Ранчо - Стил Даниэла

Она провела в комнате сына не один час. Все это время телефон молчал – Билл так и не позвонил. Он должен был приземлиться в два часа ночи и где-то в половине четвертого прибыть в гостиницу...

Комната опустела. Мэри Стюарт убрала всю одежду сына, оставив немногое, вроде его старой бойскаутской формы, любимой кожаной куртки, свитера, который сама связала. Остальное решила раздать, а бумаги С книгами переправить в подвал. Все его школьные и спортивные призы она разместила на одной полке, надеясь со временем найти для них место. Забрав из комнаты фотографии, она разнесла их по всей квартире, будто специально оставленные Тоддом в память о себе. У себя в комнате она поставила самую лучшую семейную фотографию, еще одну отнесла в спальню Алисы.

Мэри Стюарт закончила только к двум ночи, затем ушла в свою белую кухню и застыла там, глядя в темноту за окном, чувствуя сына рядом, видя его лицо, глаза, отчетливо слыша его голос. Иногда ей начинало казаться, что она его забывает, но она знала, что этого никогда не случится. Тодд был для нее несравненно большим, чем оставшиеся вещи. То, что не имело значения, ушло, но самое главное осталось с ней.

Она вернулась в комнату сына, сняла с кровати темно-зеленое покрывало и убрала в шкаф с мыслью сдать в чистку, потом подумала о том, что надо бы сменить шторы, – раньше не замечала, как они выгорели. Находиться здесь ей было невыносимо: комната теперь выглядела пустой и тоскливой, хотя и заставлена коробками. Можно подумать, что сын куда-то переезжает. На самом деле он уже съехал... С уборкой его вещей она опоздала на целый год.

Медленно бредя в спальню, она вспоминала все случившееся за этот год. Как далеко они зашли и как им всем теперь одиноко! Алиса в Европе – правда, с друзьями, Тодда нет, Билл в Лондоне. Она долго смотрела на фотографию сына. Какие у него были большие, ясные, сверкающие глаза, как он смеялся, когда она его фотографировала... Будто все еще слышит его смех: «Давай же, мама, скорее!» Он дрожал, замерзнув в мокрых плавках на Кейп-Код. Сначала делал вид, что душит сестру, потом кинулся от нее через пляж с лифчиком от ее купальника. Алиса устремилась за ним, прижимая к груди полотенце и визжа. Казалось, с тех пор минуло тысячелетие.

Мэри Стюарт легла спать лишь спустя несколько часов. Ей снилась семья: Алиса, доказывавшая что-то и качавшая головой; Тодд, благодаривший ее за то, что она собрала его вещи; где-то далеко – Билл, плетущийся прочь. Она позвала его, но он не оглянулся...

Глава 6

Возвращаясь в Лос-Анджелес, Таня не знала, что ее там ждет. Тони говорил, что уедет, но он мог и передумать. Едва войдя в дом, она заглянула в его шкафы и нашла их пустыми. Ее встретила Джин: секретарше не терпелось познакомить ее с последними новостями и со свежими сплетнями. Таня снова красовалась на первых страницах журналов. Статьи об охраннике, подавшем на нее в суд, были, как водится, кошмарны. Кто-то наболтал, что Тони снял себе квартиру, правда, временно; здесь же были свежие фотографии его и артисточки, с которой он удрал, – на сей раз за ужином.

– Подумаешь! – устало вздохнула Таня. – Знаю, видела. – Она купила газету в аэропорту. – Съезжу-ка я на пару дней в Санта-Барбару. – Необходимо было убраться отсюда – от фотографов, бесстыжих глаз и пустых шкафов. У нее нет времени о нем горевать. Все ее мысли теперь посвящены одному – как защититься от прессы.

– Это невозможно, – деловито сказала Джин, подавая ей график на четырех страницах. – Завтра вечером у вас благотворительное выступление, потом на протяжении двух дней – репетиции. В конце недели необходимо обсудить с Беннетом ход судебного разбирательства.

– Скажите ему, что я не могу! – взмолилась Таня. – Мне нужно два дня, чтобы прийти в себя. – Она никогда еще не манкировала выступлениями и репетициями. Но провести уикэнд с Беннетом Пирсоном, корпя над планами выступлений в суде, превыше ее сил.

– Боюсь, расписание жесткое. Дата ваших показаний по делу Лео Тернера уже назначена. К тому же Бен нет сказал, что утром ему звонил адвокат Тони.

