Беда по вызову - Ольга Степнова

Дора так захлебнулась собственным гневом, что не смогла достойно ответить.

— Проведу! И стеллаж починю!

Дора удалилась с достоинством. И как же его провести? Публичные выступления нынче не в моем вкусе. Мало ли кем могут оказаться родители? Очутился же в патрульной машине журналист Коля Серов, да еще с фотоаппаратом, а я так увлекся игрой в прятки, что даже не заметил вспышки. Теперь нужно засветиться перед родителями, среди которых может быть хоть сам начальник уголовного розыска.

«Прокурорская проверка» появилась в школе в виде миловидной, темноглазой и очень доброжелательной девушки. Она ласково зазывала в учительскую всех по очереди и о чем-то там беседовала. Чтобы избежать такого допроса, я на переменах прятался у Лили в кабинете труда, восстанавливая развалившийся стеллаж. Лиля была так рада неограниченному доступу к моему телу, что на переменах совсем не выходила из класса и трещала без умолку.

— Петь, ты меня научишь?

— Чему еще?

— Ну, что ты там на ОБЖ показываешь? Полотенцем по ушам.

— Че-го?

— Ну, самооборона!

От неожиданности я молотком долбанул себе по пальцам, и громко выкрикнул любимое междометие Ильича. Но Лилю трудно было сбить с мысли.

— Мне девочки твои рассказывали, Петь! Ну, как грузинов вырубать. Знаешь, как ко мне клеятся? Особенно грузины!

— Лиля, — отчетливо произнес я, — я никогда не учил своих учениц вырубать грузинов.

— Ну, полотенцем по ушам, Петь!

— Да о чем речь?!

— На выходные Алиса из твоего класса поехала в область, к родственникам. На поезде. В купе ее соседом оказался грузин. Стал домагаться, приставать к девчонке:

— Хачу тэбя, хачу тэбя!

Она сидела на верхней полке. Раз его отшила, второй. А он:

— Ой, нэ магу, хачу тэбя!

Ей надоело, вспомнила она твои уроки, взяла вафельное полотенце, перекинула ему через голову, и взахлест как долбанет по ушам! Грузин упал и лежит. Минута проходит, две. Грузин лежит. Алиса испугалась. Хотела за помощью бежать, но грузин очухался, открыл глаза, встал и говорит задумчиво:

— Надо же, вроде в поезде еду. А вроде как на Кавказе побывал… Маму, папу повидал…

— Понимаете, — извиняющимся голосом начала Алиса, у нас в школе на уроках преподают самооборону и…

— Предупреждать надо, — ласково прервал ее грузин.

Всю оставшуюся часть пути он, прежде чем выйти из купе, обращался вежливо к Алисе:

— Можна, я в туалэт пайду? А? Можна в туалэт?

— Да, пожалуйста, пожалуйста, идите себе в туалэт, что вы все время спрашиваете? — отвечала Алиса. Петь, ну научи полотенцем по ушам!

Я заржал.

— Не по ушам. Она влепила ему по сонной артерии. Это и ребенок может.

— А как? — доставала она меня.

Я взял со стола чей-то недошитый фартук и набросил его на Лилькину нежную шею.

— Главное, не перестараться.

— Чтоб на Кавказ к маме-папе не отправить?

— Чтоб к праотцам не отправить, а так, кайф пусть ловят…

Дверь открылась и на пороге появилась Дора Гордеевна. С нескрываемым ужасом она посмотрела на меня, на фартук, на Лилю.

— Спасибо, Петр Петрович, — вежливо и сухо сказала Лиля, снимая фартук со своей шеи. — Я все поняла. Я хорошо поняла как можно… немного растянуть изделие.

— И не забудьте намочить ткань! — назидательно посоветовал я.

От неожиданности Дора всхрюкнула, но вдруг сменила гнев на милость.

— Дроздов, вы тут, да? Ну и работайте, работайте. Ремонтируйте. Изучайте ткани.

И ушла. Я так понял, что мои прятки в кабинете труда ее вполне устраивают. Даже, если я похотливо задушу фартуком учительницу труда.

— Ты у прокурорши была? — спросил я Лилю.

— Да ну ее. Ляпну еще что-нибудь. Я поэтому здесь и сижу.

Ну, ты, допустим, не поэтому. Поэтому тут сижу я.

По-видимому, Дора во всех была более-менее уверена, только не во мне. Все-таки, я «подозрительный» тип. Хотя, если бы она была умнее, догадалась бы, что я-то как раз лишнего не сболтну.

Мне не хватило нужных гвоздей и я пошел задворками к своему сараю. Как раз такие оставались у меня дома, когда я сколотил свой лежак.

Дома царил разгром. Видимо, общение с Бедой дурно повлияло на собаку, потому что Рон перевернул в каморке все, что можно было перевернуть. Одеяло валялось в углу, по всему полу была рассыпана гречка и макароны — наши запасы еды. Даже некоторое подобие штор на единственном окне висело жалким остатком на одном гвозде. Виновник возлежал на моем лежаке и грыз некий предмет.

— Фу! — заорал я. — Что ты наделал, вонючка?

