Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола - Вера Бокова

По своим прямым обязанностям Порошин преподавал цесаревичу математику, к чему тот обнаруживал незаурядные способности. «Если б Его Высочество человек был партикулярный и мог совсем предаться одному только математическому учению, — писал Порошин, — то б по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем».

Оказывал влияние Порошин на своего воспитанника и в других дисциплинах, часто исполняя при нем обязанности гувернера. В «Записках» он не раз упоминает, что они «разговаривали по большей части об истории», причем «до споров исторических доходило». Из таких бесед цесаревич постепенно усваивал ход и подробности событий, знакомился с историческими лицами, которые запоминались лучше, чем во время урока, потому что свободные и заинтересованные диалоги будили детское воображение и память.

В разговорах с Павлом Порошин касался императора Августа, Карла I и Кромвеля, Генриха IV, Людовиков XIV и XV, Кольбера, истории Испании и иезуитов, истории Америки, Византии, книгопечатания, истории войск и многого другого. Говорили они и о европейской литературе — о Корнеле, Расине, Мольере, Детуше, Вольтере.

Особенное внимание Порошин уделял русской истории и литературе. Он познакомил цесаревича с русскими летописями, Степенной книгой, «Ядром российской истории» А. И. Манкиева и «Историей Российской» В.Н.Татищева, «Уветом духовным» архиепископа Афанасия Холмогорского, а также с записками иностранцев о России XVI–XVIII веков.

В записках Порошина часто встречаются такие заметки: «Мы за столом разговаривали по большей части об истории российской. Рассказывал я государю цесаревичу о Мамаевом побоище, о Золотой Орде, о походах Батыя и пр.», и в другом месте: «разговаривали по большей части о истории российской, а особенно о временах Бориса Годунова».

Много внимания в их разговорах уделялось времени и личности Петра I. «За обуваньем прочел я Его Высочеству из Вольтеровой истории о государе Петре Великом два места, — писал Порошин. — …Потом подробно рассуждал я, как Его Высочеству поступать надобно, чтобы заслужить истинную славу pi будущих родов благодарность и почтение. Я весьма доволен был вниманием, с каковым Его Высочество слушать меня изволил».

Порошин старался внушить своему ученику благоговение перед личностью реформатора, «потому что сие имя во всем свете, а особливо в российском народе любезно, славно и почтенно, и что, вспоминая о нем с почтением, может Его Высочество к себе возбудить почтение и любовь». Он рассказывал цесаревичу об окружении Петра, о его образе жизни, об отзывах о нем Ломоносова. Вслед за Ломоносовым, он постоянно подчеркивал, что Павел — кровный наследник своего великого прадеда. Воспитатель старался оправдать недостатки Петра I, смягчить негативные отзывы о нем. Порошин сравнивал императора то с Кольбером, то с Генрихом IV, которого сам считал образцом правителя. Он подчеркивал, что рассудком должна управлять неустрашимость, которую воплощал в себе Петр, что мужество Петра было актом самообуздания — он не был мужественным от природы, но с помощью «рассуждения преодолел свою слабость», и Павел должен следовать примеру своего прадеда.

Стараясь воспитать в Павле чувство патриотизма, Порошин постоянно рассказывал ему о деятелях русской науки и культуры, особенно обращая внимание на то, что многие из них достигли успеха и славы в борьбе с жизненными обстоятельствами и невзгодами (М.В.Ломоносов, В.И.Татищев, С.П.Крашенинников и др.). Таким образом Порошин старался ненавязчиво привить наследнику веру в могущество человеческого разума и воли, в то, что человек способен сам сотворить себя и перестроить мир. Пытаясь воспитать в наследнике чувство ответственности перед страной, Порошин не уставал повторять, что жизнь государя должна быть составлена «из беспрерывных трудов и подвигов к пользе и прославлению любезного отечества». Павел слушал с большим вниманием и отвечал: «Подлинно, братец, вить это правда».

Порошин говорил, какая Россия «пространная и какие сокровища в себе заключает, что Его Высочеству надобно стараться обо всем, что касается до России, иметь подлинное, подробное и основательное сведение, дабы по тому узнать, какие в ней есть заведения и яснее усмотреть средства и удобности к содержанию того, чего еще нет». Вместе с тем он старался сказать цесаревичу «о подлинных и коренных причинах, чего ради все идет столь тихою, черепашью поступью, и ничто, как говорят, не ладится, и какие способы все в быстрое и успешное привести движение».

