Дневник Распутина - Коцюбинский Даниил Александрович

Вот…

Как узнал я… Так решил три шкуры с подлеца спустить… Заявился к нему… а в руках у меня статуя – тяжеленная…

«Ах, ты, – говорю, – прохвост… Сукин сын, так-то ты дело сделал?» А он говорит: «Нет моей вины… Я, – грит, – действительно говорил про Царя-батюшку… и про яво Матушку!» «Про каку-таку [Матушку]?» – говорю.

«Чего лаешься… Ведь у нас две царицы, а я яму про Матушку-царицу, про явонную матку!»

Вот шельма…

Одначе, я разок смазал яво! И бороды клок рванул… Потом плюнул… Одначе боле ни гроша не велел давать… И Кал[ини]ну сказал… при мне боле не говори об ем. Вот.

13/18

Был у меня посланец от Трепова. Говорит, что завтра мне с ним повидаться надо…

Надо, так надо… Свиделись. Стал он вокруг меня петухом шагать… И то не ладно, и другое нескладно… Чего уж там? Вижу: человека мысля жмет, а сказать спроста боится.

Дай, думаю, колупну, чего надо?

Вот.

Говорит он: «Ежели ужо ты главная сила, то должен умеючи обставлять дело… Не подпущать дураков и шарлатанов, а то сам с ими бултыхнешься».

«Так. А ты прямо сказывай – какой сапог жмет? Кого убрать надо?»

«А надо, – грит, – убрать… или совсем не допущать к Папе Калинина… допустишь – бед не обобраться».

«Так… А кто мне сие расскажет почему он – не гож?»

«Не гож потому, что больной, потому што мошенник, потому што пустобрех… а главное, потому што его Дума оплюет… а как оплеванным работать будет?»

«А мне с ним не свататься. Дума ошельмует, я приласкаю…». Вот.

«Одним словом, – грит, – Г. Е., не годен он мне… Мне, понимаешь, мне неугоден… А за моей спиной не один банк стоит. Понимаешь?»

«Так. А дале?»

«А дале? Хошь сто козырей, – наступил он на меня, – хоть попугай только его к…»

Молчу.

«Мало ста – полета добавлю».

«Так. Вижу, што не угоден тебе. Только ты пожди. С одним человеком потолкую… Потому, ежели его убрать, другого поставить надо».

«Об этом не заботься… дам другого…»

«Дашь?…А все же, тому сказать должен. Думаю, сделаемся. А только ты повидай меня через два дня…».

Поладили… 16-го198, в аккурат двенадцать, свиделись у Соловихи…

«Ну што, – говорит, – будешь дело делать?» – «Не. Тот не советует».

«Да кто – тот?»

«Кто? Да Государь наш. Я яму поведал, што ты за сто козырей купить хотел место Кал[ини]на…». Вот.

Он ажио позеленел… Подскочил…

А я яму: «Не прыгай. Хоть выпить – пей! Хоть гулять – девки есть… А не то – дверь открыта…».

Выпил стакан… и ни слова не говоря вышел199.

Прихожу, опосля, к Кал[ини]ну и говорю: «Вот, ты мне в каку монету стал… Так штоб без ошибочки…»

«А чего, – грит, – желаешь?»

«Пока што, – говорю, – надо мне кое-что в Синоде перестроить… Ну, это пустяки. А главное, надо, штобы без меня к Маме не соваться».

Вот.

26/15

Вот ген. Богданович200 прислал через прихвостня «Гневной», князя Д…201, Папе посланице, где меня всячески честит… и написал он там, дурья голова, о том, што, мол, «сей антихрист» (то есть я), не только опоганил целый ряд княгинь, графинь да генеральш… а ужо паскудит в самом дворце не только с Аннушкой, но, што известно от матушки Маленького… што он и дале вхож и што он кидает грязное пятно на Всех, о ком никто не дерзает помыслить худое…

Ну, и дурак. Его дорожка короткая… А только вот мне што обидно… Што все эти спасители всюду чуют болото… не понимают того, што есть слово и слово… есть касание и касание… Ну хоть бы, безмозглые, додумались до такой простой вещи, што ежели мне нужна баба для… то возьму снизу, там свежее и слаще… и страху нет… а вверху ничего не беру, а только даю… а когда подхожу к дверям детей Мамы, то поистине говорю, в мыслях и помышлениях: «Сохрани и Спаси их! ибо слепенькие и жаждущие!» Им несу только слово душевное, ибо они озябли… от одиночества и обмана… Лига людская202 мутит их детские разумы. Вот…

Ни разу, никогда, ни во сне, ни в вожделениях мой разум не коснулся сего детства. Они мне, может, дороже мной рожденных… ибо дают мне все… и какой расподлец украдет от ребенка…

Ну, вот.

Все сие продумал, узнав про негожее письмо ген. Богдановича.

Вскорости все об ем узнал.

