Лжец - Стивен Фрай

Странная это вещь – красота, странно, как она меняет все в человеке и вокруг него. Блейзер Картрайта далеко превосходил своей красой все прочие блейзеры в Капелле, хоть и был куплен там же, где остальные, в «Горринджиз». Уши его, проглядывавшие из переплетения мягких золотистых волос, состояли, как и любые уши, из кожи, капилляров и мясистых тканей, но никакие иные уши не воспламеняли кровь Эйдриана, не наполняли его желудок расплавленным свинцом.

Гимном, выбранным на сегодня, был «Златой Иерусалим». Эйдриан, как обычно, подставлял в него собственные слова:

– О Картрайт дивный, златоглавый, текущий молоком и медом. В сияньи твоей вечной славы как сердце сладкой болью сводит! Я знаю, я прекрасно знаю, как песня радости поется. О, сколь же счастлив будет тот, на коего твой свет прольется…

Сидевший рядом с ним Том услышал, что он поет, и пихнул Эйдриана локтем. Эйдриан послушно вернулся к тексту, однако на заключительном стихе вновь перешел на собственную версию:

– О Картрайт, о пресветлый мой, твое лицо увижу ль я? О Картрайт, о пресветлый мой, сойдет ли слава к нам твоя? Духовную утолишь ты жажду, как освященная вода. Врагом и другом став однажды, ты им остался навсегда.

Шестьсот сборников гимнов вернулись на полки, шестьсот юных тел в мантиях зашелестели, рассаживаясь по местам. В восточном конце Капеллы простучали по каменному полу каблуки директора, выступившего, поддернув плечи мантии, вперед, чтобы обнародовать Уведомления.

– Было замечено, что некоторые мальчики срезают дорогу от Верхних площадок к Олпертон-роуд. Душевно прошу вас помнить, что этот путь проходит через поле Брэндистона, являющееся частным владением и лежащее за пределами школы. Воскресную службу проведет Рекс Андерсон, викарный епископ Кампалы. Медаль Бейтмана за греческую прозу присуждена У. И. С. Дж Хуперу из пансиона Розенгарда. Это все.

Директор развернулся, чтобы уйти, но спохватился и развернулся обратно.

– Да, еще одно. Меня известили, что по школе распространился не вполне обычный детский журнал определенного толка. До тех пор, пока не объявятся сочинители этой чепухи, всякого рода отлучки и клубные мероприятия отменяются, а мальчикам надлежит проводить свободное время в стенах своих пансионов. Вот теперь действительно все.

– Черт знает что! – сказал Эйдриан, когда они вышли из Капеллы под свет солнца. – И как трогательно, ну просто на редкость. «Детский журнал определенного толка»! Как будто он не перечитал этот журнал сто раз и не трясся, читая, от злости!

– Он просто пытается сделать вид, что ничего тут такого уж особенного нет, – сказал Том.

– Неужели он действительно думает, что мы на это купимся? Он перепугался, перепугался до печенок.

К ним подошел Хейдон-Бейли.

– Запер нас до конца триместра! Сволочь!

– Это всего лишь неуклюжая попытка настроить школу против авторов журнала, чтобы она проделала за него всю детективную работу, – сказал Хэрни. – Не выйдет. Кто бы этот журнал ни состряпал, он слишком умен.

Занять вечер этого дня Эйдриану опять было нечем. То был день Строевой Подготовки, стало быть, крикет отменялся, а навестить Глэдис Уинкворт он не решался, опасаясь снова столкнуться с Троттером. Официально ему следовало бы заглянуть к своей подопечной старушке, выполнить какие-нибудь ее поручения, но она еще в прошлом триместре померла от переохлаждения, а замены Эйдриану пока не предоставили. Он решил было отправиться в школьную библиотеку звукозаписей, выбрать какую-нибудь музыку и попрактиковаться в дирижерстве – любимое его легальное времяпрепровождение, – но тут вдруг вспомнил, что Биффен, преподаватель французского, пригласил его к чаю.

Биффен жил на краю городка, в довольно импозантном доме, стоящем посреди собственного земельного участка.

– Здравствуйте, сэр, – сказал Эйдриан. – Сегодня пятница, вот я и подумал…

– Хили! Как замечательно. Входите, входите.

– Я принес немного лимонной помадки, сэр.

В гостиной уже сидели шесть мальчиков, беседуя с супругой Биффена, леди Элен. Биффен женился на ней, еще учась в Кембридже, а после, когда получил в своей старой школе место младшего преподавателя, привез ее сюда. С той поры они здесь и жили, вызывая у всей школы немалую жалость: дочь графа, связавшая свою жизнь с не подающим особых надежд и не сделавшим особой карьеры педагогом.

– А я вас знаю! – пророкотала с софы леди Элен. – Вы Хили из пансиона Тикфорда. Вы еще играли в школьном театре Моску[54].