– Так быстро?! – Таня упала в глубокое мягкое кресло с розовой атласной обивкой у себя в спальне. – Он не теряет времени. – Получается, всего за одну ночь пошли прахом целых три года. Что ж, настало время заняться бизнесом. Иногда ей казалось, что бизнес – единственное, что есть серьезного, все остальное – чепуха.

Деньги, жадность, бизнес. Агенты, юристы, продавцы грязных сплетен, мерзавцы, требующие за свое молчание отступного, кучи людей, воображающих, что она должна расплачиваться именно с ними за свой успех, потому что ей повезло, а им – нет...

– Мне нужен день, – спокойно сказала она секретарше.

Разве кто-нибудь из ее окружения способен понять, насколько это серьезно? Она больше не может продолжать в прежнем духе, не может петь, улыбаться, вкалывать на них всех. Иногда ей начинает казаться, что она трудится только для того, чтобы с ними расплачиваться. Времени на жизнь не оставалось. Работай и плати, остальное побоку.

– Он думает, что Лео можно купить за пятьсот тысяч, – не унималась Джин.

И это еще не все: у нее в запасе была куча бумаг, и она не обращала внимания на мрачное настроение Тани.

– К черту Лео! Так и передайте Беннету.

Джин кивнула и продолжила свою волынку. Тане хотелось, чтобы она провалилась сквозь землю, но Джин была не только старательной, но и неутомимой.

– Сегодня нам звонили из «Лос-Анджелес таймс». Они хотят подробностей развода. Чего желает Тони: алиментов, раздела имущества или того и другого? На что вы согласны, на что нет.

– Это вопрос его адвоката или газеты? – Таня пребывала в замешательстве и расстройстве. В ее жизни не было места личной тайне, какому-либо достоинству, обыкновенным человеческим слабостям.

– Газеты. Тони тоже звонил: хочет поговорить с вами о детях.

– При чем тут дети? – Она откинула голову и закрыла глаза.

Джин села напротив и продолжила свою работу. С нее все как с гуся вода. Она наметила доложить Тане всю программу, и ее было невозможно сбить с толку. Юрист, бухгалтер, дизайнер, предлагающий переоборудовать дом, архитектор, собравшийся помочь ей с переделкой кухни в доме на пляже. Всем им надо платить, со всеми встречаться, всех выслушивать; если кто-то из них решит, что она не оправдывает надежд, то не долго думая подаст на нее в суд. Таковы правила игры, и Тане об этом известно лучше всех остальных. И не важно, что адвокат Тани заставлял их всех подписывать соглашения о конфиденциальности, с обещанием не продавать сведений желтой прессе.

– Почему Тони хочет говорить со мной о детях? – переспросила она секретаршу.

Та опять просмотрела свои записи. Ее рабочий день длился по десять – двенадцать часов. Работа была нелегкая, зато высокооплачиваемая, к тому же чаще всего с Таней приятно работать. Джин тоже перепадали «кусочки» славы: ей нравилось бывать с хозяйкой на концертах, появляться вместе с ней на приемах, носить её одежду, барахтаться в ее тени. Когда-то ей тоже хотелось стать певицей, но не оказалось то ли голоса, то ли удачи, то ли таланта. У Тани всего этого в избытке, и Джин устраивало просто находиться при ней.

– Точно не знаю, – был ответ. – Он не объяснил. Но очень просил позвонить.

Бизнес отнял еще полчаса. Потом Джин сказала Тане, что в кухне для нее оставлен ужин. Вместо того чтобы поесть, Таня налила себе бокал вина, просмотрела записи, забрала у Джин контракты. Все они были переданы ее адвокатами и составлены антрепренерами концертных туров. В девять вечера, когда Джин наконец-то удалилась, Таня набрала номер Тони.

– Привет, – произнесла она измученным голосом. День выдался слишком долгим: в Нью-Йорке она рано встала, а здесь ее поджидало слишком много неприятностей. Иногда она удивлялась, как вообще умудряется выжить. – Джин сказала, что ты просил позвонить.

– Просил. – Его тон был смущенным и чужим. – Как Нью-Йорк?

– Более или менее. Повидалась с Мэри Стюарт Уолкер – ради одного этого стоило туда слетать. Была у Фелиции Дейвен-порт. В утреннем шоу об меня вытерли ноги, а потом добавили грязи газеты. Все это с ней уже было, и не раз. Ее уже ничто не удивляло, но нравиться это все равно не могло. – Встреча с человеком из издательства оказалась напрасной тратой времени, – говоря все это, она понимала, что никак не перейдет к главному. Он больше не интересуется ее жизнью. – Сейчас речь, наверное, не об этом? Или бизнес всегда на первом месте?