Плащ и галстук (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

— Да, видимо это! Это! Это сейчас! — товарища Молоко нимало не смущало то, что она болтается в метре над землей, — Поставь меня, Нель! Я всё! Товарищ Сюин! Уберите отсюда детей!

Дети, разумеется, лезли на крышу, ворочая по сторонам любопытными жалами. Что мелкие дети, что средние, что отмороженные. Прекратить этот бардак удалось быстро — майор прогнала всех с пролета вниз, а я покрыл ступени слизью, вызвав много возмущенных воплей.

Когда мы вернулись, молний уже не было. Лишь содрогающееся призрачное тело, почти полностью покрытое своими роскошными волосами, заключенное в изолирующую сферу способности китаянки.

— Сейчас иммунный отклик должен начаться, — выдохнула ученая, — Энергетический конфликт.

— Это серьезно?! — с сжатых кулаков матери Юльки капала кровь.

— Сама как думаешь?! — напряженно прошипела полная женщина, — Это теория, дура! Голая, чистая теория! Была! А теперь мы видим натуральный метаморфоз! Ломка! Эволюция! Мутация! Деградация! Я не знаю, как оно пройдет! Это были лишь предположения! Мы знаем — крохи! Мы двигаемся буквально на ощупь!

Тем временем тело Юли хаотично пробовало измениться. Оно меняло одну человеческую форму на другую, ненадолго становилось геометрическими фигурами, превращалось в заключенный в сферу туман, бессознательно дергалось и шло волнами. Всё это в ночной тишине под скрип наших с майором зубов. Зрелище, изначально бывшее просто тревожным, теперь меня дёргало ни на шутку. Молоко провела рискованный эксперимент без понятного конечного эффекта, во что он может вылиться…

— Ваши псевдотела, товарищи призраки, — тем временем говорила не отрывающая от сферы взгляд ученая, — являются неполной метаморфозой. Несовершенной, нестабильной. Вы все, без исключения, можете общаться речью, но как? У вас нет голосовых связок. Ваша грудь двигается, несмотря на то что дышать вам не нужно, вы можете летать, но подсознательно ограничиваете свою высоту, все как один. Всё дело в мозгах. Мы ими не только думаем, осознаем себя, мыслим. Мозг — это контрольный орган для всего тела. Он регулирует буквально всё. Всегда. И если ему напомнить то, кем он был раньше, до шока первичной инициации, если дать ему возможность собрать весь комплект эмоциональных резонансов, то…

На «пол» сферы Цао Сюин упала девушка. Юлька, конечно, кто же еще. Её лицо, её фигура, её волосы. Такие же молочно-полупрозрачные, как и были. Отличие было лишь в том, что шикарная грива волос Палатенца перестала изображать из себя красочную картину тряпки под водой, а вместо этого послушно накрыла хозяйку, уже предпринимающую робкие попытки подняться. Руки Юльки, скользнувшие по скользкой сфере, её подвели, от чего не знавшее ранее законов гравитации (какое-то время) тело младшей блондинки с размаху впечатало свое личико в «стенку» силового поля.

— Ай! — услышали мы недовольное. Почему-то от этого короткого вскрика у меня с души упал камень размером с Джомолунгму.

— …тогда полностью вспомнивший всё мозг подчинит себе псевдоматерию, — прошептала Молоко Нина Валерьевна, один из лучших специалистов по неосапиантам в мире, — Он сможет создать Симулякр.

Глава 7. Человек звучит

Первыми меня с утра ждали куриные яйца. Как всегда, аккуратно прижатые к телу так, чтобы я, сонно ворочаясь при пробуждении, обязательно их раздавил, угваздав себя и матрасик. Фиг там был, мы люди опытные уже, аккуратно яйчишки убираем, затем аккуратно поднимаемся аки вампир в гробу под протестующих скрип пружин. Следом идёт масло, совсем чуть-чуть, но разлитое именно в том месте, куда я ставлю ноги, вставая с кровати. Тоже штука знакомая и частая за последние полтора месяца, даже с излишком.

Хм, и где собака порылась на этот раз?

