Ева. Колыбельная для Титана - Инна Георгиева

Короче, минуты через полторы Егор с удивлением обнаружил, что сидит один-одинешенек с картами на руках. А Наташкин взгляд, только что такой добрый и ласковый, пытается проткнуть его насквозь.

– Значит, так! – грозно выдала она. – Мое желание такое: ты больше никогда! Слышишь? Никогда-никогда! Даже если небо будет падать на землю, а тебя вот-вот сожрет разъяренная выхухоль – ты не будешь называть меня «вонючкой»! Понял?!

– О не-эт! – патетично взвыл Егор. – Как ты можешь быть такой жестокой?!

– Ты меня понял?!! – сузила глаза девушка.

Парень тяжко вздохнул:

– Ну, раз это и есть твое желание – куда мне деваться? Карточный долг – долг чести. Больше ты не вонючка. С сегодняшнего дня нарекаю тебя скунсом.

Признаюсь: даже я не смогла удержаться. А ведь я Наташку отлично понимала: сама всегда страшно обижалась на клички. Но это было так смешно: его торжественный тон и булькающая от возмущения Игнатова, орущая:

– Я тебе сейчас нос сломаю!!! – и ее забавные попытки дотянуться до его горла.

– Кстати, нос она ему из этого положения сломала бы элементарно, – с видом знатока шепнула мне на ухо Полина. – Ничего. Я еще успею ее научить.

– Не смей! – так же тихо отрезала я. – Они поругаются, подерутся и помирятся. А нос у него будет кривым всегда.

– Да ладно! – возмутилась готесса. – Я же знахарка. Я его потом сама и вылечу!

– Тем более не смей, – уже спокойнее буркнула в ответ. – Знаю я тебя! С твоей любовью к носу с горбинкой. Сделаешь нам из Егора горячего южного парня. А он и так от них не сильно отличается, с его-то темпераментом… Слушай! – Я внимательно посмотрела на Полину. – А у меня идея! Может, его именно от этого и вылечить? Ну, чтобы верным был, вежливым…

Знахарка посмотрела на меня долгим тяжелым взглядом и покачала головой:

– М-да, Ева, представление о доброте у тебя сильно особенное. Прямо вот слушаю и не могу понять: сочувствовать Алексу или радоваться за него. Ну, у чувака реально к пятидесяти будет прекрасная семья, офигенские дети, прибыльный бизнес, а твоими стараниями – отличный психиатр, замечательный психотерапевт, профессионально подобранные антидепрессанты, групповая терапия три дня в неделю и уверенность в том, что когда-нибудь все обязательно наладится. Если он вообще доживет до пятидесяти, госпожа Хайм[7].

Я фыркнула и показала ей язык. Вечно она меня Франкенштейном пытается обозвать. А я ведь не прошу изменить Егора полностью – так только, слегка подлатать. Сделать чуточку смелее, что ли. Может, тогда он прекратил бы уже свои детские «страсти» и выяснил все с Игнатовой раз и навсегда. А то вон кривляется, за косички дергает… как бы портфелем по голове не врезал, от избытка чувств…

Часа через три игра начала надоедать. Два раза победа досталась Алексу. В результате Наташке пришлось пообещать, что она не покалечит (не сильно покалечит, как поправила формулировку Игнатова) старшего Соколова, а Богдан перестанет выращивать на подоконнике гостевой спальни, окна которой аккурат под лоджией Шурика, какую-то пахучую дрянь, особенно сильно развонявшуюся в последнее время. После чего Богдан подорвался на ноги и с воплем: «Мой кофеечек! Вот где я тебя оставил!» – убежал из гостиной. Один раз повезло Егору, и я дала честное слово, что весь следующий год буду прилежно учиться. И добавила про себя: «Если, конечно, к тому времени мы успеем решить проблему с Титанами».

А то зашлют опять в далекие дали, и увязну я в прогулах по самую макушку. Блин, скоро обычные школьные будни станут как праздники – редкими и достающимися тяжким трудом.

Полинке тоже удача разок улыбнулась. Собственно, именно это определило остаток нашего вечера.

– Сегодня, Ева, ровно в полночь мы будем гадать! – с предвкушением улыбнулась подруга.

– Гадать? – не поверила я своим ушам.

– Ну да! – подтвердила готесса мои худшие предположения. – На картах. Давненько я уже этим не занималась. Надо бы посмотреть, что они скажут.

– Я в деле! – тут же подключилась Наташка.

Егор закатил глаза, но так, чтобы девушка не заметила:

– А я, пожалуй, пойду спать. Да и вы не засиживайтесь. Завтра все-таки понедельник.

– Не занудствуй! – огрызнулась Игнатова и, подхватив карты, любовно провела по ним рукой. – Я знаю парочку интересных раскладов. А таким шикарным инструментом просто грех не воспользоваться.

