Жизнь Антона Чехова - Дональд Рейфилд

Отъезд в Москву все откладывался: Павел Егорович с Евгенией Яковлевной упрашивали Антона продать кухонный стол и магазинные весы. С собой он должен был захватить отцовский киот, гроссбух и лавочные ящики, Мишину кровать, а также ведра и корзины с Феничкиными пожитками. Еще раз просили узнать у Селиванова, не думает ли тот вернуть дом. Павел Егорович не смог удержаться от наставления: «Борись с худыми склонностями <…> Я даю тебе добрый совет и Мамаша то же самое: никогда по своей воле ничего не делать, всегда действовать по нашему желанию, живи, как Бог велел, Твои друзья, истинные друзья — Это Папаша и Мамаша…»

Антон не спешил покидать южные края — он рассчитывал провести лето в Рагозиной балке и в Котломине, в 35 верстах от Таганрога, со школьным приятелем Василием Зембулатовым. Павел Егорович тем временем писал ему: «Мы только будем на вас смотреть да сохнуть».

К концу июля Антон был готов к отъезду. Четвертого августа он получил увольнительное свидетельство для поступления в Московский университет за подписью таганрогского мещанского старосты. Но самое главное — стипендию в 25 рублей серебром, которую выдавали лучшим выпускникам гимназии и о которой Антон хлопотал все лето. Кроме того, ему удалось найти двух постояльцев в родительский дом на Грачевке — это были его школьные приятели Дмитрий Савельев и Василий Зембулатов, — оба были на два года старше Антона и собирались, как и он, изучать медицину в Московском университете. За постой они согласились платить по 20 рублей в месяц. Шестого августа нагруженный поклажей Антон сел в московский поезд и отправился в новую жизнь.

Часть II Доктор Чехов

Я…нередко гордился больше ловкой ампутацией или удачным излечением какой-нибудь упорной сыпи, успехами в верховой езде или победой над женщиной, чем похвалами, которые слышал своим литературным начинаниям…

Глава 9 (1879 — август 1881) Начала

Десятого августа 1879 года в доме на Грачевке Антон воссоединился с семьей после двухлетней разлуки. Миша, загоравший у ворот, когда появился Антон, брата не узнал. Павла Егоровича вызвали от Гаврилова телеграммой. Пока готовился праздничный обед, Миша показывал Москву Антону и его приятелям. На следующий день в дом постучался некий дворянин из Вятки и попросил Чеховых взять на постой его сына Николая Коробова, студента-медика. Николай был тихим и непорочным юношей, столь непохожим на своих темпераментных однокурсников, южан Савельева и Зембулатова, однако суровые студенческие будни и Грачевка накрепко связали их на всю жизнь.

Между тем финансовые дела в семействе Чеховых пошли на поправку. Евгения Яковлевна больше не обстирывала чужих людей, а Маша не готовила соседям обеды. За столом ели досыта, и хозяйке удавалось сводить концы с концами. Александр и Коля бывали в доме редко, а вскоре из семейного гнезда выпорхнул и Ваня. У Евгении Яковлевны с Феничкой теперь была женская прислуга. Прожив месяц в полуподвале, Чеховы переехали в дом поприличнее. В комнатах спали по двое, а одна служила столовой и гостиной.

Антон с друзьями записались в университет. Занятия у студентов-медиков проводились в просторных помещениях клиники на улице Рождественка, неподалеку от Грачевки. В те времена московская медицинская школа переживала расцвет — ее профессора приобретали мировую известность, а число выпускников, ежегодно заканчивающих университет после многотрудной учебы, достигло уже двух сотен. Первое поколение истинно русских специалистов вытесняло немецкую профессуру, которая прежде господствовала в российской медицине. Однако первокурсникам еще было рано слушать лекции таких корифеев, как Захарьин, Склифосовский и Остроумов: им преподавали доценты. Антону предстояло изучать неорганическую химию, физику, минералогию, ботанику и зоологию, а также богословие. Первокурсникам преподавали и «анатомию здорового человека». Нынешние студенты обычно имеют дело с вымоченными в формалине человеческими фрагментами, на которых уже поупражнялись десятки других будущих медиков, а в девятнадцатом веке студентам доставались трупы бедняков — висельников, утопленников, чахоточных, тифозных, умерших от голода, холода и алкогольного отравления, а также убитых или насмерть задавленных фабричными машинами. В анатомических театрах новички проходили испытание на прочность — даже будущие философы и филологи приходили туда закалять нервы. Чехов не единственный русский писатель, отточивший наблюдательность и проницательность во время препарирования трупов.

