Рассказы - Адам Нэвилл

тапка была сброшена, и бледная ступня лежала у него на коленях. В «мультике», шедшем по телевизору, что-то взорвалось, и в момент вспышки я увидел весь ужас его ноги. Желтые зубы стиснуты, нос сморщен, глаза прищурены, лоб нахмурен; он сосредоточенно чесал своими грязными клешнями красный, чешуйчатый псориаз на стопе.

— Господи, — произнес я и задел ногой пустую пивную банку. Та покатилась под захламленный кофейный столик, где стояли чайные чашки. Я схватил со столика пульт от телевизора и убавил громкость. Юэн натянул носок на ногу.

— Чешется, — сказал он, улыбаясь.

— Я не удивлен.

В груди стало тесно. Мысли путались. Что я собирался сказать? Меня душила ярость. Неужели я забыл, что собирался сказать? Возможно, дело в его разоружающем пристальном взгляде, которым Юэн смотрел на меня. Он казался безучастным. Его глаза всегда оставались неподвижными. Он смотрел на меня, словно тот кот, который жил у нас в семье, когда я был ребенком. Кот, который сидел и смотрел. Под взглядом его черных глаз я чувствовал себя каким-то уязвимым и виноватым, будто его подозрения в моих неприемлемых мыслях были больше чем просто догадка. Но он, как кот, на самом деле ждал какого-то вызова или нападения. Это были глаза человека, не способного на доверие.

Я отвернулся. От его взгляда я испытывал отвращение, выворачивающее наизнанку. И ненавидел себя за это. Если я не мог выдержать его взгляд, то не удивительно, что он разрушает мой дом.

Я увидел разбросанные по всей комнате книги, которые он взял с полок. Они лежали раскрытые, корешком вверх. Он не мог сконцентрироваться на чем-то, кроме мультиков и картинок в журналах. Я увидел возле его кресла Уолтера Де Ла Мара, первое издание в твердом переплете. На суперобложку была поставлена кружка чая.

Я бросился через комнату и схватил книгу. На обложке красовалось круглое пятно.

— Господи Иисусе.

Он захихикал.

— Ты знаешь, насколько ценная эта книга?

Юэн пожал плечами.

— Это же просто книга.

— Моя книга!

— Извини, — ответил он автоматическим, спокойным тоном.

— Сколько раз я говорил тебе об этом? — я окинул взглядом комнату, указывая рукой на царящий в ней хаос.

Он снова захихикал.

— Вы только его послушайте.

Я резко закрыл глаза, задержал дыхание и сел на диван.

— Нам нужно поговорить.

— О чем?

— А ты как думаешь? Как я говорил тебе почти каждый вечер на этой неделе, ты не можешь здесь больше оставаться.

Он уставился на меня, его лицо не выражало никаких эмоций.

— Посмотри на это место. Посмотри, что ты с ним сделал.

Он равнодушно посмотрел по сторонам.

— Извини, на что мне смотреть?

Я хлопнул руками по кожаному дивану.

— Ты не видишь?

— Извини, что ты имеешь в виду?

Я посмотрел на потолок, словно взывая к кому-то о помощи. Нет, я не дам себя втянуть в очередное бесконечное, цикличное обсуждение, сбивающее с толку, бессмысленное и проходящее в атмосфере его немытого тела и нестираной одежды.

— Ты не можешь здесь оставаться. Я хочу, чтобы ты ушел. Сегодня.

Что-то визгливое было в тоне моего голоса, отчего тот звучал глупо и беспомощно.

— Прости, почему?

И тут меня прорвало.

— Бардак! Гребаный бардак! Мусор. Старые газеты. Грязные чашки и тарелки. Везде валяется еда. Отопление, включенное на полную. На улице двадцать четыре градуса тепла. Окна закрыты и зашторены. Здесь воняет! Ты портишь мои книги. Мои вещи. Всё.

Все это время его лицо не покидало выражение усталого недоумения.

— Но мне холодно.

Я попытался контролировать свой голос.

— Я знаю, что у тебя проблемы. Но твой самый худший враг — ты сам. Ты не предпринимаешь никаких усилий.

— Извини, в каком смысле?

Обхватив голову руками, я произнес:

— Господи, господи, господи.

Он захихикал.

— Это не смешно. Я не шучу. — Я услышал, что мой голос снова начал ломаться.

Он потянулся за подлокотник своего кресла, достал банку пива и сделал большой глоток. Я смотрел на него, парализованный отчаянием. Наблюдая за этим простым, бесцеремонным и, казалось бы, беспечным действием, я понял, что презираю его.

— Слышал, что я сказал? Ты должен уйти.

— Прости, но куда?

Я вскинул обе руки вверх.

— Не знаю. Куда угодно, только не сюда. Домой. У тебя есть родители.

— Нет, — решительно сказал он, качая головой. — Мне нельзя туда. Видеть их больше не хочу.

Я прервал его, не желая слушать очередную жалобную болтовню, в которой он стонал о тех, кто обижал его, не имея мозгов признать собственную роль в конфликте. По его мнению, он всегда был непорочен, как и сейчас.

— Ты должен куда-нибудь уйти. Найди место. Больше я так жить не могу.

— Прости, как?

— Если ты сам не видишь, я не стану тебе объяснять.

— Но ты сам не понимаешь, что говоришь. Хочешь, чтобы я ушел куда-нибудь. — Для усиления своей позиции он помахал рукой над головой. — Но не можешь сказать мне куда. Так откуда мне знать, куда идти? — закончил он с улыбкой. Довольный собой, он показал мне свои желтые зубы.

Огромным усилием воли я сохранил уверенность в голосе.

— «Лут». Есть такая газета. Купи «Лут». Найди там комнату и переезжай.

Раздумывая над моим советом, он сделал еще один неспешный глоток пива.

— Это совсем не для меня. И ты по-прежнему не понимаешь, что говоришь. Мне все это немного напоминает бред сумасшедшего. — Юэн рассмеялся. Он был пьян. — Чтобы снять комнату, нужен залог. У меня нет столько денег. И комнаты — это ужасное жилье. Я жил в одной и никогда туда не вернусь. Мне здесь нравится.

— Тебе ничего из твоих слов не кажется абсурдным?

— Прости, не понимаю?

— Ты только что появился здесь. В моей квартире. Спустя десять лет. Мы даже не были близки. И ты… ты приходишь сюда и просто…

— Что, прости?

— Устраиваешь этот ужасный бардак и отказываешься уйти, когда я тебя прошу.

Он снова окинул взглядом комнату.

— Не так уж и плохо. Видал и хуже.

— Не удивительно. Но для меня это ужасно. Чудовищно. У нас определенно разные стандарты. И так как это моя квартира, я решаю, кому здесь жить и чему здесь быть. Понятно?

— Думаю, ты заблуждаешься…

— Нет! Это ты заблуждаешься. Это частное жилище. А не хостел для алкашей. У тебя нет здесь никаких прав.

Он посмотрел на банку в своей руке, и угрюмое выражение вернулось на его лицо.

— Послушай, — сказал я, — я очень закрытый человек. И не хочу больше жить как студент. Мне необходимо собственное пространство.

— Мне тоже, — сказал он.

— Тогда выезжай. Этого место слишком тесное для двоих людей. Эта квартира