Воспитатель рассказывал великому князю о российских законах, о быте и обычаях народа, о состоянии различных учреждений, обращая при этом внимание на интересы просвещения и науки. Порошин даже задумывал составить для цесаревича трактат под названием «Государственный механизм», в котором предполагал изложить сравнительное значение для государства различных составных частей общества (войска, купечества, крестьянства и пр.) и показать вред для государства от порядка, при котором один класс процветает, а прочие в «небрежении». Аналогичные мысли Порошин старался исподволь внушить Павлу в ежедневных с ним разговорах.

За неподобающее поведение (в частности, за выказывание нетерпения во время парадного приема) Павла наказывали: с него снимали шпагу, и Панин делал ему строгий выговор, после чего все наставники и челядь уходили, оставляя мальчика одного, и до конца вечера с ним не разговаривали.

Вот как описывает Порошин происходившее на другой день после такого наказания: Павел говорил «о вчерашнем своем поступке, что он весьма сожалеет, что оное сделалось, что показалось ему поздно и скучно; не мог преодолеть себя, изволил просить у меня наигорячнейшим и повереннейшим образом совета, как бы сделать, чтоб таковых, как он сам выговаривать изволил, проказ вперед не было. Отвечал я Его Высочеству: „Иного способа я, милостивый государь, не знаю, как только что когда в публике придет к вам такое нетерпение и такая скука, то дайте тотчас волю вашему рассуждению: представьте себе, что полчаса или четверть часа разницы никакой почти не делают; что вы от того ни занеможете, ни похудеете; что все на вас смотрят и, приметя такое нетерпение и малодушие, после называть станут ребенком и никакого почтения иметь не будут. Скажут, что-де Его Высочеству одиннадцатый год уже, а ведет себя как пятилетний мальчик: знать, что вперед надежды на него не много. Сверх того, милостивый государь, — продолжал я, — вы уже чрез искусство знаете, что всякий раз, как вы такой поступок сделаете, ужинаете вы позже и опочивать ложитесь гораздо позже, и все на вас сердятся и показывают свое неудовольствие, и так вместо мнимого вами выигрыша изволите видеть явный во всем проигрыш и весьма худые следствия. Я уверен, что когда Ваше Высочество во время первого к вам приступа нетерпения оными рассуждениями вооружиться изволите, то, конечно, неприятеля далеко отгоните, и никогда мы вас от него побежденным не увидим“».

Нетерпеливость действительно уже тогда была главным пороком Павла: он с трудом мог сосредоточиться на неинтересных ему делах, во время уроков проявлял признаки гиперактивности (почему его и побольше старались учить на досуге, приватными беседами), торопливо ел (чтобы приступить после обеда к увлекавшим его играм), всюду бегал вприпрыжку; с вечера рвался скорее лечь спать, чтобы поскорее проснуться. Впрочем, он был доброжелателен, жалостлив, ласков и привязчив, хотя и непостоянен, — и при этом очень хотел, чтобы его любили.

Порошин писал: «Зашла… речь о трудах, в коих государю обращаться всегда должно. Его Высочество между прочим молвил тут: „Что ж, ведь государю-та не все-таки трудиться. Он не лошадь, надобно и отдых, также иногда и свои увеселения“. На сие говорил я великому князю, что никто того не потребует, чтоб государь никогда не имел отдохновения, и… сие сверх человечества, а государь такой же человек, как и прочие; только что он возвышен от Бога в сие достоинство не для себя, а для народа; что для того беспрестанно пещись и стараться должен всеми силами о народном благосостоянии и просвещении; что увеселения и удовольствия его в том состоять должны, что он ведает и представляет себе живо, коликое множество его подданных от его трудов и попечений наслаждается благополучиями и несчетными довольствиями, и государство цветущим своим состоянием, в которое от его трудов приходит, сохраняет имя его с праведною славою до позднейшего потомства».

В общем, Павлу повезло с наставником. Это был как раз тот случай, когда обе стороны получали и удовольствие, и пользу от взаимного общения, а в результате выигрывало дело воспитания. «…При всех моих с Его Высочеством обращениях и разговорах, — писал Порошин, — единственно всегда перед глазами своими имел намерение, чтобы вкоренить в нежное его сердце любовь к российскому народу, почтение к истинным достоинствам, снисхождение к человеческим слабостям и строгое последование добродетели, отнять во многих случаях предубеждения, почитаемые от легкомысленных за непреоборимые истины, и сколько можно, обогатить разум его разными полезными знаниями и сведениями. К сему все мои силы и все способности посвящены были».