У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания - В. Сахаров

16 августа тревожные события произошли у наших соседей в Южном секторе: враг прорвал оборону 25–й дивизии в районе Кагарлыка. От Кагарлыка до Выгоды— двадцать с небольшим километров. Создавалась угроза выхода противника в тыл нашей дивизии.

Но даже при таком обороте событий для меня явилось ножиданным полученное ночью приказание командарма: возглавить группу войск, которой поручалось утром 17 августа нанести контрудар для восстановления положения у Кагарлыка. Неожиданным оно было уже потому, что в группу включались правофланговый полк 25–й дивизии и части 2–й кавалерийской, а из нашей— лишь два батальона. Да и действовать предстояло не в нашем секторе. Как стало мне известно уже потом, первые донесения из 25–й дивизии создали в штабе армии ошибочное представление, будто враг наносит у Кагарлыка главный удар.

Наш контрудар готовился наспех. Снаряды подвезти не успели, и войска, спешно выведенные на исходные позиции, пошли в наступление без артподготовки. Подразделения кавдивизии вообще не смогли подойти к назначенному сроку и присоединились к остальным частям позже. Вскоре наше продвижение было остановлено сильным заградительным огнем. В целом контрудар лишь несколько задержал противника. 18 и 19 августа части двух румынских дивизий продолжали наступать на этом участке. Нами была потеряна Беляевка с насосной станцией, питавшей Одессу водой.

Еще до этого мне разрешили вернуться в свою дивизию (временно оставив в Южном секторе 90–й полк). Затишье в Западном секторе, длившееся около двух суток, кончилось. 18 августа противник возобновил наступление и здесь, причем значительно большими силами, чем прежде. К полкам 7–й румынской пехотной дивизии, с которой мы уже имели дело, прибавилась часть сил гвардейской дивизии и 11–й пехотной, а также танковая бригада, действовавшая сперва против Восточного сектора.

По всем данным, главный удар готовился в полосе нашей дивизии, и мы старались достойно его встретить.

На наиболее танкоопасное направление — вдоль железной дороги — выдвинули 57–й артполк и 97–й противотанковый дивизион. Здесь же сосредоточился тринадцатый отдельный разведбатальон, ставший основным дивизионным резервом. Командиров частей и подразделений, оборонявшихся по обе стороны дороги, я предупредил о том, что стойкость боевых порядков на их участках приобретает особое значение. В первую очередь это касалось командира 161–го полка Сергея Ивановича Сереброва.

Враг стал наступать именно там, где мы его ждали. После артподготовки и бомбежки наших позиций с воздуха румынская пехота пошла вслед за танками в атаку— сперва цепями, а дальше виднелись и колонны. Подпустив пехоту метров на триста, мы огнем из всех видов оружия заставили ее залечь. Группа танков — больше тридцати — прорвалась в глубину нашей обороны. Однако недалеко и ненадолго.

Обойдя станцию Карпово — около нее находился наблюдательный пункт Сереброва, — танки пошли по лощине вдоль железнодорожного полотна. На их пути лежал поселок Виноградарь, но в километре от него танки вдруг остановились, — возможно, командир этой группы решил подождать свою пехоту, еще надеясь, что она прорвется через наши позиции. Тем временем на окраине Виноградаря появились полковые орудия Сереброва и одна из батарей 57–го полка.

Оказавшись под сосредоточенным огнем артиллеристов, танки начали поворачивать обратно. При этом они стали прекрасной целью для противотанкового дивизиона, занявшего огневые позиции в лесопосадке ближе к станции Карпово. Один за другим танки загорались от наших снарядов или останавливались с перебитыми гусеницами.

Однако общий исход боя был еще далеко не ясен. И на участке полка Сереброва, и левее, где оборонялся батальон майора Вруцкого из 90–го полка, противник возобновлял атаки много раз. Весь этот долгий летний день клубы дыма застилали широкое поле за станцией Карпово. Временами врагу удавалось несколько продвинуться, но, не выдерживая нашего огня и контратак, он откатывался назад. И в конце концов просто побежал.

Под вечер мы с комиссаром дивизии Яковом Григорьевичем Мельниковым приехали на наблюдательный пункт Сереброва. В разных концах поля — и совсем близко, и дальше — еще горели вражеские танки. Взволнованный этой картиной (ничего подобного мне до того не приходилось видеть), я вновь и вновь принимался их считать. И от всей души поздравил явившегося на НП полковника Дмитрия Ивановича Пискунова — начарта дивизии и главного организатора массированного артогня по фашистским танкам.