– Хили учится у меня в младшем шестом французском, – сказал Биффен.

– И всячески тебе досаждает, Хэмфри, дорогой. Не сомневаюсь.

– Э-э, я тут принес немного лимонной помадки.

– Как мило. Ну, с кем из присутствующих вы знакомы?

Эйдриан оглядел гостиную.

– Хьюго вы наверняка знаете. Он из вашего пансиона. Идите сядьте с ним рядом и не позволяйте ему портить мою собаку.

До этой минуты Эйдриан не замечал Картрайта, который сидел у окна, скармливая кусочки кекса спаниелю.

– Привет, – сказал Эйдриан, усаживаясь рядом с ним.

– Привет, – ответил Картрайт.

– Ну как, экзамен сдал?

– Извини?

– Пианино, за третий класс. Помнишь? В прошлом триместре.

– А, этот. Да, спасибо.

– Отлично.

Еще один бессмертный диалог, вышедший из-под пера Ноэля Кауарда[55] семидесятых.

– Так, – сказал Эйдриан, – а ты бываешь здесь… э-э… ты тут часто бываешь?

– Почти каждую пятницу, – ответил Картрайт. – А вот тебя здесь ни разу не видел.

– Нет, я… меня раньше не приглашали.

– Понятно.

– Так что… э-э… что тут вообще-то происходит?

– Да, знаешь, мы просто приходим в гости, пьем чай.

Так оно и оказалось. Биффен затеял игру в названия книг – от каждого участника требовалось признаваться, что ту или иную книгу он никогда не читал. Биффен и леди Элен произносили названия классических романов и пьес, и если ты их не читал, то должен был поднять руку. «Гордость и предубеждение», «Дэвид Копперфильд», «Скотный двор», «Мадам Бовари», «1984», «Счастливчик Джим», «Сыновья и любовники», «Отелло», «Оливер Твист», «Упадок и разрушение», «Говардс-Энд», «Гамлет», «Анна Каренина», «Тесс из рода д'Эрбервиллей» – список непрочитанных книг, который им удалось составить, вызвал всеобщие смешки. Все сошлись на том, что под конец триместра список должен будет состоять из книг менее известных. Единственными двумя книгами, которые прочли все присутствующие, оказались «Повелитель мух» и «Поправка-22», что, как заметил Биффен, способно сказать многое о качестве преподавания литературы в приготовительной школе. Конечно, все это было очевидной и, на взгляд Эйдриана, довольно глупой попыткой заставить всех побольше читать, тем не менее результаты она давала. Несмотря на претенциозность происходившего, Эйдриан, пожалуй, получил удовольствие, особенно воодушевило его то обстоятельство, что в русской литературе, всегда казавшейся ему самой внушительной и труднопостижимой, он оказался начитанным более всех прочих.

– Знаешь, – сказал он Картрайту, когда они возвращались в пансион Тикфорда, – побывав в таком доме, недолго и растеряться. Совсем неплохая идея – иметь прибежище вроде этого, место, куда можно захаживать, верно?

– На следующий год, когда я буду в шестом классе, он собирается стать моим тютором, – сказал Картрайт. – Я думаю поступить в Кембридж, а он, похоже, лучший, кто может натаскать тебя к оксбриджским вступительным экзаменам.

– Правда? И я собираюсь в Кембридж! – сказал Эйдриан. – Ты какой колледж выбрал?

– Тринити, наверное.

– Господи, я тоже! В нем мой отец учился! На самом-то деле отец Эйдриана учился в Оксфорде.

– Правда, Биффо считает, что мне следует поступить в Святого Матфея. У него там друг еще с военных времен, профессор Трефузис, говорят, он очень хорош. Ладно, давай пошевеливаться. Нам же запрещено выходить из пансиона. А уже почти пять.

– А, дьявол, – откликнулся Эйдриан, и оба припустили бегом. – Слушай, а ты журнал читал? – спросил Эйдриан, пока они скакали вверх по холму в сторону пансиона.

– Да, – ответил Картрайт. На чем беседа и закончилась.

– Мы с ним поговорили почти по-настоящему, Том!

– И отлично, – сказал Том. – Тут вот какое дело…

– Все решено. В мой второй кембриджский год он присоединится ко мне. После окончания мы слетаем в Лос-Анджелес или в Амстердам и поженимся – там, знаешь, с этим просто. Потом купим дом в деревне. Я буду писать стихи, Хьюго играть на рояле и замечательно выглядеть. У нас будут две кошки, Спазма и Клитор. И спаниель. Хьюго любит спаниелей. Спаниель по имени Биффен.

На Тома все это большого впечатления не произвело.

– Десять минут назад заходил Сарджент, – сообщил он.

– Ах, чтоб его! Что ему тут понадобилось?