Причины выбора медицины были вполне земные — профессия давала и заработок, и престиж. Учась в университете, Антон не провалил ни одного экзамена, но и звезд с неба не хватал. В терапии ему недоставало решительности, однако талант диагноста и увлеченность судебной медициной пригодились в писательском деле. В дальнейшем его способность распознать неизлечимую болезнь и точно сказать, сколько протянет больной, вызывала у людей страх, а проведенные им вскрытия неизменно получали высокие отзывы специалистов. Отличился он также в психиатрии, в то время пребывавшей в младенческой поре развития. Хороший хирург из него вышел бы едва ли — не хватало жесткости в характере и ловкости в пальцах. Некоторые из близких даже сомневались в правильности выбора врачебной профессии. Гавриил Селиванов, например, писал: «Скажу Вам без лести, что мне приятно было получить Ваше письмо и знать, какую Вы себе избрали карьеру; но к сожалению моему, я прочитал письмо будущего доктора, который не в далеком будущем должен будет на своей профессии отправить несколько десятков человек в вечность <…> Я это говорю Вам не для того, чтобы обезоружить Вас на новом поприще, а для того, чтобы Вы, идя избранной дорогой, знали и помнили, что плохим доктором или дюжинным я бы Вас видеть не хотел»[51].

Антон не прерывал нитей, связывавших его с Таганрогом. Он переписывался с Петей Кравцовым, а также с дядей Митрофаном, он хотел сохранить друзей детства. Да еще приходилось выказывать почтение отцам города, которые всегда неохотно раскошеливались, когда дело доходило до выдачи стипендий.

В Москве Антон вновь сошелся с друзьями из Колиного круга, которых он приобрел в свой приезд в 1877 году, на Пасху. Один из них, учитель черчения Константин Макаров, в конце 1879 года умрет от тифа; другой, Михаил Дюковский, станет восторженным почитателем талантов Коли и Антона, а также Машиным поклонником. Через Дюковского и Колю Антон подружился с двумя студентами художественного училища, которые в какой-то мере определят его будущее, — с Францем Шехтелем, будущим архитектором и автором обложки первого сборника чеховских рассказов, и Исааком Левитаном, впоследствии ставшим гениальным русским пейзажистом.

Мостиком в литературу, в первую очередь в московские еженедельники, для Антона стал брат Александр, который тоже печатался в них и уже примелькался во многих редакциях. Хотя поначалу толку от него было мало — Александр изучал химию и математику и вместе с приятелями, богатыми, но беспутными братьями-сиротами Леонидом и Иваном Третьяковыми, пытался вести светский образ жизни. Опекун Третьяковых, инспектор народных училищ Московской губернии В. Малышев, помог найти работу для Вани. Он отправил его за тридцать верст от Москвы в уездный город Воскресенск, в приходское училище при фабрике Цурикова. Тот положил Ване приличный оклад и выделил дом, способный в летние месяцы вместить всех Чеховых, — с мая по август Антон, Маша и Миша были свободны от занятий. В свои восемнадцать лет Ваня, дотоле бывший в тягость родителям, теперь сам мог предоставить им кров. Павел Егорович был в восторге — Воскресенск находился как раз по дороге в известнейший Новоиерусалимский монастырь. Брат Митрофан радовался за московских родичей: «Как приятно, что вам есть случай часто бывать в Новом Иерусалиме <…> Худо живу, много грешу, молитесь за меня».

Антон старался пробиться в еженедельные журналы. (Впрочем, рукопись «Безотцовщины», которую он посылал Александру на оценку, была к тому времени им уничтожена.) В октябре он отправил в «Будильник» — у старшего брата там были знакомства — рассказ «Скучающие филантропы», впервые подписанный псевдонимом «Чехонте» — такое прозвище дал ему отец Покровский. Дожидаясь от «Будильника» обычного в таких случаях язвительного отзыва, он был удивлен, получив довольно вежливый отказ. Приближалось 24 декабря, день ангела Евгении Яковлевны, но купить для матери именинный пирог Антону было не на что. Он снова взялся за перо и написал рассказ «Письмо к ученому соседу», в котором спародировал докучливое и пышное пустословие отца и деда. Рассказ был принят журналом «Стрекоза», о чем новоиспеченный автор получил 13 января письменное уведомление.