Цветы в тумане: вглядываясь в Азию - Владимир Вячеславович Малявин

иллюзия. Но «утонченность» нашего восприятия в том и состоит, чтобы поверить, что он выглядит совсем как настоящий. Ибо сказано:

Когда истинное становится ложным,

ложное становится истинным…

И переход от вещи к знаку, от «бытия» к «меновой стоимости», вокруг чего сломали столько копий европейские интеллектуалы, дается китайцу совершенно без труда – как действие Одного Превращения мира, претворяющего все сущее в его собственную тень и так оправдывающего культуру.

Но вернемся к нашим знаменитым горам. Для их осмотра существуют установленные маршруты, прочерченные мощеными (теперь цементными) тропинками с каменными ступенями. Непременное условие: не осматривать горы в спешке. В конце концов, они требуют от своих посетителей хотя бы небольшого усилия стать лучше и возвышеннее. Нужно провести на горе по крайней мере сутки, чтобы полюбоваться всеми красками дня, сродниться с неземной красотой горного пейзажа, напитаться ароматным воздухом горных лесов, увидеть над собой бездонное небо и вслушаться в тишину горной ночи, переброситься несколькими фразами с добродушными монахами горной обители, а при случае пообщаться с попрошайничающими обезьянами, коих на Эмэйшань великое множество…

Но так получилось, что первый раз в ворота Цинчэншань я со своими спутниками вошел уже к концу дня, и нам пришлось торопиться. Первыми на дороге нам попалась группа строительных рабочих, каждый из которых нес за спиной двухпудовую плиту от пешеходной дорожки. Таким способом в китайских горах до сих пор подносят строительные материалы. Эти же рабочие могут поднимать в гору и кирпичи на бамбуковом коромысле – работа, требующая необыкновенной выносливости и безупречного чувства темпа и равновесия, а потому считающаяся в Китае разновидностью гунфу. Поистине, духовное достижение в Китае не отходит от прозы ежедневного труда…

Путь на вершину Цинчэншань проложен с выдумкой. Миновав постоялые дворы, выходишь к живописному пруду, окаймленному густыми зарослями. Пруд надо пересечь на старой, едва ползущей барже. На противоположном берегу пруда – станция канатной дороги. Люлька подъемника неспешно несет меня почти на самую вершину горы поверх низкорослых елей, наполовину высохших ручьев и известковых скал. А наверху нас встречает группа парней в одинаковых коричневых робах. Парни неистово кричат и подпрыгивают, хлопая руками по плечам. Не сразу понимаешь, что это предлагают свои услуги носильщики примитивных паланкинов: две бамбуковые жерди, к которым прибит кусок материи похожий на мешок. Некоторые из нашей группы изъявляют желание опробовать новое средство передвижения. Плату носильщики требуют невысокую: им пора возвращаться домой, и мы их последние клиенты.

Носильщики паланкинов – особая категория обслуживающего персонала. У них есть свой сленг, свой фольклор и свои технические секреты. Клиента, обидевшего их, они могут снести так, что у него надолго пропадет охота прокатиться на чужих плечах. Работают они артелями, покупая раз в году лицензию и выплачивая деньги за уборку мусора. Наши артельщики с особенным уважением отзывались о Чан Кайши, который посещал Цинчэншань во время последней мировой войны и собственноручно написал панегирик местным рыцарям паланкина. Кажется, еще немного – и паланкинисты даосской горы начнут поклоняться бывшему китайскому президенту как своему божественному патрону. Между прочим, так и рождаются в Китае религиозные культы.

Отказавшись от услуг носильщиков, чтобы не сковывать себе свободу передвижения, я иду по гребню горы к главному даосскому монастырю, который называется Шанцингун – Дворец Высшей Чистоты. Табличка с названием монастыря, висящая в его воротах, начертана все тем же Чан Кайши. Двор монастыря вымощен булыжниками, сквозь которые пробивается густая трава, что придает монастырю романтический «древний» вид. У входа судачит о чем-то группа монахов в черных кафтанах и высоких шапках. Насельники дружелюбно оглядывают чужеземцев и без долгих разговоров отводят нас к настоятелю монастыря. В комнате настоятеля, кажется, тоже идет небольшое совещание, которое с нашим приходом тут же прекращается. Одетый в темно-синий халат настоятель сидит за большим письменным столом, над которым видна только его голова с волосами, уложенными по даосскому обычаю в пучок. Он охотно рассказывает про подвиги Чжан Лина и визиты высокопоставленных особ во вверенный ему монастырь, снимается на память с посетителями и надписывает только что купленную мной книгу о горе Цинчэншань, сознательно или бессознательно отдавая дань временам великой дружбы своей страны с «советским старшим братом»: «Желаю другу – исследователю даосизма из Советского Союза вечного присутствия духа Дао».

Монастырь большой, с несколькими молельными залами, надставленными ярусами, с отдельной столовой и картинной галерей, где продаются отличные каллиграфические надписи. Дорожка за монастырем ведет дальше вверх. Преодолев еще один подъем, мы достигаем вершины горы с еще одним павильоном, где теперь стоит гигантская скульптура Лао-цзы, кажется, из папье-маше. Естественно, даосский патриарх сидит верхом на «темном быке». Это уже вклад нынешнего поколения, которому неважно, кому поклоняться, лишь бы объект поклонения был как можно ярче, больше, забавнее.

Сфотографировавшись на прощание с монахами монастыря, мы устремляемся вниз: день уже на исходе. Полтора часа спуска по крутому склону ущелья, и мы выходим к одному из самых почитаемых даосами мест: пещере, где основоположник даосизма Чжан Лин «обрел Дао». Вид у нее такой же «древний», слегка запущенный, как и у Дворца Высшей Чистоты, а идти к ней нужно через старинный храм, лестницы с выбитыми ступеньками и короткие переходы-туннели с низкими сводами. Вход в пещеру преграждает невысокий забор, за ним алтарь со статуями даосских богов.

От пещеры открывается прекрасный вид на горное ущелье, уже утопающее в вечерних сумерках. Вот она, красота «сокровенно-глубокого»!..

Воспользовавшись темнотой, носильщики паланкинов повышают свою таксу и, добившись желаемого, как ни в чем не бывало бегут вниз по уже почти невидимой дорожке. Идущие самостоятельно облегчают свою участь светом карманных фонариков, купленных в придорожной лавке. Еще два часа томительного спуска – и наше путешествие окончено. Напоследок носильщики еще раз требуют дополнительной платы и, как ни странно, добиваются своего. Может быть, и они смутно чувствуют, что на Цинчэншани стоит побывать за любую цену.

Восхождение на Эмэйшань начинается от большого буддийского монастыря Баогосы – Храма благодарения государства. Справа от входа в храм висит старинный – XVI века – колокол, весь испещренный иероглифической вязью. Если пожертвовать немного денег и трижды ударить в колокол подвешенным к нему бревном, то можно рассчитывать на значительное облегчение бремени своих грехов. Сидящий рядом монах занят своим делом: безостановочно читает сутры, ударяя в деревянную колотушку. Один кается, другой молится – все при деле, все вместе. Левое крыло монастыря занято сувенирными лавками. А в дальнем павильоне за клубами благовонного дыма идет молебен. Процессия монахов и мирян обходит павильон и двор перед ним, протяжно распевая священную