Поцелованная богом (СИ) - Озолс Агата

— Не кислый? — заботливо спросил.

— В самый раз. Ты что, сам его варил?

— Нет, что ты. Это трофейный.

— Как это?

— Мама делала, когда в прошлый раз приезжала. Она у меня спец по заготовкам. Но я умею готовить, не сомневайся.

— А я не умею, — созналась.

— А тебе и не надо.

Я удивленно замерла.

— Я умею готовить, так что тебе необязательно.

И я поняла: началось. Вдохнула поглубже, как перед прыжком в воду.

— Егор, что тебе от меня надо?

Он не ответил. Прикурил сигарету, затянулся и не ответил. Я ощутила жгучую потребность оказаться отсюда, как можно дальше.

Рокотов докурил и встал из-за стола. Обошел и резко опустился передо мной, присев на корточки. Посмотрел в глаза.

— Что тебе от меня надо? — еще раз спросила.

— Все.

И было что-то в его голосе, отчего мне не захотелось ничего уточнять.

Поискала глазами сигареты. Нашла, достала одну. Рокотов протянул зажигалку.

— Мне нужно от тебя все, что ты сможешь мне дать, — продолжил Рокотов.

Затянулась, выпуская сизый дым.

— Егор, мне нечего тебе дать. Совсем.

— Ошибаешься.

— Ты имеешь в виду секс?

— Не только.

— Я не понимаю тебя.

— Лиса, — начал он, но я перебила:

— Почему «Лиса»?

— Лиза, рыжая Лиса, — пояснил Егор. — Мне нужно от тебя все, и секс тоже. Я не монах, но и не озабоченный маньяк. Я понимаю, что ты до сих пор тоскуешь по мужу, возможно, еще любишь его …

— Нет! — сказала громко, и Егор внимательно посмотрел на меня.

— Не любишь? — спросил, не отводя от меня глаз.

— Не в этом дело, — сказала и опустила глаза, разрывая этот зрительный контакт.

— Лиза, — серьезно сказал Егор, — расскажи мне.

Я отрицательно покачала головой. Как о таком рассказать?

— Расскажи, — с нажимом повторил Рокотов. — Иногда надо выговориться, чтобы стало легче.

— Не могу.

— Лиса, я хочу, чтобы ты знала: ты стала очень важна для меня. Очень.

— Спасибо, — прошептала тихо, не поднимая глаз.

— Разве за это благодарят?

— Я не знаю.

— Рыжая, мне очень хочется тебя обнять, — заметил, как я дернулась, и добавил: — Не бойся, я не буду дотрагиваться до тебя. Просто расскажи, что у тебя произошло с мужем.

17

Рыжая говорила, а я смотрел на нее и думал: откуда в ней столько внутренней силы? Она ведь не просто выжила, хотя и это было нелегко, она смогла бежать, да еще Кипреева с собой прихватила. И не сгинула с ним в горах, как-то умудрилась выйти к своим. Зная Вовку, я понимал, что он пытался идти самостоятельно, но много ли находишь со сломанными ногами, да еще по горам.

Не мог не понимать, как трудно ей пришлось. Милая, домашняя, интеллигентная девушка. И даже профессия хирурга, с ее неизбежным цинизмом (попробуй, не стань циником, когда каждый день с ножом на человека идешь!) тогда еще не успела наложить на нее окончательный отпечаток.

Понятно становилось и то, что она от мужиков шарахается. Насилие обычная вещь на войне. И чаще всего это не желание секса, это желание сломать, растоптать, унизить того, кто слабее. А для многих мужчин женщина априори слабее. Женщинам не место там, где свистят пули. И неважно, кашу она варит или людей штопает.

Когда я аккуратненько навел справки о Лисе, то узнал много интересного. На нее действительно молились, о ее способностях ходили легенды. Молва утверждала, что она чуть ли не воскрешала людей наложением рук. Конечно, будучи врачом с большой буквы, девочка искренне считала, что ее место там, где она нужнее всего. Но куда смотрел ее муж? Он обязан был, как привязанный, за ней таскаться, обеспечивая девчонке безопасность. Вместо этого, чмушник спокойно отпустил ее на войну, а сам остался в Москве заниматься своими делами.

И почему он ничего не сделал, когда она вернулась? Да он должен был землю носом рыть, только бы помочь Лисе адаптироваться к мирной жизни.

