Игра на чужом поле (СИ) - Иванов Дмитрий

Затем настала моя очередь.

Выходить никуда не надо, однако и дамочка, и кронпринц вещали стоя, поэтому встал и я, звякнув наградами и знаками отличия.

— Дамы и господа, — начал я, делая паузу, чтобы все взгляды сосредоточились на мне. — Наша страна искренне благодарит норвежское правительство и королевскую семью за эту важную инициативу.

Зал слушал в полной тишине, лишь изредка раздавались щелчки камер в углу, где толпились журналисты.

— Сегодняшняя встреча — это не просто обмен идеями, это ответственность перед будущим… От того, как мы сейчас будем действовать, зависит, что мы оставим будущим поколениям… Советский Союз предлагает углубить сотрудничество… Давайте изучим, что мы можем сделать вместе для заботы об окружающей среде… Рассмотрим возможные угрозы, которые ей грозят, и найдём пути их предотвращения…

Моя речь, хоть и выученная наспех, звучала гладко и убедительно. Публика принимала её благосклонно, и даже мордатая премьерша одобрительно кивала своей лошадиной головой в такт. Увидев такую реакцию, я, окрылённый успехом, решился на небольшое хулиганство.

— Вы знаете, у нас, у русских, есть такая поговорка: «У семи нянек — дитя без глаза». Так вот, то, что в Арктике, а конкретно, например, в Баренцевом море, есть территории, которые и Норвегия, и СССР считают своими, на пользу природоохранной деятельности не идёт. От себя я предлагаю определить если не владельца, то хотя бы ответственного за экологию на этих спорных территориях.

По залу пробежался шёпот. Краем глаза я заметил, как профессор едва заметно нахмурился, а посольский, напротив, сделал вид, будто эта реплика была заранее ему известна.

— Спасибо за внимание, — закончил я и сел на свое место.

Зачем я это сказал? Ну не нравилось мне, что в 2010-м году, в том мире, из которого я сюда прибыл, мы отдадим большой кусок спорного шельфа норвежцам. Просто подарим, как будто не годами за него спорили. А сейчас ведь ситуация совсем другая. Влияние СССР в мире всё ещё сильное, в некоторых регионах даже доминирующее. Почему бы это не использовать? Если, например, мы будем официально отвечать за экологию на спорных территориях, это может стать дополнительным аргументом на переговорах в будущем!

— Неплохой немецкий, Толя, — тихо похвалил Олег Игоревич, наклонившись ко мне. — И речь хорошо выучили. Просто отлично! Но вот концовка… ты зря от себя добавил. Хотя мысль здравая, признаю. Сначала за экологию будем ответственными, потом квоты на рыбную ловлю распределять начнём, — продолжил он, будто размышляя вслух. — А там, глядишь, и большая часть шельфа нам отойдёт. Сейчас норвежцы упёрлись, спорят… В общем, можете сказать, что это со мной было согласовано.

«Вот жучара! — восхитился я. — Он ещё и „ордена“ какие-нибудь за это якобы согласование получит!»

Выступления шли по накатанной, я особо и не слушал докладчиков, разве что Марту, которая рассказала про важность сохранения малых северных народов и привычной им среды обитания.

Перерыв пришёлся кстати — организм настоятельно напомнил о необходимости заглянуть в туалет.

— Толя, ну где ты ходишь? — посольский, как всегда, был чуть нервным. — Кронпринц ждёт!

— Сейчас руки помою и пойду. А кормить будут? — невозмутимо ответил я.

— Будет банкет после мероприятия. Впрочем, он к посещению необязателен. И буфет здесь имеется. Но сейчас некогда, — проинформировал помощник посла, поторапливая меня.

Принимали меня в каком-то личном помещении кронпринца на втором этаже дворца. Сопровождающий от Норвежской стороны поблагодарил Виктора Анисимовича, дав понять, что дальше он поведёт меня сам. Тот не возражал. Пройдя мимо двух постов охраны, я очутился в небольшом кабинете, где увидел папу Марты.

А разговор, похоже, будет серьёзным, ведь кроме него, в помещении никого не было. Я ожидал увидеть если не Хокона, так хотя бы свою подружку. Но нет, даже переводчика не было. Думаю, Харальд в курсе, что я полиглот. Карманный, но тем не менее.

Жестом указав мне на кресло около маленького вычурного, с позолотой или её хорошей имитацией, столика, мужчина некоторое время с интересом разглядывал меня, а затем задал неожиданный вопрос:

— У вас же хорошее зрение. Зачем вам очки?

— Э… для солидности, — сказал я чистую правду, будучи застигнутым врасплох, и добавил со вздохом, присаживаясь в кресло и снимая Петин девайс: — Чтобы люди не видели во мне громилу. Меня тут почему-то ваше телевидение невзлюбило.

— Ты про то недоразумение, когда перепутали немцев?

— Не только. К моему товарищу из ГДР, — я намеренно произнёс слово «товарищ», давая понять, что нас с немцем связывает не только спорт, но и общие поэтические взгляды, — в больницу приходила съёмочная группа. Кстати, как их пустили туда? Кто-то же дал команду.

— Кто-то дал, — задумчиво кивнул Харальд.

— Так вот, — продолжил я, выдержав небольшую паузу. — Вопросы, которые задавались, явно были направлены на то, чтобы меня очернить, выставить этаким кровавым дуболомом. Более того, до этого вашу дочь в спорткомплексе тоже «допрашивали» телевизионщики, которые при этом позволили себе оскорбления в мой адрес и в адрес моей страны. В итоге в эфир попала только первая, эмоциональная реакция Марты на травму Торстена. Всё остальное, что она говорила, просто вырезали.

Харальд поощрительно кивнул головой ещё раз, предлагая продолжать. Но хватит! Раз позвал, пусть сам говорит. Свои претензии… ну, не претензии, а сетования — мол, сам пригласил на соревнования, а для чего, мордой в грязь потыкать? — я ему высказал.

— Это объясняет вашу… решительность, — осторожно произнёс кронпринц, подбирая слова. — Просто взгляд у вас действительно пронзительный, даже пугающий.

— Папин, — сухо пояснил я.

— А кем он трудится? — живо заинтересовался отец Марты.

— Мясник по вашему. Животных домашних разделывает, — не вижу смысла скрывать правду я и понимаю, что этого факта моей биографии Харальд не знает, а значит, и может не знать и многое другое.

— Это не так важно. Я хочу принести от имени королевской семьи извинения. А от моей жены ещё и передать вам приглашение в гости. Знаю, вы занятой человек, но после вчерашнего разговора дочки с Соней… у нас в семье возникла несколько напряжённая обстановка. И ты меня очень обяжешь, если не будешь обижаться на нетактичный выпад моей супруги в твой адрес. Сказанное ей не предназначалось для твоих ушей.

Тут мой собеседник перестал быть важной особой, превратившись в любящего и заботливого отца.

— Просто дочка… злая, мы её такой никогда не видели… — озабоченно произнес он. — И это пугает! Она, конечно, никогда не была подарком, могла подраться с мальчишками, целый день провести на конюшне и прийти вся чумазая… Но вчера это был ураган ярости.

— А когда вы пытались заставить Марту вернуть мой подарок, она не злилась? — заинтересовался я, с легкой усмешкой глядя принцу прямо в глаза.

— Злилась. Сказала, что улетит в СССР! Но не разбивала вазы, которым по сто лет! — улыбнувшись, ответил Харальд, и мне показалось, что произнес это он с гордостью за свою дочь. — А насчёт этих происков в твою сторону, я вот что скажу…

Глава 12

— У нас, у королевской семьи, не так много власти осталось. Реальной, — задумчиво начал кронпринц. — Например, мы имеем право наложить вето на любой закон, но на практике давно этим не пользуемся. Наша роль больше символическая: мы — объединяющая сила, отражение национального единства. Король, например, главнокомандующий вооружёнными силами, но… сам понимаешь, формально. В нашем батальоне королевской гвардии даже пингвин числится.

— Пингвин? — переспросил я, чувствуя, как отвисает челюсть. — Какой пингвин?

— Королевский, разумеется, — спокойно ответил Харальд, едва сдерживая улыбку. — У нас есть пингвин-капрал, его зовут Нильс Улаф второй. Дали ему этот статус ещё при моём отце. Его официально поздравляют, повышают в звании… и могут даже сделать почётным командиром, если заслужит.