Прямо с НП 161–го полка я связался с командармом и доложил главные итоги этого напряженного дня: — Уничтожено двадцать пять вражеских танков. Противник бежал с поля боя, оставив большое количество убитых и раненых…

В тот же вечер мы получили от Военного совета Приморской армии телеграмму:

«Поздравляем с новыми успехами. Объявите благодарность вашим бойцам–героям, особенно артиллериристам противотанковых пушек и бойцам, уничтожавшим танки бутылками с горючим. Отличившихся представьте к правительственной награде.

Боевые подвиги защитников Одессы войдут в историю Отечественной войны как подвиги истинных героев, верных сынов великого советского народа».

День был действительно знаменательный. Еще нигде под Одессой противник не вводил в бой сразу столько танков, как 18 августа у станции Карпово. И почти половину их (всего в наступлении участвовало около 60 танков) удалось уничтожить.

В этот памятный день я мог в полной мере оценить командирское умение и личное мужество Сергея Ивановича Сереброва, полк которого оборонялся на направлении главного удара. Бесстрашный и неутомимый, не по годам подвижный, он управлял боем большей частью не с командного, а с наблюдательного пункта. А в самые трудные моменты появлялся в батальонах и ротах, воодушевляя бойцов своей выдержкой, энергией, уверенностью в победе.

Не могу не сказать еще раз и о молодом комбате Якове Бреусе. Его батальон отбивал атаки целого полка вражеской пехоты, имея у себя в тылу прорвавшиеся именно на этом участке фашистские танки. Стойкость этого батальона много значила для исхода всего боя. Но лишь потом мне стало известно, какую роль сыграли тут личные качества комбата, его храбрость.

Был момент, когда под натиском противника правый фланг батальона начал отходить. Полковник Серебров, видевший с НП все поле боя, сказал Бреусу по телефону:

— Положение на правом фланге должно быть восстановлено. Немедленно отправляйтесь туда. Я помогу артиллерией…

Комбат, только что вернувшийся из другой роты, вскочил на коня и, прискакав на правый фланг, сам повел бойцов в контратаку. И полностью восстановил положение, не отдав врагу ни метра. А ведь для этого нужно было отбросить фашистов, имевших большой численный перевес.

Считая, что доблестный комбат достоин самой высокой награды, я представил лейтенанта Якова Григорьевича Бреуса к званию Героя Советского Союза, которого он и был через некоторое время удостоен.

Я уже говорил, что в разгроме прорвавшейся группы танков важную роль сыграл 97–й противотанковый дивизион. Командир его капитан Василий Барковский хорошо использовал возможности своей огневой позиции, показав себя превосходным артиллеристом. Однако меньше всего он был склонен хвастаться тем, что сумел сделать. Помню, как Барковский предстал передо мной весь черный от пыли и дыма и сказал о закончившемся бое:

— Да в общем набили!.. — И тут же попросил: — Разрешите пойти помыться…

Среди героев дня был и старший лейтенант Михаил Долгий — командир разведбатальона, введенного в бой в качестве резерва. Командуя дивизией всего неделю, я, собственно, еще не успел толком познакомиться с Долгим, а впечатление, оставшееся от нескольких беглых встреч, складывалось как‑то не в его пользу: он отнюдь не блистал строевой выправкой, выглядел этаким неуклюжим увальнем… Но 18 августа маленький разведбатальон с его броневичками и танкетками существенно помог удержать район станции Карпово. И старший лейтенант Долгий все время был в самой гуще боя.

По мере поступления информации о других событиях этого дня становилось ясно, какие расчеты связывались у врага с намерением прорвать фронт обороны Одессы там, где по кратчайшему пути — вдоль железной дороги— до города было не более 35 километров. Видимо, не случайно в те самые часы, когда пехота и танки штурмовали наш рубеж, на город и порт было брошено свыше сотни фашистских бомбардировщиков. А советская воздушная разведка в это же время зафиксировала выход из Сулина в сторону Одессы неприятельских транспортов, эскортируемых сторожевыми катерами.

Попытка прорыва нашего фронта дорого обошлась фашистским захватчикам. Из трофейных документов впоследствии стало известно, что в этот день командующий 4–й румынской армией донес своему высшему начальству: «Войска 3–го армейского корпуса понесли чувствительные потери… 7–я пехотная дивизия потеряла 50 процентов всего личного состава, участвовавшего в атаке». Большие потери понесла и 3–я дивизия румын. По существу, было отражено наступление трех пехотных дивизий и танковой бригады.