Я отобрал у него жвачку. Это оказались очки. Вернее, жуткие окуляры. Вот почему она все утро щурилась. Не только я от страсти потерял штаны. Я хотел врезать Рону по толстой заднице, но не смог, уж очень виноватый был у него вид.

— Все, счастливае детство закончилось, парень. Построю конуру, будешь охранять территорию.

Рон сел, встал, дал лапу, лег и исполнил команду «голос». Понятно, до того как заснуть, она занималась дрессировкой моей собаки. Я забрал гвозди и, решив, что очки — хороший повод опять меня найти, сунул их в карман, а ключ засунул под порог, как в деревне у бабушки. Вечером лучше пирог пожую. Пусть ищет меня в школе, а не развращает собаку в мое отсутствие.

В школе я налетел на Татьяну.

— Петр Петрович, вы уже были у прокурора? — почему-то сухо поинтересовалась она.

— А надо?

— Конечно, Елена Владимировна ждет только вас.

— Почему меня?

— Ну, она спросила, кто еще не опрошен, я сказала, что вы ведете много предметов в школе… — Татьяна была какая-то уж очень официальная, и ее почему-то совсем не волновал вопрос моего ужина. Придется пойти к прокурорше. Все равно теперь найдет. Бейсболку напялить нельзя, а так не хочется светить свою физиономию перед этой с виду безобидной девушкой. Я вспомнил про очки. В кармане джинсовки, кроме них оказалась еще какая-то тряпка, я вытащил ее — это был Лилькин недошитый фартук. Я подумал и соорудил из него бандану. Тонкая оправа окуляров оказалась сильно помята Роном. Я покрутил ее в руках, и она вдруг чудесным образом приняла нормальную форму. Я водрузил очки на нос. Уж не знаю, сколько там было диоптрий, только пол встал на дыбы, а стены наклонились. С трудом вписываясь в повороты, я направился в учительскую. По дороге мне, конечно же, встретилась Лиля.

— Ну и видок у тебя!

— Да вот, к прокурорше пошел, Танька-художница сдала.

Лиля внимательно посмотрела на меня.

— Петь, у тебя в гардеробе стало так много женских вещичек! И таких крутых!

— В смысле? — выпучил я глаза, — Лиль, фартук я потом отдам. Я в нем просто не очень умный кажусь, может, быстрей отвяжется.

— В смысле, что эти очки в «Вижене» стоят триста долларов. А пижамка, в которой ты на пробежку бегаешь, в салоне «Реноме» продается за пятьсот баксов. — И она ушла, снова красиво качая бедрами. Я стащил с носа жуткие окуляры. Триста долларов? Что-то Лилька путает. Я смело шагнул в учительскую.

Милая девушка оказалась язвой. Мой внешний вид ее не удивил и не заставил задать меньше вопросов, в виду умственной отсталости респондента.

— Вы давно работаете в школе?

— Почти месяц.

— Вам известны факты вымогательства денег у родителей? На ремонт крыши, подвала, туалетов?

— Ремонт? Туалетов? Крыши? Что вы! — я постарался остаться идиотом. — Я тут сам все ремонтирую! Бесплатно! — Я потряс перед ее носом пригоршней гвоздей, извлеченных из кармана. Она поморщилась и с усмешкой кивнула.

— То есть, вы не знаете, что за каждого принятого в эту школу ребенка, родители выкладывают кругленькую сумму?

— Что вы?!

— То есть, это неправда, что существует также некая помесячная плата, и если кто-то не может или отказывается ее платить, то некоторые учителя в открытую заявляют детям, что они, хоть заучатся, но хороших отметок не получат и в следующий класс вряд ли перейдут?

— Это гнусная неправда. То есть, клевета. Я, например, по субботам веду бесплатную секцию каратэ.

Она опять с усмешечкой кивнула.

— А говорят, в этой школе, чтобы из восьмого беспрепятственно перейти в девятый с плохими оценками, достаточно пяти тысяч.

— Да кто говорит-то?

— В прокуратуру поступило заявление, мы обязаны отреагировать.

— Анонимное? — я забыл про образ дурака.

— Да нет, почему же… Только тот ребенок, чьи родители это написали, не виноват…

Теперь кивнул я. Это непроизвольно получилось у меня с сочувствием. Она, видимо, поняла все, и устало вздохнула:

— Какая у вас тут… круговая порука. Ладно, буду еще с родителями работать. Идите.

Она была молодая, рьяная, бескорыстная и неподкупная правдолюбка. Как Павка Корчагин. Или Колька Серов. Скорее всего, детей у нее еще не было.

Стеллаж я так и не доделал. Выйдя от прокурорши, в окно увидел как в школьный двор заезжает «Волга» с шашечками на боку. В школьный двор заезжают машины разной степени крутости, но такси я видел впервые. Дверь открылась, и из машины вышел помятый Ильич. Я, сняв очки и бандану, кинулся вниз, чтобы первым узнать цель его героического прибытия на рабочее место. Выглядел Ильич плохо, с мешками под глазами, в помятом костюме, и без обычно написанного на лице пофигизма. Шишка на лбу заметно уменьшилась и была чем-то замазана, кажется, это называется «тональный крем». Лилька сразу определит.