Честно говоря, с моей точки зрения, этот ее муженек выглядел настоящим козлом. Мужик обязан защищать свою женщину.

Пребывая мои размышления, Лиса вздохнула, облизала губы и закончила свой рассказ:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Видишь, ничего у нас с тобой не получится.

— Глупости, — возразил упрямо.

Налил в стакан компот и протянул рыжей.

— Выпей, у тебя в горле першит.

— Спасибо.

— И послушай меня. Если бы ты стала рассказывать, что до сих пор любишь своего умершего мужа, я бы просто закрыл тебя в доме и вызвал бы охрану. Не дергайся, — попросил, заметив, как она напряглась, — под подол тебе не полез бы. Не в моих правилась баб силой брать. Но скажу честно — через неделю сидения в доме, мы оказались бы в одной койке. И это было бы совершенно добровольно и нормально. Может быть, ты и поерепенилась поначалу, но потом все бы утряслось. И жили бы душа в душу, долго и счастливо. Но, к сожалению, дело не в твоем муже — царствие ему небесное. Ты была на войне, это я понимаю. Война меняет людей. И плен меняет людей. Я воевал, поэтому знаю, что говорю. И пошла ты на эту войну не просто так, а жизни спасать. За это тебя можно только уважать.

— Спасибо, — повторила Лиса.

— Не за что, — хмыкнул в ответ. — Лиса, я не люблю говорить всякие красивые слова. Понимаю, что женщины их любят, а вот я терпеть не могу. Просто хочу быть с тобой. Всегда.

Рыжая посмотрела на меня и ответила:

— Знаешь, если бы я могла любить, я полюбила бы тебя.

— Кто внушил тебе такую чушь, что ты не можешь любить? — удивленно поинтересовался у нее. — Ты же врач. Не психолог, конечно, но ведь какие-то зачатки психологии ты проходила? Должна понимать, что это просто защитная реакция твоего организма на стресс. Она немного затянулась, но это поправимо.

— Когда хочешь поправлять, а я не уверена, что хочу. Вернее, до сегодняшнего дня, я была уверена, что меня все устраивает.

— А сегодня?

— А сегодня я смотрю на тебя и немножечко жалею, что я такая.

— Какая? — передразнил ее.

— Егор, мне комфортно с моей «затянувшейся реакцией на стресс». И даже с чувством вины за смерть Кирилла, я как-то сжилась.

— Чувство вины? Что за глупость?

— Это не глупость, — возразила упрямо. — Если бы я хоть чуточку больше старалась вернуться к нормальной жизни, Кирилл не ушел бы из дома под Новый год. Но я закрылась в своей скорлупе. Я почти забыла о том, что не одна, что у меня есть муж. Мы редко с ним виделись. И дожили до того, то однажды я поняла — больше не люблю его. Мне нужно было сразу с ним расстаться, как только я вернулась в Москву. А я была занята собой и совершенно не думала о нем. Разве он мог жить с такой женой? Он же живой человек. Он все ждал, когда я стану прежней. Ждал, ждал, а потом понял, что не дождется. И ушел.

— Может быть, в чем-то ты и права, — осторожно начал я, — но том, что он сел в самолет, который разбился, нет твоей вины. Он мог не лететь никуда, даже если решился уйти из дома. Но он полетел. Случайность. Судьба. Назови, как хочешь, но в том, что он погиб, ты не виновата.

— Я бы хотела в это поверить. Но у меня не получается. Пока не получается.

— Пойдем в дом, — предложил ей. — Холодает.

— Пойдем, — рыжая встала.

— Лиза, давай попробуем быть вместе, — попросил ее.

— Ты всегда прешь напролом? — спросила рыжая. — От тебя трудно отделаться, я это еще в первый раз заметила.

— Да, — согласился с ней, — в первую нашу встречу тебе пришлось браться за оружие.

— Я тебя удивила?

— Удивила, заинтересовала, очаровала, уязвила.

— А уязвила-то чем?

— Ну как же, меня, супергероя, сделала какая-то финтифлюшка на шпильках.

— Ты поэтому стал меня искать?

— Я стал искать потому, что меня к тебе потянуло. Впервые потянуло к женщине с такой силой. Я серьезно, — добавил, заметив скептическую улыбку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И нет от тебя спасенья, — покачала головой рыжая.

— Так я же Рок, — сказал ей. — Лиса, как можно избежать рока?

Она молчала, и я продолжил уговаривать: