— Почему нет?

— Ты же обещал, что мы никому о нем не скажем?

От негодования голос Вадика задрожал, кровь прилила к ушам.

— Да брось ты! Она же своя. Стася, у нас есть такое место.

Сразу после уроков, выпросив у тети Али из гардероба свои кутки, они выскочили из здания интерната. На улице было еще светло, но во всем угадывалось дыхание скорых сумерек, которые уже успели плеснуть оранжевой краски в лучи усталого солнца, сделали стволы сосен за оградой интерната розовыми, а тени — темно-синими. Скоро солнечный диск превратиться в красный глаз гигантского альбиноса, и начнет стремительно темнеть.

Вадик набрал полную грудь пряного осеннего воздуха и с шумом выдохнул его, отгоняя неприятные мысли. Постоял немного, наслаждаясь с высокого крыльца интерната видом на Тихореченск. Маленький городок опоясывала речушка со смешным названием Чудилка. Она, словно охраняла жилища людей от подступающего леса, преграждая путь высоченным елям к деревянным домам позапрошлого века и редким пятиэтажкам советского образца. Вадик в последний раз глянул на город в предчувствии осенних сумерек и припустил вслед за братом и Стасей.

Путь друзей лежал за территорию интерната. Там, за дырявой оградой — не смотря на регулярные разносы Стервеллы, Мироныч ленился штопать дырки в металлической сетке, которые проделывали жаждущие свободы воспитанники — покачивался величественный лес. Интернат стоял на самом краю Тихоречинска. Между берегом Чудилки и территорией бывшей усадьбы Вершицких каким-то чудом сохранилась полоса настоящего леса. Могучие сосны пронизывали густой подлесок, превращавший эти места в непролазную чащу. Кое-где ее пересекали узкие тропки, но таких было не много. По одной из них сейчас спешили близнецы. Следом шла Стася, еле поспевая за юркими мальчишками. Вот уже показалась знакомая сосна, расщепленная в прошлом году ударом молнии. Ее ствол, словно тело свечи, в местах, где треснула кора, оплыл прозрачной смолой. Вадик задержался на несколько мгновений, чтобы отломить кусочек древесных «слез» — вдруг он когда-нибудь станет янтарем. Сразу за сосной тропинка делала несколько крутых виражей, петляя между могучими пнями, ныряла под арку согнувшейся осины и упиралась в желто-оранжевую завесу кустов жимолости.