Я улыбнулась: вот уж точно, стопроцентная смертная! Думает, что гадание заключается в правильной раскладке карт. Я вот тоже могу из них снежинку выложить – и что? Да чтение карт – это же как изучение иностранного языка! Много лет учиться нужно. Потому что любая карта в каждой отдельной ситуации, с каждым новым раскладом означает что-то другое. Мама рассказывала, что есть отдельная категория ведьм, которые действительно умеют гадать. Их называют шаманками, и своему искусству они обучаются всю жизнь. И далеко не каждая из них использует при гадании именно карты – будущее можно читать по костям, по кофейной гуще, по внутренностям животных и даже по птичьему помету! Но вот что забавно – ни одна шаманка не дает гарантию того, что все сбудется, как она сказала. Ибо «грядущее неведомо и изменчиво, а если что-то не нравится – на фиг пошел из моего салона!».

Так вот, мои познания в гадании (равно как и Полинкины) ограничивались исключительно раскладом. Что я и продемонстрировала несколькими часами спустя, когда парни ушли спать (особенно долго не хотел уходить Алекс, и в итоге его буквально силой утащил Егор, заявив, что в женские дела мужикам вход заказан), а Полина поставила перед камином стол с четырьмя длинными свечами по углам и зеркальцем в центре (до сих пор не знаю, зачем оно было нужно, мешалось только).

– Итак, Ева! – возбужденно подпрыгивая на подушке, потребовала готесса, когда карты легли-таки на стол. – Скажи, что ты видишь?

Я вздохнула.

– Ну… – поскребла в затылке, – вот шестерка пиковая. Она обычно означает дальнюю дорогу.

– Да при чем здесь дорога?! – воскликнула Полина. – Я и так знаю, что нас ждет рейд, после того как в Каире сама-знаешь-кто забрал у нас из-под носа сама-знаешь-что! Ты мне про короля расскажи: видишь, вот здесь лежит? Что мне судьба в отношении него готовит?

Я мысленно покачала головой: а ведь этот человек был лично знаком с Реммао, мистиком, который уже дважды объяснял, что будущее предсказать невозможно. Но Полина смотрела так требовательно да с такой надеждой, что мне не оставалось ничего другого, как опустить глаза на карты и хотя бы попытаться.

Ну да: вот он, король. Пиковый. Бородатый. Лежит рядом с шестеркой…

И это, пожалуй, все, что я могла о нем рассказать.

– Ой, ты не так это делаешь! – поняв, что потерянность на моем лице не собирается трансформироваться в озарение, резким движением руки смела Наташа карты со стола. – Давайте я погадаю. Я умею!

– Правда? – в два голоса удивились мы.

– А то! – самодовольно улыбнулась Игнатова. – В Штатах это знаете как популярно? Гадания, хиромантия, некромантия…

– Чего?!!

– Нумерология то есть, – как ни в чем не бывало поправилась Наташа. – Короче, любой студент на моем потоке хоть раз да бывал в салоне у гадалки. И я своими глазами видела, как это работает. Смотрите и учитесь!

Она быстро и ловко перетасовала карты, трижды сплюнула через левое плечо (мы с Полей переглянулись, но промолчали), стукнула колодой о стол (Поля подхватила падающую свечу), резким движением разделила колоду на три части и, наугад выбрав из каждой по три карты, бросила их на стол:

– Значит, так, Ева! Это – твое будущее, настоящее и прошлое, – объяснила, глядя на меня с видом благодетеля, согласившегося открыть секреты гениев прорицания. – Начнем с последнего, – она перевернула первые три карты. – О-о-о!! – выдохнула так, будто увидела там зеленых человечков верхом на медведях. – Да я смотрю, судьбу твою легкой не назовешь! Бедная девочка, – и сокрушенно покачала головой.

Полина подняла на меня мрачный взгляд. В нем ясно читалось: «Моргалис, я о тебе чего-то не знаю?!»

В недоумении пожала плечами, а Наташа продолжила причитать:

– Вижу короля сердечного, страшным крестом перечеркнутого. И еще вижу сердце черное!

Я аж щеку рукой подперла, во все глаза глядя на этот спектакль. А Игнатова-то, оказывается, талант! Не в шаманстве, естественно, но вот для сцены она была прямо-таки рождена.

– Понимаю-понимаю, Евочка! – уже почти обливаясь слезами от трагичности собственноручно выдуманной истории, воскликнула Наташа. – Разбитое сердце – это так тяжело. Был ведь у тебя до Алекса парень, который совершил чудовищное злодеяние?!

Я изогнула бровь: разбитое сердце? Вот спасибо на добром слове!

– Не-а, не было.

– Э-э… – запнулась Игнатова. Внимательно посмотрела на карты, потом на меня, со спокойной рожей сидящую перед ней, и тут же придумала новую историю. – Прости, моя ошибка. Не разбитое у тебя было сердце. Каменное!