Собачья смерть - Борис Акунин

class="p1">Код «тройной икс» означал чрезвычайную важность. Тихим радостям Малой Бронной придется подождать.

Он стер пену и превратился во вполне пристойного гражданина с короткой аккуратной эспаньолкой. Открылись глубокие продольные складки, придававшие резкому, чеканному лицу несколько мефистофельский вид.

Из брезентового мешка были извлечены чистая рубашка с галстуком, пиджак, штиблеты. Лейтенант опять преобразился почти до неузнаваемости: из сотрудника петроградского угрозыска товарища Релинского, рабочей косточки, обратился греческим коммерсантом Константином Массино — так он звался в Москве.

Явка находилась в Мерзляковском переулке, на задах Дипломатического клуба, где встречались всё еще остававшиеся в Москве работники дипломатических и торговых миссий, корреспонденты европейских и американских газет, сотрудники международных организаций. Разумеется, прислуга работала на ЧК, подглядывала и подслушивала. Но иногда мистер Локкарт на время исчезал. Он выходил через черный ход, пересекал задний двор, всегда пустой, так что «хвост» привязаться никак не смог бы — и потом выныривал в соседнем переулке, прямо у конспиративной квартиры. После встречи, точно таким же манером, дипломат попадал обратно в клуб. Всё было устроено просто, чисто и надежно.

Эвелин отправилась предупредить Локкарта. У Хилла в доме имелся телефон, за установку которого комиссару Замоскворецкого узла заплатили хорошую взятку — ящик тушенки, но линия британской миссии, разумеется, прослушивалась. Секретарша позвонила через час из Арбатского почтового отделения.

— Он будет на месте. Просит поторопиться.

Это было беспрецедентно. Обычно разведчики приходили на явку первыми и ждали, когда Локкарт сумеет незаметно выбраться из клуба.

Пожав обоим руку — «Джордж, Сидней» — глава миссии сразу перешел к делу. Он говорил без остановки и уложился в десять минут, следуя всем правилам риторики, которую так прекрасно преподают в британских университетах — преамбула, наррация, формулировка задачи, результирующий пассаж:

— Итак, господа, мне нужно ваше профессиональное мнение: как следует поступить? Участвовать нам в латышском заговоре или последовать совету Гренара? И самое насущное: идти мне на вторую встречу с этими людьми или воздержаться?

Смотрел он при этом на Рейли, но ответил Хилл. Ему, впрочем, и полагалось говорить первым — он был старше чином.

— Не надо нам ввязываться во внутрироссийские дрязги. Нас здесь держат не для того, чтобы мы свергали большевиков, а чтобы мы по мере сил вредили гансам. Мое задание — организация диверсий на оккупированной территории. Сидней прибыл с конкретным поручением — не позволить, чтобы Черноморская эскадра попала в руки к немцам, а после того, как корабли были благополучно затоплены, его дело — собирать информацию о германском направлении русской политики, используя источники и средства, недоступные дипломатическому представителю. Мы люди военные, наш долг — выполнять полученный приказ. Мое мнение: в авантюры не пускаться, на встречу с латышами не ходить.

Капитан искоса поглядел на Рейли — оценил ли тот солидную взвешенность суждения. Выжидательно смотрел на лейтенанта и Локкарт.

Несмотря на скромное звание и подчиненное положение, решающей инстанцией являлся Сидней. Он был намного старше обоих, несравнимо опытнее, а главное — обладал внутренней силой и спокойной уверенностью, которая моментально превращала его в вожака любой стаи.

— А ваше мнение? — не выдержал затянувшейся паузы Роберт.

— Каким вам видится двадцатый век? — задумчиво произнес Рейли, словно не услышав вопроса.

— Что?

— Он начинается с ужасных потрясений, которых еще не знало человечество. С всемирной бойни, после которой жизнь никогда не будет прежней. А какой она будет? Что нас всех ждет?

Двое остальных переглянулись. Ход мысли Сиднея иногда бывал причудлив.

— Мы победим Германию, Австрию и Турцию. Послевоенное устройство мира и судьбу нового века будет определять Антанта, — сказал Локкарт. — Это очевидно.

— Черта с два. Судьба двадцатого века решается здесь. В России.

— В каком смысле?

— В прямом. Мы присутствуем при рождении дракона, который — если дать ему подрасти — опалит своим огненным дыханием всю планету, разрушит государства, обратит в руины цивилизацию и превратит в рабов целые народы.

Начал Рейли флегматично, даже вяло, но постепенно его голос сделался гулким, хрипловатым и в то же время звенящим, словно надтреснутый колокол, веки стали подергиваться, а глаза налились матовым блеском, оставаясь при этом неподвижными. Они пристально смотрели в пространство, будто видели там нечто завораживающее, страшное.

— Ленин и Троцкий вам кажутся опереточными туземными царьками, не представляющими серьезной опасности для нашей великой империи, которая занимает треть земного шара, так ведь?

— А что, Британия должна бояться большевистского сброда, который не способен совладать даже с собственной страной? — удивился Роберт. — У них нет денег, нет армии, нет государственного аппарата — ничего нет.

— У них есть энергия и есть идея, с помощью которых они подорвут не только нашу рыхлую империю, но и весь мир. Армия и деньги для этого не понадобятся. Большевизм — это эпидемия, Локкарт, смертельно опасная эпидемия. Я сразу это понял, как только закачалось Временное правительство. Потому и напросился ехать в Россию. Но всё оказалось еще страшнее, чем я думал. Дракон растет не по дням, а по часам. Он проглотит эту несчастную страну, но на этом не остановится. Большевизм выплеснется за границы России. Он вызовет ответную реакцию, которая будет не менее катастрофичной. Страх перед большевизмом породит другого монстра — дракона антибольшевизма. Схватка двух этих чудовищ будет сопровождаться зверствами, по сравнению с которыми поля Вердена покажутся детской песочницей…

Это было уже чересчур и отдавало каким-то совершенно небританским кликушеством. Все-таки иногда чувствуется, что Сидней не англичанин, подумал Локкарт. Кажется, он наполовину ирландец, а наполовину русский еврей или что-то в этом роде.

— Что вы предлагаете?

— Если появилась возможность удушить дракона в колыбели, упускать шанс нельзя! История нам этого не простит! Да мы сами потом проклянем себя за малодушие! Во всяком случае я себе этого никогда не прощу. Плевать, что там думают в Лондоне. Они далеко, а мы близко. Значит, ответственность на нас, и решать тоже нам.

Теперь взгляд лейтенанта был устремлен прямо на Роберта, и тот сделал усилие, чтобы не зажмуриться — таким неистовым огнем горели карие глаза говорившего.

Наступила недолгая пауза.

Хиллу было легче — Рейли магнетизировал своими бешеными глазищами не его. Поэтому капитан примирительно сказал:

— Старина, ну что вы изображаете пифию? Черт знает, что случится в будущем. Это зависит от миллиона случайностей, предугадать которые мы не в состоянии. Надо двигаться шаг за шагом, решать проблемы по мере их возникновения. Наша главная проблема сейчас — война с немцами. И она еще не выиграна. Немцы — единственное, что меня занимает, и поверьте, забот у меня более чем достаточно. Угрозой большевизма мы озаботимся, когда справимся с германской угрозой.

Опять