Эффект Гирлянды (СИ) - Фэн Тезий

стал более замкнутым и угрюмым. Раньше он часто интересовался делами дочери, и сам рассказывал забавные случаи из жизни, а теперь почти всегда отмалчивался и всё чаще пропадал на работе. Мама, наоборот, стала беспричинно болтливой, увлеклась дизайном интерьеров, принялась помогать подругам по-новому обустраивать жилища, да и сама внешне изменилась: перекрасилась в жгучую брюнетку, стала носить расшитые блузки, длинные цыганские юбки и, звенящую при ходьбе, бижутерию.

Юле такие наряды казались странными, но она и вида не подавала, что ей не нравится всё это звеняще — пестрящее изобилие. Главное ведь, чтобы моднице самой было комфортно в таких одеждах. Ну хочется женщине примерить на себя образ цыганки — почему бы и нет?

В выходной день, когда Юля опять гостила у родителей, а Тимофей был в отъезде, мать приготовила обед и позвала семью за стол. Юля, сидевшая в своей комнате, отложила учебник и пошла в кухню. Отец уже был там. Его вид выражал недовольство и печать, похоже, что приближение Нового года его тоже не радовало. Юля присела за стол напротив него.

— Пап, как у тебя на работе? Всё нормально?

— Как обычно, — отец неопределённо пожал плечами. Вот уже тридцать лет, как он работал на предприятии, принадлежащем известной немецкой компании. За это время он стал крупным специалистом, пользовался уважением, и его не раз уже пытались переманить за границу. — Опять меня зовут в Германию, обещают и жильё, и зарплату хорошую.

— И что ты решил? — Юля замерла, ожидая ответа. Ей не хотелось, чтобы отец и мать уехали в другую страну.

— Ничего не решил, — буркнул отец недовольно, бросив короткий взгляд в сторону жены.

— Мам, а ты, что думаешь? — спросила Юля.

Хозяйка порывисто вздохнула, схватила половник и принялась мешать суп в кастрюле.

— Я думаю, что это ерунда, — быстро заговорила она. — Что там своих специалистов не хватает? Наверняка отцу, как иностранцу платить будут в разы меньше. А мне там вообще делать нечего. Немецкого языка я не знаю, буду взаперти сидеть, даже поговорить не с кем. Тут у меня родные, знакомые, друзья, работа, теперь вот по дизайну приглашают консультировать, а там… Нет, я не смогу привыкнуть к новым обычаям и порядкам. Это по молодости ещё легко как-то… Нет, не смогу… Давайте лучше обедать. Юля, ты руки помыла?

— Мама, я недавно их мыла, потом только книгу держала. Они не грязные, — буркнула девушка.

— Тебе лишь бы спорить со мной! — мать резко передёрнула плечами и, кажется даже, всхлипнула.

Юля не видела её лица, но по нервным движениям и голосу поняла, что та находится в крайне возбужденном состоянии. Наверное, следовало бы просто встать и выполнить то, что хотела мать, дабы не накалять обстановку, но Юля и сама была на взводе, а поэтому просто хмыкнула, не двигаясь с места.

— Похоже, что я одна забочусь в этом доме обо всём, — в полголоса проворчала хозяйка, нарочито громко стуча половником, раскладывая суп по тарелкам. — Специально замачивала горох, бегала в магазин за копчёными рёбрышками, чтобы всем услужить…

Она поставила глубокую тарелку, доверху наполненную супом, перед отцом и пододвинула ему ложку.

— … Стараюсь, делаю всё, — продолжала она бубнить, — угождаю всем, и никакой благодарности в ответ.

Перед Юлей тоже появилась тарелка. Она вдохнула аромат наваристого супа с копчёностями и взяла в руку ложку.

— Пересолено, — вдруг громко сказал отец.

Мать, всё ещё вжимавшая в пальцах половник, повернулась к нему. Губы её дрожали.

— Пересолено — значит влюбилась, — попыталась пошутить Юля.

Хозяйка вздрогнула и выронила половник из рук. Тот с глухим стуком ударился об пол и отлетел в сторону. Отец поднял взгляд от своей тарелки и посмотрел в лицо жене. Их глаза встретились. Это длилось всего несколько секунд, но во взглядах обоих промелькнула целая гамма эмоций, словно между ними происходил какой-то безмолвный диалог. Лицо матери казалось испуганным, но затем она взяла себя в руки, выпрямилась и тихо, но твёрдо сказала:

— Да. Влюбилась. В другого мужчину. И хочу прожить остаток жизни с ним.

Юля, так и не донеся ложку до рта, опустила её обратно в тарелку и застыла с вытаращенными глазами.

— Наконец-то набралась смелости, — процедил сквозь зубы отец. — Я думал, что ты так и будешь врать всю жизнь, изменяя за моей спиной.

— Ты сам виноват! — закричала мать, — Дома не бываешь, совсем забыл, что у тебя есть жена!

— У меня теперь больше нет жены! — мужчина медленно встал из-за стола. — Мне не нужна ш…

Последнее слово он так и не произнёс. Крепко сжал губы и с каменным лицом покинул кухню. Мать закрыла лицо руками и отвернулась к плите. Её плечи вздрагивали от рыданий, а серьги и браслеты тихо позвякивали в такт движениям, словно смеялись над ней.

— Мама, это же неправда? — Юля очнулась от шока, но всё ещё не хотела верить услышанному. — Как ты могла? У тебя же есть муж!

— Муж?! — женщина повернула к ней перекошенное от злости заплаканное лицо. — Муж — это тот, кто проводит время со своей женой, кто выполняет супружеские обязанности, а твой отец уже три года не прикасался ко мне! Он не может и не хочет! Мне ещё нет и пятидесяти, а я уже чувствую себя старой вдовой. Я для него просто прислуга! По-твоему, я не достойна быть счастливой? Не имею право любить и быть любимой?

Мать бессильно опустилась на стул и, снова закрыв лицо руками, горько заплакала.

— Я не говорила, что ты недостойна, — Юля вскочила со своего места и, подойдя к ней, обняла за плечи. — Ты имеешь право на счастье, но…

— Так и знал, что ты будешь на её стороне, — послышался из коридора голос отца.

Из кухни была видна входная дверь. Отец стоял возле неё уже полностью одетый для выхода на улицу, и лицо его было чёрным от злобы.

— Я воспитывал тебя правильно, Юля, и мне больно видеть, что ты оправдываешь распущенность и измену. Больше мне в этом доме делать нечего. Надеюсь, что никогда вас не увижу…

Девушка не успела ничего ответить. Отец так сильно хлопнул дверью, что шторы в кухне колыхнулись от порыва ветра. Мать дёрнулась в руках дочери и тихо завыла, словно побитая собака. Столько боли и отчаянья было в её голосе, что у Юли сжалось сердце. Она налила в стакан воды и принялась отпаивать мать, а в голове билась мысль о том, что отец теперь непременно уедет в Германию, и она его больше никогда не увидит.

Так нельзя, думала она, нужно как-то остановить