Поручень кровати, за который я схватился, оказался смазан детским кремом. Что-то много сегодня смазки, но это явно неудачный ход, прямо аж странно. Зорко оглядываю пол — других лужиц нет. Лаааадно. Упор на кулаки, слегка подбросить себя в воздух и… оп! Стою на твердом. Какой я молодец. Конечно, куда проще и лучше было бы превратиться в туман, но в комнате меня где-нибудь да поджидает проволочка под напряжением. Плавали, знаем.

И тут мне на голову падает таз. Пластиковый, легкий, воды на донышке, но она, эта вода, ошпаривает меня лютой холоднюкой по самому родному!!

Мой вой, скорее всего, был услышан даже в Севастополе, который за пару сотен километров. А вот гнусное хихиканье диверсантки, готов поспорить, не слышала ни одна живая душа, даже я. Но вообразить — вообразил!

— Это последний день…, — с чувством произнес я, философски закуривая на балконе, — Последний. Самый.

Да, завтра с утра мы закидываем чемоданы на автобус и возвращаемся домой. Это жаркое, солнечное, совершенно дурацкое лето подходит к концу. Позади тренировки, позади несколько мелких бытовых ЧП и одно крупное, образовавшееся из радостного запоя Окалины Неллы Аркадьевны, празднующей возвращение любимой дочери во всей её эмоционально двенадцатилетней прелести. Две недели мы, те, кто считаем себя взрослыми, ходили с туго сжатыми булками из-за того, что наш главный актив, силовая поддержка и авторитет была в сиську пьяной, тратя время лишь на сон, слегка на еду, а все остальное — на пьянки и люлюканье с Палатенцом.

Недосып был тогда нам другом, спутником и верным товарищем.

Ну а в остальном что? Правильно, Юлька. Окалина Юлия Игоревна, кактус ей под хвост. Представьте себе почти неуязвимого и бесконтрольного призрака, которого колбасят детские эмоции и хотелки? Который понятия не имеет, что делать со всеми этими чувствами? У которого каждый импульс приоритетен перед вообще любыми доводами логики? Который никого не хочет слушать?

Подобное уже было при первом «пробуждении», но сейчас вылилось в настоящее стихийное бедствие. Чувства заслуженной актрисы большого кино, сейчас ведущей себя как… летающий ребенок на кофеине, щадились только слезными мольбами товарища Молоко, которую наша Юленька изредка и нехотя но слушала.

Пока та же Молоко не втолковала празднующей матери, что за беснующееся чадо надо браться всерьез, мы чуть не поседели. Палатенцо даже Сидорову довела настолько, что та, раздув пожар своей злобы из головы вообще ни в чем не виноватого мимо проходившего Васи, носилась с этим факелом по всей территории «Лазурного берега», издавая нечленораздельные вопли ярости. Причем, та самая ни разу не спортивная Сидорова, исправно дохнущая на каждой «разминке», резво уклонялась от изолирующих сферы бабы Цао, буквально предугадывая их появление! Еле скрутили тогда её.

Ну а теперь страдал только я. Это же надо как подготовилась, даже Светочкину развела на её переохлажденную воду… И ведь как летала-то с тазиком, как летала! Оставалась вне моего поля зрения всё это время. Аж страшно становится. Гениальный интеллект, прорва знаний, и всё это в руках неуравновешенного ребенка. Одно утешение — если злой Витя превращается в туман и устраивает шкодливому призраку приключения кота в стиральной машине — то ту потом долго колбасит и даже, вроде бы, тошнит.

С некоторым внутренним неприятием я принял холодный душ, а потом, подумав, принялся собираться. Процесс упаковки сумок после этого напряжного лета вызывал буквально чистое удовольствие. Никаких больше пионеров, никаких заносчивых комсомольцев, никаких жестких как обувная подошва инструкторов. Никакой Сидоровой, ходившей за мной по пятам почти неделю перед тем, как погрязнуть в общем пороке второго этажа! Никакой Окалины, у которой отдых сводится к процедуре «три дня бухать, час погреться на солнце»!