Золото гетмана - Виталий Гладкий

Казалось, что у бабы Дуни нет зрачков; на Глеба посмотрела сама космическая пустота. Он невольно вздрогнул, но быстро совладал с нервами и сказал:

– У меня дурные сны. Я знаю, что вы можете помочь.

Старуха какое-то время присматривалась к Глебу, а затем произнесла немного изменившимся голосом, обращаясь в первую очередь к себе:

– Он кого-то мне напоминает… Кто ты?

– Меня зовут Глеб.

– А как фамилия?

– Тихомиров, – не очень охотно назвался Глеб.

Баба Дуня сделала шаг назад, словно ее толкнули в грудь. Кот, сидевший у ее ног, беззвучно обнажил клыки, и его изумрудные глазищи угрожающе сверкнули.

– Тихомиров… – повторила старуха. – Как же я сразу не распознала… Похож, очень похож. Вылитый Данила. Что ж, заходи, Тихомиров… Глеб. Уголек, марш на место! – скомандовала она коту, и тот, мигом утратив к Глебу интерес, степенно направился к завалинке.

Они прошли в горницу. Она оказалась достаточно просторной и на удивление светлой. Может, потому, что в ней было семь окон – на три стороны избы. А в остальном Глеб увидел именно то, что и рисовал в своем воображении.

Это была классическая изба деревенской знахарки: пучки сухих лекарственных трав и кореньев на стенах, полки с банками и пузырьками, заполненными разными снадобьями, и горящая плита, на которой тихо булькало какое-то варево, явно не съедобное. На широком деревянном столе в беспорядке стояли мраморная ступка с пестиком, керамические миски-чашки с порошками разного цвета, подсвечник на три свечи и спиртовка; там же лежали старинная книга в порядком потертом кожаном переплете (она несколько выделялась на фоне общей картины), круглые «чеховские» очки, блокнот с рецептами и два карандаша. И наконец этот «натюрморт» завершали плетеная из лозы вазочка с домашними коржиками и солдатская эмалированная кружка с недопитым чаем.

– Садись… – буркнула старуха, указывая на колченогий табурет.

Глеб послушно сел. Табурет под ним заскрипел, качнулся, но устоял, хотя Глеб уже напружинился, готовый вскочить на ноги в любой момент.

– Я чужих не пользую, – без обиняков заявила баба Дуня. – Но для тебя сделаю исключение.

– Что так? – не удержался Глеб.

– Пойдешь в церковь и поставишь от моего имени свечу за упокой души раба божьего Данилы, твоего прадеда, – вместо объяснений, сумрачно приказала старуха.

– Заметано, – несколько развязно ответил Глеб.

– Что? – не поняла баба Дуня.

– Я говорю, сделаю.

– А… Сделай, сделай, будь добр. Данила был достойным человеком… – Тут старуха перевела взгляд на Глеба (до этого она смотрела куда-то в пространство; наверное, ее одолевали воспоминания). – В отличие от тебя, касатик.

– Не понял… – Глеб удивленно вытаращил на нее глаза. – Это когда же я успел нагрешить? И что именно вы ставите мне в вину?

– Твоих грехов я не ведаю, ни в чем обвинять не собираюсь, не мое это дело, но вижу, что тебе пришлось общаться с теми, с кем не следовало бы.

– Вы говорите загадками…

– Эти «загадки» написаны на твоем лице, и я читаю их, как книгу. Расстегни рубаху! – вдруг скомандовала старуха ржавым голосом сержанта из учебки.

Ошарашенный Глеб беспрекословно повиновался.

Отправляясь к бабе Дуне, он решил снова нацепить на шею оберег с изображением неизвестного трехликого божества. С того памятного дня, когда он встретился на «блошином» рынке с «запорожцем», Глеб даже не прикасался к амулету. Ему показалось, что пластина с изображением трехликого начала излучать какую-то энергию.

Глеб не стал разбираться, что это такое, а просто запрятал оберег в сейф, который находился в подземном хранилище. Он не думал, что амулет может принести несчастье, так как знал откуда его взяли. Ко всему прочему, Глеб получил его из добрых рук. Но все же он решил, что предосторожность в таком деле не помешает.

И вот сегодня Тихомиров-младший опять прикоснулся к оберегу. Нужно сказать, что прикоснулся не без душевного трепета. Однако амулет снова стал обычной чеканной пластиной, холодной на ощупь. И Глеб успокоился, мысленно попеняв себя за дурацкие измышления по поводу оберега.

– Я так и знала… – увидев оберег, сказала каким-то упавшим голосом старуха и села на табурет напротив Глеба.

– Что вы знали?

– Это древнее колдовство. Гораздо древнее, чем век человеческий.

– Извините, но я не понимаю…

– Я тоже ничего не понимаю. Но ЗНАЮ. С ним ничего нельзя поделать. Я никогда ни с чем подобным не сталкивалась, но слышала.

Глеба бросило в пот.

– Это значит… это значит, что мне каюк?! – спросил он заплетающимся языком и быстро снял оберег.

– Поздно снимать, – сказала баба Дуня. – ОНО уже внутри тебя.

– Оно? Что значит – оно?

– Если бы я знала… – Баба Дуня сокрушенно покачала головой. – Эк тебя угораздило… Я бессильна чем-либо помочь.

– Так что мне, завернуться в белую простыню и тихим ходом чесать на кладбище?! – в отчаянии воскликнул Глеб.

Он ни на йоту не усомнился в «диагнозе» старой колдуньи. Другая бы на ее месте начала разводить трали-вали, вешать лапшу на уши, чтобы выудить из клиента побольше денежек. А баба Дуня сразу сказала – не могу. И точка.

Старуха несколько натянуто улыбнулась.

– Ну зачем же… – Она поднялась, направилась к плите и поставила закипевший чугунок на подставку. – Ты теперь будешь жить долго. Очень долго. Да только жизнь твоя будет сплошной мукой. Я не знаю, в чем она выражается, потому что еще не встречала людей с таким амулетом. Но моей бабушке о нем было известно. Она и рассказала мне про это древнее колдовство.

– Значит, те страшные сны, что снятся мне каждую ночь, я буду видеть до скончания века?

– Сны? Какие сны?

Глеб рассказал. Баба Дуня ненадолго задумалась. А потом решительно сказала:

– С этим делом я попытаюсь тебе помочь. Надеюсь, у меня получится…

Дальнейшие действия бабы Дуни мало чем отличались от выкрутасов различных «народных целителей» и экстрасенсов, большинство из которых были обыкновенными шарлатанами и проходимцами. Она шептала заклинания, делала над головой Глеба пассы руками, брызгала на него святой водой, затем дала выпить стакан горького травяного отвара с полынным запахом…

А в конце «представления», как мысленно окрестил этот сеанс врачевания Глеб (он и верил и не верил в свою затею), баба Дуня всучила ему небольшой полотняный мешочек, набитый сухими, остро пахнущими травами.

– На ночь положишь под подушку, – сказала она усталым голосом; похоже, целительство забрало у нее много сил.

Баба Дуня села, двумя глотками допила давно остывший чай и сумрачно посмотрела на Глеба.

– Больше я не в состоянии что-либо сделать, – сообщила она без особого сожаления; просто констатировала факт. – Если сны опять появятся, придешь ко мне еще раз. Но я тебе советую найти того человека, который наслал на тебя порчу.

– Порчу? То есть, меня кто-то сглазил?

– Не совсем так. Сглаз – это одно, а порча – совсем другое. Сглазить способен практически любой человек. Нечаянно. А целенаправленной мыслью можно убить. Только нужно знать, как именно. Кому это ведомо и кто обладает злой, пропащей душой, тот наводит порчу. Какому-то человеку, похоже, ты сильно насолил. Вот если бы тебе удалось вспомнить, кому именно…

– Я догадываюсь, – медленно сказал Глеб; в этот момент перед его внутренним взором возникла фигура старика с рынка. – Но я ничего плохого ему не сделал!

– Тебе так кажется. Иногда достаточно одного неосторожного слова, чтобы человек стал на всю твою жизнь личным врагом. Расскажи мне о своей догадке.

Глеб рассказал. Когда он описал портрет «запорожца», старуха побледнела. Это было странно наблюдать: ее темная, как у американского индейца, морщинистая кожа, похожая на старый пергамент, вдруг начала покрываться мелкими светлыми пятнышками, которые постепенно увеличивались в размерах.

– Мне говорили, что ОН иногда появляется в нашем городе, – сказала она тихо. – Но никогда бы не подумала, что его можно встретить на рынке, притом в облике старьевщика…

– Он – это кто?

– Дед Пихто! – отрезала старуха, приходя в себя. – Тебе это знать ни к чему. Могу лишь сказать, что ты попал в паршивый переплет.

– Этот дед – колдун? – догадался Глеб.

– Все колдуны супротив него – дети малые. И все, все, больше я не скажу тебе ни слова! Но мой совет остается в силе – найди его. Только он может снять порчу. Упади перед ним на колени, повинись, сделай, что он просит, и тогда ты получишь освобождение. Возможно, получишь.

– Вы хотите сказать…

– Да. Не всегда это удается. Некоторые заклятья может снять только сырая земля. А в твоем случае они усилились стократно благодаря оберегу. И зачем ты только его надел! Ладно, что ж теперь… Пути Божьих помыслов нам не понять. Но все равно, ищи его. Сдается мне, что ему ведомо, как обращаться с этим оберегом. Значит, для тебя еще не все потеряно.