А случилось такое…

Илиодорушка в одурении отовсюду трубил, што повез в заграницу письма Мамы и Детей, как они мне писали… и как я ему дал… И што в письмах сих и стыдное, и обидное.

Так.

А дело-то много проще. Илиодор от меня выпросил несколько писем… а в письмах тех, окромя чистой детской веры – ничего нет. А может, этот поганец, те письма скрыл… а замест их пустил другие. Мастеров на тако дело найдется. Одначе, никто не знает, што на каждом клочке, энто оттуль идет – особый значок имеется… Вот…

Только вышла большая незадача. Компания велась против меня… ну и из Думы Замысловский сказал, што ежели ему на это дело отпустят десять тысяч, то он сии письма достанет… и што, ежели сии письма попадут в руки Папы, то Он «антихриста» прикажет убрать во веки веков. Вот…

Ну и подыскал Замысл[овский] таку не то жидовочку, не то польку, кот., шельма, шкура продувная! – она в дружбе была с Илиодор[овской] шлюхней. Ну, и от ей три письма достала. Привезли их в Петербург, как с иконы святое благословление… и А. А. Макаров, тоже министерская башка!.. – их отдал Папе… Вот… Думал, дурень, как выслужиться… Письма-то попали к Маме… и мы в два слова доказали Папе, што письма-то смастерил кто-то… и што мастера бы неплохо словить и к ответу… Так. Папа в гневе, Мама – в обиде… Заверюха!..203

Того самого казацк[ого] полковника Доб…204 который письма доставил, быстренько словили… и перестал он письма добывать… Ищи! Свищи!..

Мало ль погибает в разъездах…

То-то, дурья голова!

Не лезь, черт…

Маклак205… хоча и министр, а дурак первого сорту. Он что ни придумает, все либо в болото, либо в лужу… и сам прет, и друзей туда же толкает…

Через ту же княжую Кор… 206 (она из Вильно в Москву приехала, чтобы мне напакостить)… а дело-то во какое вышло… Генерал Иванов207, большой врутомо [врун?] всю компанию повез в «Яр». И с ним эта шлюшка Бакендорф208… не баронесса, а панельная девка… Одному мигает, а с другим торг ведет… У, гадюка!..

В самую завариху, когда кутение было полное… говорит она мне: «А, миленький, Шурка-то надула! – (А Шурка это жена полковника Бог.209). – Пообещала с нами, а теперь, небойсь, честную жену корчит, над нами посмеивается. Она и то говорила: “Лучше на улицу, чем со Старцем”».

И пошла, пошла (уж это известное дело, если баба поду скивать станет… то хоть к черту в зубы).

«Ну, – говорю, – ежели так, то сейчас Шурку доставим!» – Велел дать машину. Дали… Сел и поехал, да не один, с этим охальником, московским газетником Коз… 210 Он, как потом оказалось, поехал, как говорил: штоб мне помочь хвост прижать. Вот.

Приехали. Позвонили (я назвался именем ея дяди). Впустила девушка и говорит: «Барыня больная, извиняется… не могут выйти…»

«Как так, – говорю, – не могут, ежели я приехал…» И прямо это к ней!..

Девушка не пускает. Я ее коленом откинул к двери… Вошел и ее с постели хотел стащить, она как взвизгнет, как кошка с придавленным хвостом… – ан тут, откуль не возьмись, ея муж, этот полковник оглашенный, и Коз… – оба на меня. Была потеха!.. Они за мной, я в подъезд. Кабы не швейцар (он меня толкнул в свою будку) было бы крови.

Ну, вернулся я в «Яр»… С меня хмель сразу вышел… кинулся к Б[енкендорф]ке, а она, шельма, смеется… Я ей маленечко прическу попортил. И все бы тем и кончилось. Так ведь Коз…, прохвост, еще чего придумал. Он, как ужо потом я прознал, поехал со мной к этой клятой Б.211 (а сам мужа ейнаго по телефону вызвал), а после того вместе с Б[ог.]… и еще одним офицером кинулись в наш номер в «Яр», где я с этими шлюхами хороводил… Бросились за нами, а я через окно – в кладовушку каку-то попал… оттуль ужо без шубы и без шапки в машину сел… а уж потом, наутро, выехал. Поганая попалась компания. Окромя огорчений, ничего не вышло. Потом сюда все передали, до Папы дошло. А это они, клятые, знают, что ежели к Папе, то надо чего-нибудь про Маму. И нагородили в газету козень… что будто с пьяных глаз я чегой-то говорил про Маму… Оно, конечно, не совсем было открыто сказано, но и прикрыто-то так, што всякому дураку понятно, што это значит… Ну и пошла потеха. А кончилось это дело совсем по-иному. После этой Московской срамоты… хоча имени Мамы я нигде не называл, но конфуз большой был с этим бешенным офицером Б…. – дошло до полка…