Ненавидеть игрока - Ребекка Дженшак

одеяло. Мне так холодно, что у меня болят кости и стучат зубы.

Некоторое время спустя кровать прогибается рядом со мной под тяжестью Гэвина. — Тебе хочется что-нибудь съесть?

Я качаю головой.

— Все в порядке. Возьми это, и я оставлю тебя в покое. — Он протягивает небольшой пластиковый стаканчик с красным лекарством.

Я сажусь и беру чашку. — Это то ужасное лекарство, которое твоя мама заставляла тебя принимать?

В уголке его рта появляется небольшая улыбка, и появляется небольшая ямочка. — Это ужасно на вкус, но это работает.

Я воспринимаю это с гримасой. — У него ужасный вкус.

Улыбаясь, он забирает у меня пустую чашку и продолжает сидеть на краю моей кровати.

— Расскажи мне больше о своих родителях.

Его брови приподнимаются.

— Развлеки меня, Леонард. Я чувствую себя дерьмово и выгляжу еще хуже. Мне нужно отвлечься.

— Моя мама самая крутая. Мы близки. Гораздо близки, чем я к отцу.

— Действительно? — Отец Гэвина был профессиональным баскетболистом. Я знаю, что между ними все пошло наперекосяк после того, как всплыли слухи о том, что его отец изменял его маме, но я всегда представляла, как он в детстве играл в мяч со своим отцом, и сидел на трибунах и подбадривал его.

— Он часто отсутствовал, пока не вышел на пенсию.

— Сколько тебе было лет, когда он перестал играть?

— Тринадцать.

— Так рано?

— Я учился в средней школе. Я помню, как приходил домой после школы, а он сидел возле бассейна и смотрел в пространство. Я думаю, ему было тяжело.

— И поэтому ты не хочешь играть в НБА?

— Разве у тебя сегодня не полно вопросов? — Он улыбается.

Это то, о чем я всегда задавалась вопросом. В тот вечер, когда мы встретились, Гэвин сказал мне, что он собирается стать спортивным журналистом, и что ему нравится играть в колледже в национальной сборной. В то время это имело смысл, но с тех пор я поняла, насколько он хорош, и я не могу понять, почему он не хочет продолжать играть.

— Ну?

— Ты должна отдохнуть.

У меня кружится голова и мне все еще так холодно, но спать не хочется.

— Нужно или хочешь что-нибудь еще? — он спрашивает.

— Можешь ли ты взять мой ноутбук со стола? Я хочу поставить фильм для фонового шума.

Он это делает, и я сажусь до упора, чтобы открыть его. Мои пальцы трясутся над сенсорной панелью.

— Дай мне это, — говорит он со смехом. Он садится на кровать рядом со мной, и я с радостью передаю ее, чтобы натянуть одеяло до подбородка.

— Какой фильм? — спрашивает он, садясь с устройством на колени.

— На очереди «Доводы рассудка».

— Верно. Список. Что конкретно в списке?

— Все мои любимые фильмы и мини-сериалы Джейн Остин.

Его брови приподнимаются. — Все они? Их много?

— Я вытащила свою пятерку лучших.

— Хорошо. И почему Джейн Остин? — Он машет рукой на цитаты в рамках на стене над нашими головами. — Если не считать твоей одержимости, конечно.

— Это не одержимость. Это меня вдохновляет. — Приступ кашля мешает мне сказать больше.

Гэвин находит фильм и включает воспроизведение. Я ожидаю, что он вернет ноутбук и уйдет, но он меняет положение экрана так, чтобы мы оба могли видеть, и скрещивает руки на груди, внимательно наблюдая за вступительными титрами.

— Ты собираешься смотреть со мной «Доводы рассудка»? — спрашиваю я хриплым голосом. — Почему?

— Я никогда не смотрел это.

— И ты просто умирал от этой возможности?

Его плечо касается моего. — Перемирие, помнишь?

Верно. Я киваю.

— Хорошо. — Его взгляд снова возвращается к экрану.

Проходят секунды, а я все еще наблюдаю за ним. Он поворачивает голову и улыбается, ловя меня. — Что?

— Ничего. — Я плотнее натягиваю на себя одеяло и заставляю себя смотреть на экран.

Почему это перемирие внезапно кажется худшей идеей на свете?

13

ВАЙОЛЕТ

Каким-то чудом я могу почти забыть о Гэвине, лежащем рядом со мной, и сосредоточиться на фильме. Я имею в виду фильм, который не входит в число моих любимых. На самом деле, я редко его пересматриваю, но история «Доводов рассудка» мне нравится. И некоторые из линий. Обморок.

Они разлучены уже много лет и никогда не перестанут любить друг друга. Возможно, это нереально для современного мира, учитывая все технологии, которые сделали бы это самое продолжительное привидение всех времен, не говоря уже о том, что люди, похоже, не способны ждать больше недели или двух, прежде чем перейти к следующим отношениям, но преданность делу капитана Уэнтворта делает его моим любимым героем Остин.

Когда все заканчивается, Гэвин нажимает пробел и смотрит на меня.

— Твое мнение? — Я спрашиваю.

— Я не понимаю некоторых персонажей. Например, какова была сделка с Луизой?

Я знала это. Я знала, что ему это не понравится. Это лишь подтверждает, что мы с Гэвином — два человека с совершенно разными представлениями о любви.

— Но Уэнтворт? — Улыбка озаряет его лицо. — Это было какое-то эпическое героическое дерьмо.

С моих губ срывается смех. — Эпическое геройское дерьмо?

— Это письмо. “Вы надрываете мне душу.” — Он издает тихий свист. — Я преклоняюсь перед Джейн Остин. Теперь я понимаю, почему это твоя любимая вещь.

— Кто сказал, что это моя любимая?

Он указывает на цитаты в рамках — обе из «Доводов рассудка».

— Как ты сказал, это какое-то эпическое героическое дерьмо.

Он улыбается мне. — Что дальше?

— Больше? Действительно?

— Меня это зацепило.

— Что? — Я смеюсь, а затем снова начинаю кашлять.

Гэвин протягивает мне стакан воды с тумбочки. — Меня это зацепило. Я подсел? Что бы там не было. Ты поняла идею.

— «Гордость и предубеждение» с Кирой Найтли, а после этого «Гордость и предубеждение»